Жан Александр - Кровавая луна
Признаться, я остался очень доволен, когда носильщики поставили свою ношу на пол в нескольких шагах от места, где я стоял. Повернувшись в круг, они захлопали в ладоши и, неуклюже подпрыгивая, исполнили какой-то дикарский танец, трижды обойдя закрытый паланкин. С раскрасневшимися лицами они присели на корточки и хриплыми голосами затянули старинную китайскую песню, весьма напоминавшую утиное кряканье.
Кто-то коснулся моего рукава; я оглянулся и увидел возле себя черное домино с белым крестиком на плече.
— Как я рад, что наконец отыскал вас, — проговорил маркиз, — и именно в эту минуту. Перед нами лучшая затея всего маскарада. Вам нужно поговорить с китайским чародеем. Час назад, наткнувшись на него в другой зале, я задал ему несколько вопросов. Его ответы были уклончивы, но вскоре мне стало ясно, что он знает о моих делах до мельчайших подробностей. Я был потрясен его проницательностью, признаюсь вам. Остальные его собеседники были озадачены и испуганы не меньше моего. Я приехал с графом и графиней де Сент-Алир, — он кивнул на худощавую фигуру в домино. Это был граф. — Пойдемте, я вас представлю.
Легко догадаться, что я с охотой отправился за маркизом.
Он представил меня графу, очень тактично намекнув на мое счастливое вмешательство в гостинице «Прекрасная звезда». Граф осыпал меня любезностями и в заключение произнес фразу, порадовавшую меня более всего:
— Графиня тут поблизости, через одну залу от нас; осталась поболтать со своей приятельницей герцогиней д’Аржансак. Сейчас я схожу за ней и приведу сюда. Она непременно должна с вами познакомиться и поблагодарить вас за мужественную помощь.
— Вам тоже нужно поговорить с прорицателем, — обратился маркиз к графу. — Увидите, как он вас развлечет. Я уже беседовал с ним и, признаюсь, не ожидал ответов, которые услышал. Не знаю, что и подумать.
— В самом деле? Попытаем счастья.
Втроем мы направились к паланкину.
Молодой человек в испанском костюме, только что отошедший от чародея в сопровождении приятеля, говорил, поравнявшись с нами:
— Невероятно! Кто сидит в паланкине? Он словно и вправду все знает!
Граф в маске и домино с достоинством подходил к паланкину. Китайцы следили, чтобы вокруг оставалось свободное место; зрители тесной толпой сгрудились возле дверей и у стен.
Один из китайцев, который шествовал впереди с золотым жезлом, приблизился к нам и протянул руку, обращенную ладонью вверх.
— Денег? — спросил граф.
— Золота, — последовал ответ.
Граф вложил ему в ладонь какую-то монету, и мы с маркизом, по мере того как входили в круг, поочередно были приглашены сделать то же.
Возле паланкина стоял медиум, держа одной рукой шелковую занавеску, а другой — лакированный черный жезл, на который опирался. Его подбородок с длинной, черной как смоль бородой был опущен на грудь, глаза устремлены в пол: лицо казалось совершенно безжизненным. Неподвижность наводила на мысль о мертвеце.
Первый вопрос графа был:
— Женат я или нет?
Медиум с черным жезлом быстро раздвинул занавески, приложил ухо к груди богато одетого китайца, который сидел в паланкине, снова поднял голову, задернул занавеску и ответил:
— Да.
Точно такая же процедура повторялась при каждом следующем вопросе; человек с черным жезлом только передавал слова существа более могущественного, чем он сам.
Еще два или три вопроса последовало со стороны графа, и ответы прорицателя видимо развлекли маркиза. Я не разделял его интереса, так как прошлая жизнь графа и его похождения были окутаны для меня мраком.
— Любит ли меня жена? — полушутя, спросил он.
— Как заслуживаешь.
— Кого я люблю больше всех на свете?
— Себя.
— Гм! Это беда каждого, что тут удивительного. Но оставим в покое мою персону; люблю ли я что-нибудь на свете больше моей жены?
— Ее бриллианты.
— Гм! — снова хмыкнул граф.
Маркиз веселился от души и даже не скрывал улыбки.
— Правда ли, — решительно свернул разговор на другую тему граф, — что в Неаполе мне пришлось выдержать крупное сражение?
— Неправда, это произошло во Франции.
— Вот как? — насмешливо заметил граф и оглянулся на маркиза. — А можно полюбопытствовать, кто участвовал в этом сражении?
— Граф и графиня де Сент-Алир, по поводу документа, подписанного ими двадцать пятого июля 1811 года.
Впоследствии маркиз сообщил мне, что в тот день был подписан их брачный контракт.
Граф простоял в оцепенении с минуту или две: казалось, даже сквозь маску было видно, как у него вспыхнуло лицо, хотя, кроме нас двоих, никто, разумеется, не знал, что человек, задающий вопросы прорицателю, и есть сам граф де Сент-Алир.
Непонятно было, то ли он раздумывает, о чем бы еще спросить чародея, то ли уже раскаивается, что позволил втянуть себя в беседу. Если мои догадки были верны, то маркиз оказал ему услугу, слегка коснувшись рукава и прошептав:
— Взгляните-ка направо; видите, кто там идет?
Я посмотрел по направлению, указанному маркизом, и увидел высокого, худощавого человека, приближавшегося гордой поступью. Маски у него не было. Большое бледное лицо пересекал глубокий сабельный шрам. В мундире капрала императорской гвардии, с подвязанной левой рукой, должной изображать отнятую руку; пустой рукав подколот к груди, к нам шел полковник Гальярд. Совсем не маскарадный пластырь, налепленный поперек брови и виска, прикрывал то место, где оставила отметину моя трость. Со временем, впрочем, новообретенный рубец грозил затеряться среди старых, полученных в бесчисленных войнах и сражениях.
Глава тринадцатая
ПРОРИЦАТЕЛЬ РАЗГОВАРИВАЕТ СО МНОЙ
Забыв на мгновение, что моя маска непроницаема для взора старого вояки, я готовился к схватке. К счастью, замешательство кончилось так же стремительно, как и возникло; однако граф благоразумно попятился назад, когда бравый капрал — надо заметить, что Гальярд и в более скромном звании сохранял непомерную самоуверенность настоящего драгунского полковника, — в своем синем мундире, белых лосинах и начищенных до блеска ботфортах подошел к нам совсем близко. Его дважды уже чуть было не вывели за громогласное восхваление подвигов императора; едва разняли его рукопашную дуэль с прусским гусаром. По правде говоря, он бы не преминул отличиться в какой-нибудь кровопролитной схватке, если бы не помнил цели своего прихода на бал — свидание с богатой вдовой, на сердце которой, как он полагал, его облик производил благоприятное впечатление. Ранний уход с праздника, которому он служил немалым украшением, да еще в сопровождении пары жандармов, никак не мог подвинуть его к объекту страсти.
