Хелен Уэкер - Голем и джинн
Едва придя к этому решению, Шальман, словно в награду, почувствовал под ногами явный след — на углу Хестер-стрит и Кристи-стрит, еще в еврейском квартале. Он ходил по этим улицам десятки раз, но именно сейчас заурядный перекресток буквально светился перед его глазами, каждым своим дюймом излучая притяжение. Объект его поисков был здесь совсем недавно, возможно даже сегодня.
Шальману хотелось сплясать прямо на улице, но он заставил себя сохранять спокойствие. Медленно повернувшись вокруг своей оси, он сразу же понял — вот то, что ему надо. Здание на юго-западном углу. Крыльцо и, как ни странно, большой горшок с запущенным растением у самой двери манили к себе как магнит. Но на этом все интересное кончалось. Сама дверь была обыкновенной и скучной. Выходило, что неизвестный поднялся по ступенькам, может, чтобы поговорить с кем-нибудь или заглянуть в дом, а потом опять ушел. Но куда?
Он снова спустился с крыльца и пошел по улице, не думая, куда идет, а только слушая свои ноги. Они привели его еще к одному дому, куда более убогому и запущенному, чем первый, и на этот раз след не прервался у двери. Шальман осторожно зашел в вестибюль, чувствуя, как подошвы липнут к грязному полу. След вел его вверх по темной шаткой лестнице, на пропахшую капустой площадку, а потом исчезал за одной из дверей. Он приложил к ней ухо, но никаких голосов не услышал — только чье-то сонное дыхание.
Пока он стоял, не решаясь постучать, кто-то вышел из расположенной на площадке уборной. Шальман отступил в тень и оттуда увидел, как беременная женщина в ночной рубашке сонно бредет к той самой двери, которая заинтересовала его. Аура вокруг нее была до того сильной, что физически притягивала его.
— Простите, — шагнул из темноты Шальман.
Он говорил совсем тихо, но женщина тем не менее подпрыгнула от испуга.
— Господи! — ахнула она и прикрыла выпирающий живот рукой.
— Я хочу только спросить, не могли бы вы мне помочь. Я ищу… — он немного помолчал и назвал наугад, — Хаву Леви.
Это имя, похоже, испугало женщину еще больше.
— Я уже давно ее не видела. — В ее голосе мешались страх и подозрительность. — С какой стати вы ищете ее здесь?
— Мне сказали, что она может здесь появиться. Один наш общий знакомый.
— Ахмад? Это он прислал вас?
Шальман поспешил воспользоваться неожиданной подсказкой:
— Да, меня прислал Ахмад.
— Кто бы сомневался! — со злостью огрызнулась женщина. — Так вот, скажите ему, что он не получит свои деньги скорее, если станет меня преследовать. А вы, старый человек, постыдились бы! Куда это годится — пугать в темноте беременную женщину!
Ее голос становился все громче и пронзительнее. Вот-вот кто-нибудь услышит ее и выглянет на площадку. Все, хватит церемоний. Он схватил ее за запястье, как раньше делал с раввинами. В первый момент она попыталась вырвать руку, но потом затихла.
— Кто такой Ахмад? — спросил он.
И еще до того, как она ответила, в мозгу у него вспыхнул ослепительно-белый свет, обжигающий, словно адское пламя.
Шальман бросил руку женщины и, покачнувшись, отступил, протирая глаза, чтобы стереть след страшного огня. Когда к нему вернулось зрение, женщина смотрела на него испуганно и недоумевающе, явно не помня ничего из того, что случилось.
— Вам плохо? — спросила она.
Проскочив мимо нее, Шальман бегом спустился по лестнице и выскочил в ночную темноту.
На улице он остановился и глубоко вдохнул сырой воздух. Что это было? Что промелькнуло у этой женщины в голове? Пламя, которое обжигает, как огонь геенны, но все-таки кажется живым. Но ведь она назвала его Ахмадом и говорила о нем как о человеке! Где здесь смысл? Не действует ли тут иная сила, еще не доступная его пониманию?
Ахмад.Он понятия не имел, что это за имя.
* * *Атмосфера в «Пятнистой собаке» к ночи накалилась. Уже троих драчунов хозяин выставил за дверь. Но на Майкла, сидящего в дальнем углу, никто не обращал внимания. Интересно, что думают о нем местные завсегдатаи, мускулистые рабочие с фабрики и докеры? Считают его трусливым, забитым бюрократом, которого пугает долгий путь домой? Не так уж далеко от истины, решил Майкл.
Он еще раз пролистал записки покойного дяди, пробежал глазами формулы и диаграммы. Записку жене он отправил в половине восьмого, а сейчас уже одиннадцать. Забыв о стакане, Майкл пил подозрительный напиток прямо из бутылки. Разум его по-прежнему настаивал, что все написанное дядей — плод старческих заблуждений и суеверий, но бастионы разума уже рушились.
