Дино Динаев - Дурная Слава
— Руки! Ручки! Заходи, пока я тебя не взгрел! Дурная молодежь и шутки у вас такие же!
В холле уже ждал Габалло.
— Какой славный мальчик! А где папа?
— Он меня встретит, — Артем протянул паспорт и доверенность.
Андреас небрежно взял бумаги и связался с шефом.
— Проводи его в подвал, но в депозитный зал не пускай. Я сам. Своих вертухаев не забудь выпроводить, — приказал Бурмистрович.
Габалло выполнил все рекомендации начальства, и вскоре они остались одни в ярко освещенном подвале, перегороженной бетонной стеной с круглой сейфовой дверью.
Перед стеной имелась решетка. В подвале держался могильный холод. Спустился Бурмистрович.
— Шуберт? Ключи принес? Не опасайся, у нас все по честному.
— У вас руки чистые? — неожиданный вопрос сбил с толку Бурмистровича.
— Это ты фигурально? Конечно чистые. У банкира должны быть чистые руки. Хотя знаешь, люди совершенно не умеют ценить деньги. Порой попадаются такие экземпляры. Навоз в них заворачивают что ли?
Бурмистрович жадно выхватил у мальчика льдисто поблескивающий ключ и пластиковую карточку с указанием номера ячейки.
— Золотой ключик! — дурашливо воскликнул он.
Откинув решетку, он набрал код, и сейфовая дверь плавно с сиплым вздохом гидропривода отошла вбок. Этот момент банкир всегда воспринимал благоговейно.
Собственно, у АМБ было несколько депозитных залов, но после аврала, утроенного Борманом, все их содержимое снесли в наиболее крупный зал. Нельзя было сказать, что здесь был беспорядок, но чтобы найти нужную ячейку пришлось повозиться.
Наконец вдвоем с Габалло они вытянули на пол длинный металлический пенал.
Бурмистрович отпер его ключом, взятым у мальчишки. Внутри лежал самый обычный с виду чемодан. Артем безропотно уступил им и ключ от чемодана. Внутри пачками, связанными вульгарными самодельными «вязанками», лежали деньги. Бурмистрович сразу уразумел, что настоящие. Они были готовы к немедленному употреблению, но банкир надергал купюр из разных пачек и послал Габалло наверх: к проверочной машинке.
— Так, где же твой папа? — вкрадчиво спросил Бурмистрович.
— Он не велел говорить, — бесхитростно ответил Артем. — Он сказал, что это страховка. А вы действительно хотите нас обмануть?
Притворному возмущению банкира не было предела. Потом вернулся Габалло, по его довольному виду, а также по тому, что он так и не вернул взятые для проверки купюры, стало понятно, что последняя прошла успешно. Бурмистрович сделал знак, и Габалло прижал к лицу мальчика толстый кусок ваты, обильно смоченный хлороформом.
На лице мальчика возникло выражение невыносимого ужаса, потом он обмяк.
Действуя слажено, мужчины подкатили тележку, используемую для транспортировки тяжелых реквизитов, уложили на дно мальчика, чемодан с деньгами и прикрыли сверху стопками пустых мешков из прачечной. После чего на транспортном лифте поднялись в технический терминал. На бронированных воротах дежурил доверенный человек Габалло, без лишних вопросов включивший их на подъем.
Увидев выскочивший из банка броневик для перевозки денег, Бен насторожился. Он сердцем почувствовал, что что-то пошло не так. Он кинул на стойку бара деньги и, уже бегом направляясь к машине, набрал номер Бурмистровича. Ему никто не ответил, банкир велел секретарше внести номер в разряд «неприкасаемых», и Бен понял, что пришла беда. Он лихорадочно завел машину и вклинился в поток машин, идущих через центр. Через пять минут он нагнал искомый броневик в проулке. Машина стояла у обочины, Бен тоже припарковался и стал ждать. Долго ждать не пришлось, минут через десять пришел человек из банка (тот, кто открывал ворота), отпер машину дубликатом и вернулся обратно в банк. Когда перед носом захлопнулись резные ворота АМБ, Бен почувствовал себя так, словно жизнь его закончилась.
Особняк Бурмистровича располагался в «Ареале». После того, «Роса» начала скупать в поселке недвижимость, многие прикупили здесь дома. Правда, старались здесь не жить. Место было гнетущее.
Так что в основном в доме находилась, следя за порядком, экзотическая семейная чета под странной фамилией Джуда. Они называли себя чеченцами и были преданы как собаки. Джуда-муж сторожил, жена работала прислугой, оказывая хозяину сексуальные услуги. Муж догадывался об этом, но молчал. Редко кто слышал, чтобы он что-нибудь сказал, поэтому соседи называли его немым. Это стало кличкой.
Бурмистрович сам порой говорил:
— Передайте Немому. Пусть Немой сделает.
Джуда все его прихоти выполняли беспрекословно. Бурмистрович же их за людей не считал, как не обращал внимания как, например, на автоматические ворота в гараже.
Открываются и ладно.
Немой затворил ворота за въехавшей машиной и пошел в свою будку, совершенно не интересуясь, что там хозяин выгружает из багажника. Габалло перенес мальчика в дом и запер в узком чулане, где хранились швабры и ведра.
Бен превратился в придаток телефона, но когда раздался долгожданный звонок, это прозвучало так неожиданно, что он едва не выронил трубку из запотевших рук: шутка ли три часа держать сотовый в руке, не выпуская, боялся пропустить звонок.
Сидор Иванович не стал ему сразу звонить, решив сначала промурыжить клиента, чтобы он созрел. Он отвел Джуду-жену в спальню и неторопливо отымел. Оргазм его был тем сильнее, что он чувствовал, что сейчас испытывает отец похищенного ребенка. Дергается, психует, седеет на глазах. Чтобы продлить удовольствие, он еще принял виагру и закурил.
— Все? — спросила Джуда.
— Сейчас покурю, и еще будет, — пообещал банкир и свое обещание выполнил.
Через полчасика он соизволил спуститься вниз и позвонить.
— Смотри, как я его буду делать, — похвастал он Андреасу, а ответившему на первом гудке Бену заявил. — Хочешь получить своего сына живым-здоровым, а не по кускам?
Знаю, что хочешь. Думаю, на такое дело не жаль и весь миллион отдать. Короче, привезешь доверенность на всю сумму.
Бен был опустошен, уничтожен, он был не способен торговаться и, не обратив внимания, что встреча назначена в глухом месте, рядом со свалкой, да еще ночью.
Он ничего не мог поделать, условия диктовали другие. Как и всегда. Но самое главное, он не подумал о том, зачем могла потребоваться доверенность, если все деньги уже у вымогателей.
Следующие действия Бен совершал как в бреду. Ехал к нотариусу, пару раз едва не въехал в задок едущим впереди, оформил доверенность, звонил Ерепову с просьбой об отгуле. Уладив дела задолго до указанного срока, он заметался, совершенно не представляя, что делать дальше, чем заполнить оставшиеся часы до того, как сын окажется на свободе. В душе была тоска, безнадега, он подозревал самое худшее и ни во что уже не верил. Это был его крест. Наказание божье за все его грехи.
