Дылда Доминга - Erratum (Ошибка)
- А если отказаться от бойни?
- Отказаться, говоришь? - старик прищурился. - Допустим, хотя мне такого не приходилось видеть. И что? Один слопает хлеб и сдохнет с непривычки. Такое уже тоже было, правда, никто не отказывался, тот сам до него дорвался в борьбе.
- Но зачем тогда те, кто дают хлеб, дают так много?
- Они же верят в лучшее в людях, хотят спасти больше.
Лили тяжело вздохнула.
- Посмотрим, как ты откажешься, когда это случится. - Он затрясся от смеха и пошел прочь от Лили.
Все случилось неожиданно. Однажды их надсмотрщики в небе как-то особенно громко загалдели и засуетились, сбившись в единое облако, а затем появился луч света, и хлеб полетел вниз на сухую землю. Десятки рук взметнулись вверх в жаждущем жесте, но они так желали его, так боролись, подпрыгивая и отталкивая друг друга, что хлеб отлетел и упал прямо у ног стоящей в стороне Лили. Толпа замерла, глазея на нее, не в силах сдвинуться с места, прикидывая, сколько времени потребуется им, чтобы сократить до нее расстояние, и сколько понадобится ей, чтобы проглотить его. Но она стояла какое-то время, как вкопанная, совсем не просчитывая, как побыстрее проглотить хлеб, пока до нее не добежали остальные, а просто глядя в их лица, а затем наклонилась, но как-то неспешно и мягко, без жадности подняла хлеб с земли и стала ломать его на части. Люди, словно загипнотизированные смотрели на нее. А затем она просто пошла к ним с ломтями в руках, и сама протягивала каждому кусочек. Они принимали молча, запихивали в рот, глотали и растворялись в свете и так до тех пор, пока в руках у нее не остался последний ломоть. Тогда ее глаза встретились с глазами старика.
- Кто ты? - он взял из ее рук протянутый кусок.
- Лили, - она улыбнулась ему на прощанье, перед тем как он растворился в воздухе.
Свет исчез, а сотни разъяренных надзирателей ринулись к ней сверху, и она утонула в шелесте их крыльев.
Тоска и ветер - так бы она назвала мир, в котором оказалась . Все здесь было серым и унылым. Ветер неустанно разрушал жилища, и потому обитатели жили в руинах, иногда у их комнат не хватало целых стен, а у домов - крыш и верхних этажей. Вокруг царила сырость и запустение. Сквозняки пели грустные песни, дополнявшиеся скрипом несмазанных дверных петель. Покосившиеся проемы окон, их пустые глазницы внушали мысль о заброшенности.
Лили заглянула в одну из комнат, и увидела сидящую на кровати девушку. Та склонилась к старому патефону и слушала поцарапанную пластинку, которая заедала на каждом круге, как только доходила до царапины. Лили аккуратно подхватила ножку с иглой и отвела ее в сторону. Девушка подняла на нее невидящий взгляд.
- Кто ты? - спросила Лили.
- Бьянка, - ответила девушка. - Это моя пластинка. - Она подошла к проигрывателю, и вновь по кругу зазвучала музыка. Бьянка вернулась на место и слушала ее, словно не было ничего лучше на свете.
- Бьянка, - позвала Лили, но та даже не повернулась в ее сторону.
Лили побрела дальше и через стену вошла в другую комнату, где писатель заканчивал очередной лист своей рукописи и затем бросал ее на пол, брал следующий, и все повторялось.
Лили подняла один из листов с пола, чтобы почитать, о чем он пишет, но человек тут же вскинулся на нее:
- Не смейте, оно еще не закончено, вы мне все спутаете. Не трогайте!
- Как можно спутать то, что и так разбросано по полу, - удивилась Лили.
- Уйдите! Подите прочь! - Он снова с головой ушел в работу над очередной страницей.
Лили все-таки пробежала глазами несколько строчек и осторожно вернула лист на то место, откуда его взяла. Потом, склонившись и уже не беря их в руки, взглянула на другой, и еще один, и еще, и поняла, что все они заполнены подряд одной и той же фразой. Рука писателя на новой странице выводила все то же предложение в тысячный или миллионный раз.
Лили тихо, чтобы не потревожить его, вышла из комнаты, и закрыла бы за собой непременно дверь, если бы таковая была, но писатель сидел, словно на сцене, в декорациях из бумаги.
- Мне кажется, двойственность подобного постулата на лицо, - услышала она мужской голос.
- Но теория гласит, что мы не можем избежать двойственности, как единственно верного метода исследования, - заметил другой.
- Нет, позвольте, тут вы сами себе противоречите...
- Простите, - Лили запуталась в каком-то строительном хламе, и едва не повалилась на одного из них. - Простите, я не хотела.
- Вопрос желания или не желания - тоже весьма интересная вещь в философских категориях, - заметил один из них, тот, что был повыше.
- Коллега, не увиливайте, - произнес приземистый мужчина с аккуратной бородкой. - Мы с вами говорим о чисто эмпирических величинах...
Лили снова потеряла нить их беседы. Поток произносимых ими слов казался ей сложным и бессмысленным одновременно.
- Что вы думаете по этому поводу? - спросил у нее высокий.
- Ничего, вы говорите какую-то бессмыслицу, - прямо ответила она, и на какое-то время оба умолкли, затем тот, что пониже, начал снова:
- Не кажется ли вам, что само понятие смысла не имеет четко определенного значения с точки зрения...
Лили не могла больше их слушать и, как можно быстрее, сбежала прочь. Но везде, куда бы она ни посмотрела, были одинокие, занимающиеся какой-то бесцельной ерундой, люди.
- Что это за место? - спросила она полупрозрачную фигуру женщины в темно-фиолетовом плаще, стоящую возле обваленной стены дома.
- Первый слой, - прошелестела женщина, словно ветер прошелся по углам здания. - Неверие.
И стоило ей только произнести это слово, как Лили осознала: вот что здесь случилось - все было лишено смысла, веры, цели.
- Почему же я не пишу какую-нибудь ерунду или не слушаю пластинку по кругу?
- Ты мне скажи, - произнесла фигура.
- Я верю, - сказала Лили, и мир картонными декорациями осыпался прямо у нее на глазах.
- Лили, Лили! Ты слышишь меня? - кто-то тряс ее и хлестал по щекам, а она ощущала себя ныряльщиком, ушедшим глубоко на дно, и требовалось столько времени и сил, чтобы всплыть на поверхность и ответить.
- Лили!
- Слышу, - с трудом выговорили ее непослушные губы.
- Дурочка, ты хоть понимаешь, что ты натворила! Кто тебя учил соваться головой сразу в пекло! Я же говорила, что с коконом так нельзя! Что даже я не представляю, как его разрушить, и едва ли вообще кто-то представляет! Ты слушала меня вообще?
- Грерия, - Лили узнала лицо, маячившее перед ее глазами.
- Что ты натворила? - уже чуть спокойнее спросила та.
