Клайв Баркер - Проклятая игра
— Ваша вода.
— Вы живете один? — спросил Чад. — Такой большой дом для одного.
— Один я здесь совсем недавно, — сказал Мамолиан, передавая стаканы с водой. — И, признаюсь, сильно нуждаюсь в помощи.
«Конечно, нуждаешься», — подумал Том.
Мужчина посмотрел на него так, будто он высказал свою мысль вслух. Том покраснел и принялся пить воду, чтобы скрыть смущение. Она была теплой. Неужели англичане ничего не знают о холодильниках? Мамолиан вновь обратил все внимание на святого Чада:
— А что вы делаете в ближайшие дни?
— Дело Господне, — уместно ввернул Чад.
Мамолиан кивнул:
— Хорошо.
— Распространяем его слово.
— Сделаю вас ловцами человеков.
— От Матфея, глава четвертая, — сообщил Чад.
— Может быть, — сказал Мамолиан. — Если я дам вам спасти мою бессмертную душу, вы поможете мне?
— А что надо делать?
Мамолиан пожал плечами:
— Мне нужна помощь двух таких здоровых молодых животных, как вы.
Животных? Это прозвучало не очень-то ортодоксально. Бедный грешник никогда не слыхал об Эдеме?
«Да, — подумал Том, глядя в его глаза, — возможно, и не слыхал».
— Боюсь, у нас есть другие обязанности, — вежливо ответил Чад. — Но мы будем счастливы, если вы присоединитесь к нам, когда прибудет преподобный, и примете крещение.
— Я бы с удовольствием встретился с преподобным, — ввернул человек.
Том не мог поручиться, что хозяин не разыгрывает их.
— У нас очень мало времени до того момента, когда прольется гнев Божий, — продолжал. Мамолиан. Чад яростно закивал.. — Тогда мы станем подобны обломкам кораблекрушения, не так ли? Обломки в потоке.
Речи почти в точности те же, что говорил преподобный. Том слушал, как они срываются с тонких губ этого человека, и вспоминал его слова о Неверующем. Но Чад был в восторге. На его лице появился тот самый блаженный взгляд, каким он всегда смотрел на проповедника; взгляд этот вечно вызывал зависть Тома, но теперь показался неуместно пылким.
— Чад… — начал он.
— Обломки в потоке, — повторил Чад. — Аллилуйя!
Том поставил стакан на стул.
— Думаю, нам пора идти, — сказал он и поднялся.
Голые доски пола почему-то оказались гораздо дальше, чем в шести футах от его глаз — скорее в шестидесяти. Как будто он стал башней, готовой обвалиться, потому что подрыли фундамент.
— Нам надо обойти еще много улиц, — проговорил он, пытаясь сосредоточиться на насущной проблеме: как убраться из этого дома, прежде чем случится что-то ужасное?
— Потоп, — объявил Мамолиан. — Уже почти разразился.
Том шагнул к Чаду, чтобы вывести приятеля из транса. Пальцы его руки вытянулись на тысячу миль от глаз.
— Чад, — позвал он.
Святой Чад; он сияет, он мочится и испускает радугу.
— Ты в порядке, парень? — спросил незнакомец, кося рыбьими глазами в сторону Тома.
— Я… чувствую…
— Что же ты чувствуешь? — поинтересовался Мамолиан.
Чад тоже глядел на него; лицо его было воплощение неведения. Такое невинное, словно вообще лишено чувств. Поэтому его лицо и кажется совершенным, подумал Том. Белое, симметричное и абсолютно пустое.
— Садись, — сказал незнакомец. — Пока не упал.
— Все в порядке, — уверил его Чад.
— Нет, — возразил Том.
Его колени не слушались и подгибались. Он подозревал, что очень скоро они откажутся повиноваться.
— Поверь мне, — настаивал Чад. Тому очень хотелось этого: прежде Чад никогда не ошибался. — Поверь мне, мы здесь ради хорошего дела. Сядь, как сказал джентльмен.
— Это из-за жары?
— Да, — объяснил Чад за Тома. — Из-за жары. В Мемфисе тоже жарко, но у нас есть кондиционеры.
Он повернулся к Тому и положил руку на его плечо. Том не сумел побороть слабость и сел. Он почувствовал какое-то беспокойство в области затылка, как будто там порхала колибри, но у него не хватало силы воли смахнуть ее.
— Вы называете себя агентами? — сказал мужчина почти шепотом. — Полагаю, вы знаете значение этого слова.
Чад поспешил на защиту.
— Преподобный говорит…
— Преподобный? — прервал мужчина презрительно. — Вы думаете, он хоть чуть-чуть осознает ваши достоинства?
Это смутило Чада. Том попытался посоветовать другу не поддаваться на лесть, но слова его не слушались. Язык лежал во рту, как дохлая рыба. Что бы сейчас ни случилось, подумал он, это случится с нами обоими. Они дружили с первого класса; вместе проходили взросление и метафизику; Том думал, что они неразлучны. Он надеялся, что этот человек понимает: куда пойдет Чад, туда и Том. Неприятное ощущение в затылке исчезло, теплое успокоение поползло по шее. В конце концов, все не так уж плохо.
— Мне нужна ваша помощь, молодые люди.
— Для чего? — спросил Чад.
— Чтобы начать Потоп, — ответил Мамолиан.
Улыбка — сначала неуверенная, но постепенно расплывающаяся, как захватившая воображение идея, — появилась на лице Чада. Его черты, обычно слишком спокойные от усердия, охватил жар.
— О да! — воскликнул он. И бросил косой взгляд на Тома. — Ты слышал, что нам сказал этот человек?
Том кивнул.
— Ты слышал, приятель?
— Я слышал. Я слышал.
Всю свою блаженную, посвященную Блиссу жизнь Чад ждал такого приглашения. В первый раз он мог увидеть реальную картину того, о чем вещал на сотнях порогов. В его мозгу воды — красные яростные воды — поднимались волнами и рушились на этот варварский город. «Мы — обломки в потоке», — говорил он, и слова принесли с собой образы. Голые мужчины и женщины (больше женщин) убегали от бушующего прилива. Вода кипела, ее потоки падали на искаженные от воплей лица, на блестящие трясущиеся груди. Вот что обещал преподобный, а тут человек просит помочь ему осуществить это, приблизить пенный Судный день. Как они могут отказаться? Он почувствовал неотложную необходимость поблагодарить хозяина за то, что он так ценит их. Мысль породила действие. Колени Чада согнулись, и он упал на пол к ногам Мамолиана.
— Спасибо вам, — сказал он человеку в темном костюме.
— Так вы мне поможете?
— Да, — ответил Чад; достаточно ли такого выражения готовности? — Конечно.
Вслед за ним Том пробурчал свое собственное согласие.
— Спасибо, — повторял Чад, — спасибо.
Но когда он поднял глаза, Мамолиан — очевидно, убежденный в их преданности — уже вышел из комнаты.
57
Марти и Кэрис спали вместе на его одноместной кровати. Долгий исцеляющий сон. Если ребенок этажом ниже и кричал ночью, они этого не слышали. Они не слышали ни сирен на Килбурн-Хай-роуд, ни полиции и пожарных, спешивших в Майда-Вейл. И рассвет в мутном окне не разбудил их, хотя шторы не были задернуты. Только раз, ранним утром, Марти приоткрыл глаза на свет наступающего дня. Он не отвернулся, а позволил лучам упасть на веки, прежде чем закрыть их снова.
