Клайв Баркер - Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд
— Он был джентльмен, — сказал Сола, рассеянно блуждая глазами по улице.
Через запотевшее окно кафе можно было видеть, как; парижане храбро борются с очередной яростной метелью, тщетно стараясь сохранить осанку и достоинство в схватке с бурей.
— Джентльмен, — снова повторил он.
— А девушка?
— Прелестная, и он был влюблен в нее. Конечно, у нее имелись и другие поклонники. Женщины ее типа…
— Ревнивые поклонники?
— Кто знает?
Опять: кто знает? Все повисло в воздухе, точно пожатие плечами. Кто знает… кто знает… Льюис начал понимать страсть инспектора к истине. Впервые за десять лет в его жизни появилась цель: пробиться через эти висящие в воздухе, безразличные «кто знает?» и выяснить, что же случилось в комнате на улице Мортир. Нужны не предположения, не художественные допущения, но неоспоримая абсолютная истина.
— Вы помните какого-нибудь конкретного человека, который ухаживал за ней? — спросил он.
Сола усмехнулся. В его нижней челюсти осталось только два зуба.
— О, да. Был один.
— Кто?
— Я так и не узнал его имени. Крупный мужчина: я видел его вне дома три или четыре раза. Правда, от него так пахло, что можно было подумать…
Выражение его лица говорило ясно: он подумал, что мужчина был гомосексуалистом Поднятые брови и оттопыренные губы в сочетание с толстыми стеклами очков придавали ему комически двусмысленный вид.
— От него пахло?
— О да.
— Чем?
— Духами, Льюис. Духами.
Где-то в Париже жил человек, знавший эту девушку, возлюбленную Филиппа Он не смог совладать со своим ревнивым гневом. В приступе этого неконтролируемого гнева он ворвался в квартиру Филиппа и разделался с девушкой. Похоже, все ясно.
Где-то в Париже.
— Еще коньяку?
Сола покачал головой.
— Я уже готов, — сказал он.
Льюис подозвал официанта и вдруг увидел газетные вырезки, висящие над стойкой бара.
Сола проследил за его взглядом.
— Филиппу нравились такие картинки, — сказал он.
Льюис поднялся.
— Он заходил сюда, чтобы поглядеть на них.
Вырезки были старыми, пожелтевшими от времени.
Какие-то из них относились к сугубо местным событиям: о шаровых молниях, появлявшихся на близлежащих улицах. Одна рассказывала о мальчике двух лет, обгоревшем до смерти в своей кроватке. Вторая — о сбежавшей пуме. Неопубликованная рукопись Рембо. Подробности авиакатастрофы в аэропорту Орлеана (с фотографией). Были и другие вырезки, в том числе совсем старые: зверства, странные убийства, ритуальные изнасилования, реклама «Фантомаса» и «Красавицы и чудовища». Под этой мешаниной пряталась черно-белая фотография — настолько странная, словно ее автором был Макс Эрнст. Хорошо одетые господа, многие с густыми усами, столь популярными в конце прошлого века, столпились полукругом у огромного кровоточащего тела человекообразной обезьяны. Их лица, выражали охотничью гордость и полную власть над мертвым зверем — гориллой, как решил Льюис. Запрокинутая голова мертвой обезьяны казалась почти благородной. Выступающие надбровные дуги заросли шерстью, а челюсть, невзирая на ужасную рану, окаймляла патрицианская бородка Закатившиеся глаза, казалось, выражали презрение к безжалостному миру. Эти выкаченные глаза напомнили Льюису Хорька, бьющего себя в грудь в своей норе-конторе.
«Человеческое сердце».
Печальное зрелище.
— Что это? — спросил он прыщавого бармена, указывая на фотографию мертвой гориллы.
Вместо ответа — пожатие плечами: безразличие к судьбам людей и обезьян.
— Кто знает? — произнес Сола за его спиной. — Кто знает?
Это не человекообразная обезьяна из рассказа По, можно сказать наверняка Рассказ написан в 1835 году, фотография сделана позже. Кроме того, обезьяна на фотографии определенно была гориллой.
Что же, история повторилась? Неужели другая обезьяна, другого вида, но тоже человекообразная, потерялась на улицах Парижа на пороге нашего века?
А если история с человекообразной обезьяной повторилась однажды… то почему не дважды?
Пока Льюис морозной ночью возвращался на набережную Бурбон, идея повторяемости событий все более привлекала его. Он видел их скрытую симметрию. Возможно ли, чтобы он, внучатый племянник С. Огюста Дюпена, оказался вовлечен в происшествие, схожее с первым случаем?
Ключ от комнаты Филиппа на улице Мортир казался ледяным. Близилась полночь, но Льюис не удержался и свернул с моста на Севастопольский бульвар, потом на запад — на бульвар Бон-Нувель, и на север — на Пляс-Пигаль. Получилась долгая утомительная прогулка., но он чувствовал, что ему необходим свежий воздух, чтобы голова оставалась ясной и неподвластной эмоциям До улицы Мортир он добрался лишь через полтора часа.
Это была ночь с субботы на воскресенье, и из многих комнат доносился шум Льюис поднялся на два пролета вверх так тихо, как только смог. Сумрак скрывал его присутствие. Ключ легко повернулся в замке, и дверь отворилась.
Комнату освещали огни с улицы. Кровать, занимавшая большую часть комнаты, оставалась непокрытой. Должно быть, простыни и одеяло унесли в лабораторию для судебной экспертизы. Пятна крови на матрасе в сумерках казались черничного цвета Других свидетельств преступления здесь не было.
Льюис щелкнул выключателем. Ничего не изменилось. Он прошел в глубь комнаты и посмотрел на светильник. Лампочка была разбита вдребезги.
Он подумал, что надо уйти отсюда и вернуться утром, когда теней будет поменьше. Но пока он стоял под разбитой лампочкой, глаза его немного привыкли к темноте, и он различил большой деревянный шкаф у дальней стены. Чтобы собрать одежду Филиппа, много времени не потребуется. Иначе завтра придется совершить еще один долгий поход по снегу. Лучше сделать это сейчас и поберечь свои кости.
Комната была большая, и в ней царил беспорядок, оставленный полицией. По дороге к шкафу Льюис спотыкался то об опрокинутую лампу, то о разбитую вазу. Вопли и визг лихой вечеринки на втором этаже заглушали производимый им шум. Там у них оргия или драка? Шум мог означать и то и другое.
Льюис потянул на себя верхний ящик комода, и тот внезапно вывалился, открыв взору доказательства любви Филиппа к комфорту чистые тонкие рубашки, носки, носовые платки с инициалами. Все отглажено и надушено.
Он чихнул. Холодная погода усилила хрипы в груди и выделение слизи в носовых пазухах. Платок был у него в руке, и он высморкался, прочищая заложенные ноздри. И тут впервые он различил, чем пахнет эта комната.
Над духом сырости и увядших растений преобладал один сильный запах. Духи. Всепроникающий запах духов.