Майкл сделал последний глоток из бутылки, собрал бумаги, вышел на улицу, и его вырвало. Лучше ему от этого не стало. Шатаясь, он добрел до приютного дома. Там было темно и тихо. У себя в кабинете Майкл выдвинул переполненный ящик стола и запихал в него дядины записи. Фраза «Как привязать голема к новому хозяину» на верхнем листе бросилась ему в глаза. Болезненно сморщившись, Майкл захлопнул ящик.
Комната крутилась вокруг него. Ему было некуда пойти, кроме работы и теперь уже ненадежного дома. А что же друзья? Он забыл их всех, погрузившись в туман работы и вечной усталости. Не осталось никого, кто захотел бы поговорить с ним или позволил переночевать у себя на диване. А сейчас ему очень нужен был человек, который смог бы выслушать его, не осуждая, и посмотреть на все со стороны ясным и непредвзятым взглядом.
Джозеф. Можно ведь поговорить с Джозефом! С человеком, за последнее время ставшим ему почти другом. Даже сквозь алкогольный туман Майкл понимал, что будить посреди ночи своего подчиненного, дабы излить ему душу, — это совершенно непозволительное поведение. Тем не менее он поднялся по лестнице и подошел к спальне.
Койка Джозефа оказалась пустой.
Майкл стоял в темноте спальни и чувствовал себя преданным. Чем мог заниматься Джозеф в городе в такое время? Майкл присел на койку. Может, его помощник вышел прогуляться, устав от духоты в спальне? И все-таки подозрение неприятно кололо. Он вспомнил, что жена спрашивала его о Джозефе и что он почти ничего не мог рассказать ей. Почему она так заинтересовалась?
Никогда прежде он не позволял себе вмешиваться в жизнь своих гостей. Кроме того, кругом были люди, и любой из них мог проснуться и увидеть его. И тем не менее Майкл засунул руку под койку Джозефа и скоро нащупал там ручку старомодного саквояжа. Он вытащил его наружу. От саквояжа пахло старостью и плесенью, словно он уже не одно поколение стоял под множеством разных коек. Замок, скрипнув, открылся. Внутри Майкл обнаружил несколько аккуратно сложенных предметов одежды и старый молитвенник. Ни фотографий родных, ни безделушек, напоминающих о доме. Неужели тут хранилось все, чем Джозеф владел в этом мире? Даже для приютного дома это было чересчур убого. Возможно, Майкл пожалел бы старика, но из-за его странного отсутствия такая скудость казалась даже зловещей — как будто Джозеф Шаль вовсе не жил на свете.
Майкл понимал, что надо засунуть саквояж обратно под кровать и поскорее уходить, но он так устал, что был не в силах подняться. Вместо этого он снова достал молитвенник и стал его перелистывать, словно надеялся найти в нем ответ. Лунный свет упал на раскрытую страницу, и тут же стало ясно, что это не обычный молитвенник, а старая, обожженная по краям рукопись. И то, что он считал молитвами, оказалось формулами, заклинаниями и магическими заговорами.
Не веря своим глазам, он листал страницы. Майкл шел к Джозефу за поддержкой, и что он получил взамен? Его дядя, жена, а теперь еще и это: они все словно устроили против него заговор, заставляя сомневаться во всем, что он привык считать истиной.
На одной из страниц, испачканной чем-то похожим на засохшую глину, было написано знакомым неряшливым почерком Джозефа:
Ротфельд хочет от жены: Покорность. Любопытство. Ум. Добродетельное и скромное поведение.
Покорность присуща от природы. Ум — самое сложное. Любопытство — самое опасное, но это проблема Ротфельда, а не моя.
И потом ниже:
Она готова. Прекрасное творение. Завтра Ротфельд уплывает в Нью-Йорк.
Она станет ему превосходной женой, если не уничтожит его раньше.
24
В вестибюле ничем не примечательного дома близ гудзонских доков Иегуда Шальман, запрокинув седую голову, с изумлением рассматривал ни на что не похожий металлический потолок.
Он находился сейчас всего в полумиле от Хестер-стрит, но дорога сюда заняла почти час. След петлял и заводил его то в безлюдные переулки, то вверх по пожарным лестницам на густоисхоженные крыши, а потом через деревянные мостки и снова вниз. В конце концов он оказался на Вашингтон-стрит, где обилие следов совсем сбило его с толку. Они перекрывали друг друга, и каждая лавка, каждый тупик манили и притягивали. Шальман несколько раз прошелся по улице и наконец выбрал самый свежий след, который и привел его в этот дом с ярко освещенным вестибюлем. Он вошел в подъезд, и некая сила заставила его поднять глаза кверху.
