Антон Фарб - Глиф
Сейчас он его убьет, поняла Ника. И я ничего не смогу поделать. Только наблюдать.
Всегда: только наблюдать.
Не вмешиваться…
Будь оно все проклято!!!
Ника швырнула монтировку в страйкболиста. Мимо, конечно, но тот на мгновенье отвлекся. И в это самое мгновение за спиной у него выросла огромная фигура в черной коже и с гривой седых волос.
Шаман (а это был именно он, байкер по кличке Шаман, Ника узнала его) сгреб страйкболиста в охапку, вырвал из рук и бросил на пол ружье, после чего одной рукой задрал ему голову, а второй — вытащил нож и перерезал горло.
Как барану.
Содрогнувшись в предсмертной судороге, библиотека на миг замерла, и начала рассыпаться на части. Ника бросилась вниз по остаткам лестницы.
Влад был жив. Оглушен, окровавлен, контужен, но — жив. Твари он размозжил череп. Рядом с Шаманом невесть откуда нарисовалась Марина с длинным свертком в руках.
— Надо уходить! — приказала она, и Шаман послушно двинулся к выходу.
Ника закинула руку Вязгина себе на плечо и потащила его следом.
— Обожди, — прохрипел Влад. — Там… у мента… что у него руке?
Ника обернулась. Застреленный милиционер (совсем молоденький, лет двадцать, не больше; пуля попала ему чуть выше уха и убила на месте) лежал возле ее ног. В одной руке он сжимал ненужный теперь никому пистолет, а в другой… Ника нагнулась и выцарапала из скрюченных, но еще теплых и мягких пальцев листок бумаги.
В блеклой ксерокопии с трудом можно было узнать фотографию Ники.
— Они искали меня… — ошеломленно пробормотала Ника. — Меня… Все из-за меня?!
— Уходим! — завопила Марина, толкая ее в спину.
Ника подхватила падающего Влада и все вместе они выскочили на улицу за пару секунд до того, как рухнуло здание библиотеки.
12
Ромчик где-то потерял резинку для волос, и теперь нечесаные и немытые патлы (как их мама называла) все время лезли в глаза. Это была не единственная и даже не самая существенная потеря; один из конвоиров, гнида, позарился на Ромину косуху, и парень теперь дрожал в одной футболке…
Их вывели из школы, когда вода полностью затопила подвал и частично — первый этаж, доходя уже до уровня колен. Славик умудрился грохнуться и окунулся с головой, что только пошло ему на пользу — он наконец-то очухался, пришел в себя и начал смотреть по сторонам настороженно и внимательно. Больше его не надо было тащить, и Ромчик смог обхватить себя руками за плечи, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Клеврету, чья секонд-хендовская одежка никому нафиг не сдалась, было полегче… Пока их, бывших обитателей спортзала — Ромчик так и не понял до конца, в каком статусе оказался: то ли беженец, то ли военнопленный, — строили в две шеренги во дворе школы, вода хлынула из окон первого этажа, с каждой секундой увеличивая напор. Да, это вам не прорыв водопроводной трубы… внутри школы бушевала стихия, разваливая здание по частям.
Не то, чтобы Ромчика это сильно огорчало. Он просто пытался представить, что будет, когда школа рухнет под напором бьющей из подвала воды. Фонтан до небес? Начало всемирного потопа? А потом цунами докатится до Корбутовки и схлестнется с пожарищем (его было видно даже отсюда) на месте гаража Чоппера?..
Но тут колонны погнали вперед, и Ромчику стало не до фантазий.
Все происходящее напоминало сцены из фильмов про войну. Там, где немцы с автоматами и овчарками гонят пленных в бараки концлагерей. Только вместо концлагеря — знакомо-унылый Житомир, вместо фрицев — разномастный сброд из ментов, военных, ополченцев, одетых в милитари-стиле а-ля Славик, скинхедов и просто быдловатых гопников со штакетинами в руках, а вот вместо собак… Да, это, пожалуй, было самое дикое. Вместо псов у конвоиров были… ну, люди, пожалуй, если следовать определению «двуногое существо без перьев» — но на этом сходство кончалось.
Одетые в металлические намордники вроде собачьих (но подогнанные под человеческий череп — а ведь кто-то загодя их изготовил, кто-то знал, что понадобятся, и где-то, в каком-нибудь схроне, они лежали сотнями и ждали своего часа…) и строгие ошейники, твари (другого слова сразу и не подберешь) вели себя под стать псам. Рычали, бросались, скулили и даже лаяли, удерживая человеческое стадо в рамках заданного маршрута.
Маршрут вывел их на площадь Королева, рядом с мэрией и облсоветом. Тут пленных согнали в кучу и по одному стали подводить к армейским грузовикам. Каждому давали в руки зажженный факел — металлическую трубу с намотанной на один конец тряпкой, от которой разило мазутом. Пламя коптило.
Чтобы пленники с факелами не подняли бунт, охрану здесь вооружили по-взрослому — автоматами и дробовиками, а с тварей сняли намордники.
Ромчик получил свой факел (ну хоть какой-то источник тепла!) из рук небритого вояки с пивным пузом, одетого в разноцветный камуфляж и жилет-разгрузку. Следующим за Ромчиком был Слава, и пузатый вояка удивленно выдохнул:
— Славик? Командир, ты?
— Я, — понуро сказал Славик.
— На хер факел! Оружие ему, быстро! — приказал небритый.
И Славику тут же, несмотря на хаос и неразбериху, вручили автомат; Славик деловито передернул затвор, перекинул ремень через плечо и шагнул к небритому, одним движением превратившись из пленника в конвоира.
— Сука, — прокомментировал Клеврет, стоявший за ним в очереди.
— Иди давай! — ткнул в него стволом автомата Славик, а небритый вручил факел. — Не задерживай!
Клеврет злобно ощерился в ответ. Глаза его недобро блеснули, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы сзади, со стороны Нового бульвара не раздался чудовищный грохот. Ромчик обернулся и офигел. Над кинотеатром «Октябрь» поднималась черная воронка смерча.
— Вперед! — заорал небритый. — Ходу! Быстро!
Если бы не конвоиры и твари, люди бы смяли и потоптали друг друга, в панике спасаясь от надвигающегося урагана. Но твари оказались страшнее стихии. И пленники, подняв факелы на головой, быстро, но организованно двинулись в сторону Михайловской, образовав живую реку огня.
Славик остался где-то позади, возле грузовиков, со своими старыми-новыми друзьями, а Женька старался держаться поближе к Ромчику. Они быстро шагали (тех, кто срывался на бег, хватали твари и уволакивали из строя в ближайшую подворотню), толкались локтями, поднимали факелы повыше, снова толкались, падали, вставали, помогали подняться другим, и опять шагали, без цели, без смысла, без толку, превращаясь в единый живой организм — толпу…
Факелы чадили страшно. Жар обжигал лица. Было трудно дышать.
— Настя! — вдруг заорал Женька. — Настена!
