Клайв Баркер - Проклятая игра
— Нет.
— Если ты этого не сделаешь… Что бы мы ни пытались предпринять, куда бы ни скрылись, он придет сам или пришлет кто-то из своих прислужников и перережет мне горло, как Флинну. А ты? Я думаю, ты тоже захочешь умереть.
Это было грубо, и Марти чувствовал себя грязным ублюдком, пока говорил; но он знал силу сопротивления Кэрис. Если провокация не сработает, у него остается героин. Он присел на корточки, глядя в ее лицо.
— Подумай, Кэрис. Подумай об этой возможности.
Ее лицо стало суровым.
— Ты видел его комнату, — сказала она — Это то же самое, что закрыть меня в сумасшедшем доме.
— Он может и не узнать, — сказал Марти. — Он не готов к такому.
— Я не собираюсь это обсуждать. Дай мне уколоться.
Марти встал, лицо его было вялым. «Не зли меня», подумал он.
— Ты хочешь, чтобы я дал тебе дозу, а потом сидел и ждал, так?
— Да, — сказала она слабо. Затем увереннее: — Да.
— И это все, чего ты стоишь?
Она не ответила. Ее лицо было непроницаемым.
— Если так, зачем ты обожгла себя?
— Я не хотела уходить. Не хотела… пока не увижу тебя еще раз. Не побуду с тобой. — Она дрожала. — Мы не можем его победить.
— Тогда нам нечего терять.
— Я устала, — проговорила она, качая головой. — Дай мне его. Может быть, завтра, когда я почувствую себя лучше… — Она смотрела на Марти снизу вверх, глаза ее, обведенные синими кругами, светились. — Дай мне порошок!
— И ты сможешь все забыть, да?
— Марти, не надо. Это испортит… — Она замолчала.
— Что испортит? Наши последние часы?
— Мне нужна доза, Марти.
— Это очень удобно. И наплевать, что случится со мной.
Он неожиданно понял, что это истинная правда: ей нет и никогда не было дела до его страданий. Он вбежал в ее жизнь, а теперь, обеспечив ее наркотиком, может снова исчезнуть и оставить Кэрис наедине с грезами. Ему захотелось ударить ее. Он отвернулся, чтобы не сделать этого.
За его спиной она сказала:
— Мы оба можем уколоться. Я и ты, Марти, почему нет? Тогда мы будем вместе.
Он долго молчал, прежде чем произнес:
— Никакого героина.
— Марти?
— Никакого героина, пока ты не пойдешь к нему.
Кэрис потребовалось несколько секунд, чтобы осознать дурную весть. Когда-то она говорила ему, что разочарована, потому что ожидала от него грубости. Она слишком рано это сказала.
— Он узнает, — прошептала она. — Он узнает в тот же миг, как только я окажусь рядом.
— Подходи тихо. Ты умеешь. Ты знаешь, что можешь это. Ты умная. Ты очень часто заползала в мою голову.
— Я не могу, — отказывалась она.
Неужели Марти не понимает, о чем он ее просит?
Его лицо скривилось. Он вздохнул и шагнул к своему брошенному на пол пиджаку. Поискал в карманах и нашел пакет с героином. Жалкий маленький пакетик, а наркотик, насколько Марти знал Флинна, явно не чистый. Но это ее дело, не его. Кэрис замерла и уставилась на пакет.
— Все твое, — сказал Марти и бросил ей пакет. Он приземлился на кровать. — На здоровье.
Она по-прежнему глядела на него — теперь на пустую руку. Марти сбил этот взгляд, когда поднял свою грязную рубашку и натянул ее снова.
— Что ты делаешь?
— Я видел тебя под кайфом. Слышал бред, который ты несла. И не хочу запомнить тебя такой.
— Я не могу без этого.
Она ненавидела его; смотрела, как он стоит и лучах позднего солнца с голым брюхом и голой грудью, и ненавидела каждую его клетку. Он шантажировал ее. Так жестоко, так действенно. Это предательство было худшим, что случалось между ними.
— Даже если я соглашусь сделать так, как ты говоришь… — начала она, мысли ее разбегались. — Я ничего не выясню.
Он пожал плечами:
— Слушай, порошок твой. Ты получила, что хотела.
— А как насчет тебя? Чего ты хочешь?
— Я хочу жить. И думаю, это наша единственный шанс.
И это такой хрупкий шанс. Тончайшая трещина в стене, через которую они проскользнут, если удача им улыбнется.
Кэрис взвесила все, даже не понимая, почему допускает эту мысль. В другой день она могла бы сказать: «Ради нашей любви». Наконец она произнесла:
— Ты победил.
Он сидел и смотрел, как Кэрис готовится к предстоящему путешествию. Сначала она вымылась; не только лицо, но и все тело. Она стояла на расстеленном полотенце у маленькой раковины в углу комнаты, а газовая колонка рычала, пока нагретая вода выплевывалась в кувшин. Марти почувствовал эрекцию и устыдился того, что может думать о сексе, когда столько поставлено на карту. Но это глупое пуританство; он должен чувствовать все, что чувствует. Так его научила Кэрис.
Закончив мыться, она натянула белье и футболку. Та же одежда была на ней в доме на Калибан-стрит, заметил Марти: простая и свободная. Кэрис села на стул. Кожа ее покрылась пупырышками. Марти хотел получить прощение, хотел услышать, что его манипуляции оправданны, а Кэрис — что бы ни случилось теперь — понимает: он действует так во имя добра. Но она не сказала ничего подобного. Только произнесла:
— Кажется, я готова.
— Что я могу сделать?
— Почти ничего, — ответила она — Но оставайся здесь, Марти.
— А если… ты понимаешь… если что-то пойдет не так? Смогу я тебе помочь?
— Нет, — ответила она.
— Как я узнаю, что ты там? — спросил он.
Она поглядела на него, словно он задал идиотский вопрос, и сказала:
— Ты поймешь.
62
Найти Европейца было несложно; мозг Кэрис устремился к нему с почти обескураживающей готовностью, словно в родные объятия. Она издалека ощущала его притяжение; вернее, его сознательный магнетизм. Когда мысли Кэрис долетели до Калибан-стрит и проникли в комнату наверху, подозрения о податливости Мамолиана подтвердились. Он лежал на голых досках комнаты в позе крайнего утомления. Похоже, я могу это сделать, подумала она. Как ласкающаяся любовница, Кэрис подползла к нему ближе и скользнула внутрь.
Она что-то забормотала.
Марти вздрогнул. Шея Кэрис была такой тонкой, что он почти видел, как в горле рождаются слова.
«Говори со мной! — мысленно просил он. — Скажи, что все в порядке».
Тело Кэрис застыло. Марти дотронулся до девушки и ощутил, как закаменели ее мышцы, хотя взгляд стал яростным, как у василиска.
— Кэрис.
Она снова что-то пробормотала; горло ее затрепетало, но без слов — просто дыхание.
— Ты меня слышишь?
Если и слышала, то никак этого не показала. Секунды складывались в минуты, а Кэрис была как стена; вопросы разбивались об нее и падали в тишине.
