Дино Динаев - Собака Кантерсельфа
Обложили. Пришлось возвращаться. Еще не вечер, подумал Никитос. Полковника так просто без хрена не сожрешь.
Они вернулись в сауну, и стоило ему включить свет, как Марина вскрикнула. За время их отсутствия в бане побывали гости и явно не для помывки. Первым делом они демонстративно привели в негодность вещи, которые принесла Марина. Ведро было смято в блин, на нем, верно, прыгал кто-то здоровый. Швабру изломали, по крайней мере, в десяти местах.
Стол и кровать опрокинуты. Матрас распущен на длинные рваные лоскуты, как будто на нем драли дикобраза.
Никитос в бешенстве распахнул дверь и оказался лицом к лицу с тремя спецмоновцами. Дула автоматов смотрели ему в лицо. Никитос беззвучно ругнулся.
Спецмоновцы нагло расхохотались, открыто потешаясь над ним. Никитос с треском захлопнул дверь.
– Ты разве им не командир? – не преминула поддеть Марина, у женщин это всегда здорово получалось. – Я плохо соображаю в армейских делах, но, по-моему, полковник старше сержанта.
– Ну, ты то хоть не лезь! – в сердцах воскликнул Никитос.
– Действительно, чего я суечусь, меня завтра и так отпустят, – обиделась она.
– Тебя не отпустят, тебе дадут полную свободу, – мрачно поправил он. – А ты знаешь, что такое полная свобода?
– Нет, а что? – обеспокоилась Марина. – Что происходит, ты можешь объяснить?
За стеной кашлянули. Никитос прыжком подскочил к выключателю и выключил свет. В темных окнах мелькали тени. Марина поспешно ткнулась ему в плечо, и он успокаивающе обнял ее. Затем он вернул кровать на место, кое-как приладив на ней остатки несчастного матраса.
– Ложись в постель, – прошептал он.
– Зачем?
– Ложись и ори!
Так как на окнах не было штор, то он прикрыл их картоном. Марина продолжала упрямо торчать среди комнаты, он нашарил ее руку в темноте и усадил на рваный матрас.
– Ты можешь изобразить секс? – спросил он. – Мне надо кое-что достать.
Он объяснил ей, что надо делать, и она более-менее поняв его затею, стала раскачивать кровать и негромко постанывать.
– Громче можешь?
– Это будет ненатурально. Я никогда не ору.
– Моим архаровцам все сойдет.
Под все усиливающиеся женские крики Никитос зашел и заперся в туалете, только после этого включил свет. Перекрыв воду, он отсоединил унитаз и перевернул. На пол хлынули остатки воды. Сунув руку в агрегат, достал массивный целлофановый пакет, перетянутый проволокой. Размотав его, он достал тяжелый хлопчатобумажный пояс, в котором хранились все его сбережения: доллары, снятые с убитых сумитских ублюдков, золотые кольца и часы, обменянные и выигранные, африканские золотые же монеты с профилем какого-то негра.
– Вот оно значит как. Демобилизация,- вздохнул Никитос.
Не страдающий предрассудками, полковник надел пояс и тщательно спрятал под одежду. Когда он вернулся в комнату, за окнами открыто комментировали происходящее.
– Что-то долго не кончают, – делился сомнениями сержант.
Полковник исправил ошибку, прикрыл рот Марине и заржал по – жеребьиному.
– Вот это вдул! – уважительно отозвался сержант.
– Передохни пока, – прошептал Никитос в ухо женщине.
– Ты что решил?
– С тобой пойду, все равно меня никто тут не слушает.
– У меня муж есть!
– Это не повод оставаться здесь и подыхать.
– Здесь все так серьезно?
Не успел он сказать, насколько это все серьезно, как со стороны пансионата донесся душераздирающий вопль, оборвавшийся на высокой ноте.
– Нам надо торопиться, – произнес Никитос, женщина вцепилась ему в руку, он еле смог ее выдрать. – Я еще не все собрал. Дождись, пока я в соседнюю комнату выйду, и опять начинай.
– Я боюсь. Что там происходит? Надо что-то делать! Позвони своему начальству! В
ГАИ!
– Гаишники первыми же меня и шлепнут. Я у них на очень хорошем счету.
Полковник вышел в предбанник и под все усиливающиеся стоны Марины вскрыл паркет.
Носить оружие в санатории было запрещено всем, кроме часовых. Оружие хранилось в арсенале, куда теперь, как понял Никитос, доступ ему был закрыт.
Но Никитос слишком любил оружие, чтобы так легко от него отказываться. Он достал из тайника хорошо смазанный "Умхальтер М-38", двадцати зарядную убойную машинку, способную стрелять очередями. Он бы предпочел отечественный автомат, так как умхальтер славился плохой надежностью и часто заклинивал. Но тут уж не до жиру.
Что имеем, то имеем. Да и запасных обойм могло быть побольше. Но он не рассчитывал на полноценный бой.
В глубине тайничка лежала оборонительная граната Ф-700, цифра в названии указывала разлет осколков в метрах. Весила она полтора килограмма. Когда он положил ее в карман галифе, они едва с него не свалились, пришлось ремень застегнуть на одну дырку туже.
Полковник сидел на полу с карманами набитыми боеприпасами, с пистолетом в руках, прислонившись к стене и вытянув ноги. Последние минуты передышки.
– Смеетесь, значит, над своим командиром? – процедил он сквозь зубы. – Ну-ну!
Он чувствовал, как адреналин насыщает кровь, как она устремляется в мышцы, как приходит в рабочее состояние боевая машина под именем "Полковник Ребрий". Он готовился делать работу, которой его обучали всю жизнь, а то, что его могли убить, нисколько не портило настроения. Дискомфорт вносила разве что мысль, что он даже не поцеловал Марину, не говоря уже обо всем остальном. Ну, это, пардон, война.
– Анекдот слышал про то, как коммунисты на Солнце летели? – спросил Неволин. – Сначала они боялись обжечься, но парторг успокоил, что они полетят ночью. Прям как мы.
– Болтаешь много, – одернул Шорохов. – Ночью над водой голос на три километра слышен. Греби лучше.
– Это еще неизвестно, кто много болтает. Если бы не твой длинный язык, мы бы не шатались в море на ржавом тазу. Будь прочнее ржавый таз, был бы длиннее мой рассказ.
– Замолкли, стихоплет.
Оба были в темном камуфляже, у них имелся один автомат на двоих. Неволину ситуация отчаянно не нравилась. Ему было холодно и противно. Шорохов вообще был омерзителен. Особенно то рвение, с которым тот взялся за дело. Ему доставляли удовольствие любые физические упражнения. Грести, бежать, стрелять. Ему не понятно чувство глубокого удовлетворения от приведенной в порядок документации.
А как обалденно пахнут тома в архиве.
Удалившись от берега на кабельтов, дальше они двинулись параллельно береговой линии, ориентируясь по компасу.
– Включай мотор, я руки до крови стер! – взмолился Неволин спустя полчаса.
– Ты же в перчатках. Подожди, сейчас погранцы подкатят.
Те не заставили себя долго ждать. Все-таки город был классно обложен. Как пожираемый чумой Лондон.
