Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы
— Пощады? Просить? Мне у тебя?.. Катись ты знаешь, куда, легашка!
— Проси пощады!
— Нет!
Глубоко вздохнув, легат сказал, как что-то сам обыкновенное:
— Ну, ладно. Тогда тебе конец. Из зала не выдержал Корнелий и закричал:
— Имейте совесть! Станий ухмыльнулся:
— Я ее имею два раза в сутки. А иногда и чаще!
И совершенно равнодушно Станий-младший резанул мечом Обулова по горлу. Кровь хлынула на сцену. В зале закричали. Анна осела на пол без чувств.
…Она очнулась в каюте, из которой ушла в банкетный зал. Очнулась все на том же диване.
Станий-младший листал журналы у зеркального столика.
Увидев это, Анна глаза прикрыла и постаралась вздохнуть неслышно.
Она не хотела верить, что все, свершившееся на сцене, было правдой. И пока она старалась не верить, ей казалось, что ничего и не случилось…
Трижды грохнув в дверь кулаком, в каюту вошел высоченный легионер в тяжелом вооруженье, протиснувшийся только боком, поскольку прямо, плечами в дверь не проходил.
Станий отшвырнул журнал, поднялся.
Приставив ногу, стукнув об пол копьем, солдат простуженно прогавкал:
— Он здесь! Он прибыл!
И Анна от голоса легионера с пульсирующей болью, со смятым рассудком поняла, что — правда все! Обулов убит. А на корабль прибыл Вар-Равван…
ГЛАВА 26
ЗА ДВЕРЬЮ
Вар-Равван и Сабина шли по коридору под те же звуки из-за стен. Под стоны, треск огня, отчаянные крики, под пение какое-то и эхо взрывов. Светлее в коридоре не становилось. Вар-Равван и Сабина друг друга различали с трудом и шли на ощупь.
Вдруг Сабина прошептал с тревогой:
— Смотрите, свет!
Действительно, вдали вдоль пола коридора протянулась, как призрак, полоска света. Золотистого… Они пошли быстрей и вскоре уткнулись в дверь, которая размерами напоминала ворота. То есть, от стены к стене. Из-под нее-то и выползал тот золотистый свет.
Сабина надавил, дверь поддалась и стала приоткрываться. Но юноша тотчас же руку с нее убрал. Ты что? — Вар-Равван улыбнулся. — Боишься? Нет. Но опыт научил меня, что не в любую открытую дверь следует входить. Как не любой улыбке можно верить.
Вар-Равван посмотрел на дверь:
— Я думаю иначе. Коль ты встречаешь на пути пре-граду — преодолей ее. Реку переплыви, на гору вскараб- кайся, а через пропасть сделай мост. Ну хотя бы дерево сруби, чтобы оно упало своей верхушкой на далекий край… А если встретил дверь — открой ее, войди и там уже суди о том, что ждет тебя за дверью. Все очень просто! Мир прост вообще, когда не держишь зла на него…
Сабина пожал плечами и присел:
— Сказать по правде, я с вами не совсем согласен Так может рассуждать лишь тот, кто в жизни, в людях толком не разобрался! Но… вы слышите? Какой-то аромат исходит из-под двери.
— Со мной ты не согласен… Ты! Который считае себя моим учеником… Печально, но я уже привык тому, что меня никто не понимает. И прежде всех — мои ученики. Вы так горазды повторять мои слова! Но повторяя, вы меняете их смысл. А это хуже, чем если бы вс вы молчали… Я привык, привык! Господи, как больно этого в груди…
— Вы запах узнаёте? — спросил Сабина.
Он вроде бы не слышал того, что говорил с досадой Вар-Равван.
Сабина пробовал под дверь подсунуть пальцы. Н получалось. Слишком щель узка.
— Запах? — Вар-Равван опустился на корточки. — Знакомый запах. Так пахнет степь весной, на утро после ночного ливня. Так пахнет степь к востоку от Ерашалаима. Тюльпаны там так выстилают плавные холмы, что степь походит на ковер бескрайний. Раскинувшийся от горизонта до горизонта. И хочется лежать на нем с открытыми глазами и в небо смотреть, смотреть. В небо из голубого шелка.
Сабина помрачнел:
— И вот когда лежишь так, я помню это хорошо, то можешь услышать звуки издалека. А если ухом припадешь к земле, то можно расслышать шаги за мно госотен стадий… И топот уставших лошадей с солдатами услышишь раньше, чем их увидит кружащий в небе коршун!
— Да, это так, — Вар-Равван задумался. Помолчав, Сабина спросил:
— Вы что-то вспомнили?
— Мне почему-то кажется, что это запах не утра вообще, а именно того… ты понимаешь? того последнего, безоблачного утра!.. И правильно ты все сказал. Мы топот копыт услышали задолго до того, как всадники набухли на горизонте. Они смешными казались издали! Симеон еще сказал, что они похожи на бараньи шарики. И сам смеялся. Надо же такое придумать! Бараньи шарики… Нет, это были солдаты. Это были люди, которым никогда и ничего не суждено понять.
— И что вы сделали?
— Мы?.. Симеон и Франий, и все другие стали говорить, что надо поторопиться, бежать, искать какое-нибудь укрытье.
— Вы не побежали?
Вар-Равван усмехнулся:
— Ты понимаешь, когда тебя загнали в угол, лезть на стену глупо. Смеяться будут. А зачем мне это?.. Я им сказал: бегите, прячьтесь. Я останусь… Да, да! Поверь мне, это тот самый запах.
Сабина встал. И посмотрел на дверь в раздумье. Потом спросил:
— Ну, то есть, вы знаете, что ждет вас там, за дверью?
— Да, знаю.
— Мне кажется, я тоже…
Поднялся и Вар-Равван:
— Конечно, догадаться нетрудно… Но почему тогда ты мне не предлагаешь вернуться?
— Я предлагал уже. И даже просил!
— Но это было еще до двери.
Угольки в глазах Сабины пылали тем огнем, который Вар-Равван в них и подозревал.
— Я предлагал, когда все было еще неясно!
— Нет, все было ясно с самого начала, — не согласился задумчиво Вар-Равван. — Все было ясно, когда я только спускался с Лысой Горы!.. А раньше чуть или попозже, так это ничего по сути не меняет.
— Но все равно, в начале коридора вам было можно вернуться! Не зря же меня послали к вам.
Вар-Равван пристально посмотрел на юношу:
— Ты хочешь сказать, что сейчас уже не предлагаешь возвращаться?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю… Наверно потому, что сам бы не вернулся. И не вернусь… Хоть даже вы пойдете назад.
Тихонько рассмеявшись, Вар-Равван спросил:
— А если я и в самом деле пойду назад, что станешь делать? Стоять у двери до скончанья дней?
Сабина замотал лохматой головой:
— Нет, стоять не буду. Войну туда и всем скажу, что я — Вар-Равван.
— Войдешь туда и скажешь? Красиво!.. Но знаешь ли ты отважный юноша, что за красоту приходится платить кровавой платой? У красоты один закон — отдай ей жизнь! Всю. До последнего дыханья. Иной цены она не признает… Ты умереть готов? Не завтра, не когда-нибудь. Не где-то. А прямо сейчас, за этой дверью. Готов?
Огонь в глазах Сабины побелел. Потрескавшиеся губы шевельнулись:
