Клайв Баркер - Проклятая игра
— Бежим! — крикнул Марти, когда путь впереди оказался свободен.
Но Кэрис не намеревалась уходить сейчас. Время бежать и время сражаться: вряд ли ей представится другая возможность отомстить Бриру за унижения. Она отодвинула Марти и обеими руками сжала самодельную палицу.
Брир выпрямился, не выпуская нож, и сделал яростный рывок. Но Кэрис опередила его атаку. Она подняла свое оружие, шагнула вперед и обрушила доску с гвоздями на голову противнику. Его шея, уже сломанная при падении, хрустнула. Гвозди вошли в череп, и Кэрис пришлось выпустить доску, теперь свисавшую с головы Брира как пятая конечность. Мясник упал на колени. Его трясущаяся рука выронила нож, другая ухватилась за доску и выдернула ее из головы. Кэрис порадовалась тому, что вокруг темно: поток крови Брира и его ноги, бьющиеся в агонии на голых досках, вызывали ужас! Он недолго продержался на коленях, а потом рухнул вперед, вдавливая нож и вилку, давно торчавшие у него в животе, еще глубже.
Теперь Кэрис почувствовала удовлетворение. Марти дернул ее за руку, и она пошла за ним.
Они двигались по коридору, когда послышался легкий стук в стену. Они остановились. Что это? Еще более могучие духи?
— Что там? — спросила она.
Стук прекратился, затем раздался снова, на этот раз вместе с голосом:
— Эй, вы там, потише! Вокруг люди спят!..
— Соседи, — поняла Кэрис.
Мысль об этих недовольных соседях показалась ей забавной. Пока они с Марти отходили от дома, от сломанной двери погреба и остывшего отвара Брира, оба улыбались.
Они тихо прошли по темной аллее за домом к машине, где просидели несколько минут, пока смех и слезы накатывали на них сменяющимися волнами. Два психа — так, должно быть, подумали калибанцы, или тайные любовники, хорошо повеселившиеся этой ночью.
XI Царство грядет
56
Чад Шукман и Том Лумис привезли послание церкви Воскрешенных Святых народу Лондона уже три недели назад и были сыты этим по горло.
— Отличный способ провести отпуск, — бурчал Том каждый раз, когда они планировали дневной маршрут.
Они забрались далеко от Мемфиса, и оба тосковали по дому. Кроме того, их дело не имело успеха. Грешники этого забытого богом города оставались равнодушны и к посланию преподобного о грядущем Апокалипсисе, и к его обещанию спасения.
Несмотря на погоду (а может быть, благодаря ей), грех был обыденным делом для англичан в те дни. Чад их всех презирал.
— Не понимают, куда идут, — говорил он Тому.
Том знал наизусть все описания Потопа, а также понимал, что они лучше звучат из уст золотого мальчика вроде Чада, чем из его собственных. Скорее всего, те несколько человек, что остановились их послушать, сделали это не ради вдохновенного слова преподобного, а ради ангельской красоты Чада.
Но Чад был непреклонен.
— Здесь много греха, — уверял он Тома. — А где грех, там и вина. А где вина, то найдутся и деньги для божьего дела.
Это было простое уравнение, и если у Тома имелись сомнения в его этичности, он держал, их при себе. Лучше молчать, чем выносить неодобрение Чада. Ведь они вдвоем в чужом городе, и Том не хочет потерять направляющий их свет.
Однако иногда было трудно сохранить свою веру незапятнанной. Особенно в столь знойный день, когда твой полиэстеровый костюм липнет к телу, а Бог, если он есть на небесах, ничем о себе не напоминает. Ни намека на охлаждающий ветерок, ни облачка на небе.
— Кажется, это из какой-то книжки? — спросил Том.
— Что «это»? — Чад подсчитывал брошюры, которые им сегодня предстояло раздать.
— Название улицы, — сказал Том. — Калибан. Откуда-то из Шекспира?
— Да? — Чад закончил подсчет. — Мы избавились только от пяти.
Он передал кипу книжечек Тому и полез в карман за расческой. Несмотря на жару, он казался спокойным Том в отличие от него чувствовал себя потрепанным, расплавленным и, как он опасался, легко увлекаемым с пути праведного. Чем именно, он точно не знал, но чувствовал, что открыт искушениям. Чад провел расческой по волосам, одним элегантным взмахом восстанавливая блеск своей прически. Преподобный учил, что важно выглядеть как можно лучше.
— Вы — Божьи посланники, — говорил он. — Он хочет, чтобы вы были чисты и опрятны, чтобы сияли в любом углу, в любой щели.
— На, — сказал Чад, меняя расческу на брошюры. — Твои волосы совсем растрепались.
Том взял расческу; на ее зубчиках остались золотые волосы. Он предпринял неуверенную попытку кое-как пригладить свои космы под пристальным взглядом Чада. Волосы Тома не ложились послушно, как у приятеля. Господь, возможно, досадует на него за это. Он вообще такого не любит. Но что же любит Господь? Он не одобряет курение, пьянство, блуд, чай, кофе, пепси, «американские горки», мастурбацию. А этим существам, предающимся всем перечисленным порокам, Бог помогает. Им, живущим накануне Потопа!
Том молился лишь о том, чтобы воды, когда они хлынут, были похолоднее.
Человек, открывший двери дома номер восемьдесят два по Калибан-стрит, напомнил Тому и Чаду преподобного. Не лицом, конечно. Блисс был загорелым и крупным мужчиной, а этот парень худой и болезненный. Но и того и другого отличали скрытая властность и серьезность намерений. Его заинтересовали буклеты, и это был первый настоящий интерес за все утро. Он даже процитировал Второзаконие — слова, которые они не знали раньше. Затем он предложил им выпить и пригласил в дом.
Дом казался нежилым: голые стены и полы, запах дезинфекции, фимиама и еще чего-то, что почти выветрилось. Комната, куда он провел их, могла похвастаться только двумя стульями — больше никакой мебели.
— Меня зовут Мамолиан.
— Очень рады. Я — Чад Шукман, это — Томас Лумис.
— Оба святые, да?
Молодые люди поглядели заинтригованно.
— У вас имена святых, — пояснил он.
— Святой Чад? — решился спросить блондин.
— Ну конечно. Он был епископом Англии в седьмом веке. А Томас, конечно, великий апостол Фома Неверующий.
Он оставил их, чтобы принести воды. Том, сидя на стуле, чувствовал себя неловко.
— В чем проблема? — огрызнулся Чад. — Он первый принюхался к нашим книжкам.
— Он странный.
— Ты думаешь, Богу есть дело до того, что он странный? — отозвался Чад. Это был хороший вопрос, и Том нашелся, что ответить, когда их радушный хозяин вернулся.
— Ваша вода.
— Вы живете один? — спросил Чад. — Такой большой дом для одного.
— Один я здесь совсем недавно, — сказал Мамолиан, передавая стаканы с водой. — И, признаюсь, сильно нуждаюсь в помощи.
