Дино Динаев - Собака Кантерсельфа
Пожалуйста. Дядю предать? Нет вопросов. Что тебе еще надо?
Прыг-скок глянул ему в глаза. У самого него глаз не было, только бездонные черные космические ямы.
– А ты не понял?
Общению помешал звонок рано вернувшейся Инны.
Когда ложились спать, Костя демонстративно взял свое одеяло и пошел в зал, но был остановлен Прыг-скоком.
– Ты куда?
– Не буду вам мешать.
– А если ты сбежишь? К тому же ты нам не мешаешь! Правда, женщина?
Инна не возражала. Свиньи, подумал Костя. Он чувствовал нездоровый огонь в голове. Как бы чего не перегорело, подумал он, и сам испугался своей мысли.
На Костю летели брызги тяжелого пота и горячего семени, осыпалась шерсть, напоминающую сосновую хвою. Он безучастно перенес все. Дернулся лишь один раз, когда Прыг-скок оставил в покое бьющуюся в судорогах оргазма Инну и вдруг подлез к нему, жаркий, с мокрой шерстью. Костя почувствовал, как сильные ловкие руки скатывают с него трусы, как кабан пристраивается сзади, как под все усиливающимся напором раздвигаются ягодицы, и уткнул лицо в подушку. А Прыг-скок сказал ему и только ему глубоко в ухо, в самый мозг.
– Я твоя совесть. Я твое истинное я. Я твои сбывшиеся желания. Теперь ты понял?
И в этот момент в голове Кости Зубова что-то замкнуло. Во всяком случае, он остро прочувствовал момент, когда окончательно спятил.
– А где Илья Сергеич?
Марж повернула голову к дородной тетке, сверлящей ее откровенно подозрительным взглядом.
– Он позже приедет.
– А вы ему, наверное, дочь?
– Любовница! – мяукнула Марж.
– Ваня! Иди немедленно в дом!
Парень четырнадцати лет с прической а-ля Бима Дилан, нехотя положил шланг и прикрутил вентиль. Почему мама вечно обламывает ему кайф. Впервые за все время повезло с соседкой по даче. Вечно приезжают какие-то небритые мужики, жрут шашлыки и моются в бане. Что у них в городе ванных нет? А сегодня вечером за забором вдруг появилось это небесное создание.
– А как вас зовут? – торопливо спросил Ваня.
– Марж, – промурлыкала она, когда надо она умела придавать своему голосу неуловимые кошачьи нотки, от которых даже у взрослых дядек мгновенно вскакивала шишка.
– Завтра встретимся? Погуляем? – с надеждой спросил Ваня.
Она протянула ручку над забором, дотронулась до его щеки, которая еще не знала бритвы, проворковала.
– Никогда не говори завтра, мальчик.
– Ваня! – зашлась в истеричном крике тетка. – Иди немедленно, а то я отберу у тебя телефон и компьютер выключу!
– Иди, Ваня! – слегка оттолкнула его Марж.
Женщина дождалась сына и пошла за ним следом, читая не имеющую пространственно-временных границ нотацию:
– Сколько раз тебе говорила, Ваня. Держись от таких прошмандовок подальше. Они все наркоманки, у них полно венерических болезней, спид у всех поголовно.
– Женщина! – позвала Марж, и когда та обернулась, подняла подол платья, под которым по обыкновению не было трусиков.
Та охнула:
– Срамота! Она твоей матери мокрощелку свою показывает!
– Где? – Ваня вскинулся всем телом.
– Иди! Иди! Кобель нашелся! – она толкает его взашей под заливистый смех Марж.
– Чего заливаешься? – в дверях коттеджа курит Голован.
– Сегодня можно, – упрямо тряхнула она челкой.
– Можно, ночью он не сунется, – соглашается Голован.
– А почему он, кстати, ночью не нападает?
– Не всегда. На берег он ведь ночью выполз.
– Ты же знаешь, днем оттуда не сбежишь. А я знаю, почему он ночью не сунется, – Марж подходит с хитрым видом.
– Почему?
– Потому что он ужас, летящий на крыльях ночи! – она зачерпывает из бочки набранную воду и поливает Голована.
Тот воду не любит и с громкими воплями кидается за девушкой. Они носятся вокруг бочки, поливая друг друга водой до тех пор, пока оба не промокают до нитки.
Из дома появляется белый как лунь Немой. В недоумении смотрит на них.
– Поседел наш Немой, – подчеркнуто серьезно говорит Марж.
– Вообще-то это цементная пыль, – уточняет Голован.
– Вечно ты все знаешь.
Немой встряхивается как собака и над ним встает облако пыли. Зато прорисовываются темные волосы на голове и брови на лице. Он делает знаки пальцами.
– Что он говорит? – не успела ухватить смысл Марж.
– Говорит, что не успевает дырки под динамит просверлить. Ладно, и этих хватит!
Когда Немой уходит, Голован и Марж валятся на траву.
– Холодная, – замечает Марж. – Завтра кого-то из нас, наверное, убьют.
– Возможно.
Девушка ложится, положив подбородок на ладони.
– Слушай, а правду говорят, что ты можешь будущее предсказывать?
– Возможно.
– Ну что ты возможно, да возможно. Так и я умею. Ты скажи, завалим мы все-таки Прыг-скока? Умрет он или нет, в конце концов?
Голован задумчиво глядит на нее и говорит:
– Возможно.
Она кидает в него травой, он делает вид, что сейчас бросится на нее, и она убегает в дом. Едва девушка скрывается, от былой веселости Голована не остается и следа. Он с тоской смотрит на заходящее солнце и боится ощутить, что оно для него последнее.
Он не знает, как это происходит. Дураки мечтают знать свое будущее, потому что не догадываются, как это страшно. Знать будущее, которое уже есть. Неизменное, равнодушное, уже существующее. Можно продолжить, холодное, застывшее. Если дальше, мертвое.
У шарлатанов все гороскопы счастливые, потому что человек так устроен, что не захочет читать гороскоп, в котором сказано, например, завтра ты умрешь. У тебя будет инфаркт. Ты врежешься на машине в столб. На фига такое будущее? Нам подавай со счастливым концом.
Но все дело в том, что у Голована никто не спрашивал, хочет ли он знать, что будет завтра. Живой сказал, побочный эффект. И еще он сказал, что Голован счастливчик. Сначала Голован ему верил, как верил во всем. Раз за разом в груди словно разверзалась черная дыра, и показывая будущие жертвы и кровь. Сначала он думал, так и надо. Потом он устал.
Реальность и его собственные опасения перемешались. Он уже и сам не знал точно, где прорезывается его дар, а где отчаяние и фантазии. Что поделать, кому рассказать, что Прыг-скока им не убить никогда, но с другой стороны, и он их убьет не всех.
Чемоданов и Живолуп обратили внимание на появившуюся в "Зубах" Секу по разным причинам.
– Тощая, – неодобрительно заметил Чемоданов.
– Зато входить будет туго, – авторитетно с видом знатока заявил бывший боксер, шмыгнув изломанным носом, и позвал. – Красавица, иди к нам!
Сека подошла, виляя узким задом, донельзя затянутым в джинсы. А ведь боксер прав, подумал Чемоданов, наливаясь похотью и представляя картины, как он заваливает незнакомку в навоз. Самый первый раз с ним было именно в этом несколько не приспособленном для любви месте, но кайф получился таким острым, а навоз теплым, что с тех пор, занимаясь сексом, аграрий всегда представлял себе именно эту благоухающую обстановку.
