Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы
— И это правильно! — всех убеждал Корнелий, хотя все были с ним и так согласны, никто не думал спорить.
И вот сегодня компетентное жюри свой вынесло вердикт. Самой эротичной актрисой года признала…
— Ну вы, наверное, все догадались, — решил привнести интригу в свою речь Корнелий. — Что самой эротичной признали присутствующую здесь Анечку Измородину! Гип-гип ура!
— Гип-гип! Гип-гип!!!
Корнелий вручил все так же бледной Анечке статуэтку мальчугана, чья нагота была прикрыта лишь фиговым листочком. Тут блики фотоаппаратов зачиркали, как крылья стрекозы. Все хлопали, ногами стучали, выкрикивали поздрав-ленья.
— Надеюсь, Анечка, вы и дальше, от фильма к фильму будете совершенствовать свое эротическое мас терство. И мы еще такое, пардон, увидим, что… Ну я не знаю! — Корнелий склонился в уважительном по клоне.
Затем он поднял руку. Мол, тихо, черти! И в ослабевшем шуме сказал:
— Высокое жюри постановило, что самым возбужда ющим и самым любвеобильным актером года был Алексей Обулов! Алешенька, я рад!.. Ты не сыграл ни Гамлета, ни Мцыри, ни дядюшку по имени Иван, но как ты был неподражаем в фильме «Лабуда»! Я фонарею! Поздравляю, Алеша!
Кривляющемуся Обулову был вручен приз под названием «Стальной». Он выглядел как нечто, торчавшее с подноса вверх, но непонятное. Поскольку было накрыто покрывалом стального цвета. И покрывало не приподнималось.
— Дерзай и помни, Алексей, что все мужчины смо трят на тебя с большой надеждой. Ты должен на экране показать, что мы умеем, на что способны. Пусть глядя на тебя, любая из женщин вспомнит, что слово «муж» исходит от «мужчины»! Ну а мужчина — вот он, на экране…
Корнелий обратился к залу:
— Есть пожелания к лауреатам?
— Есть! — перекрывая всех, раздался голос критика Бубуки, обиженного тем, что его не взяли в состав жюри. — Пусть лауреаты прямо здесь, сейчас докажут, что получили призы не зря! Пусть разыграют эротическую сцену.
Тут и Корнелий несколько оторопел:
— Не понял… Как это? Что вы хотите? Но за Бубукина ответил Обулов:
— Прекрасная идея! Анечка, ты как? Анечка с готовностью сказала:
— А что? Давай! Корнелий заулыбался гаденько:
— Вы это… серьезно?
Обулов поставил приз на столик у стены:
— Ну а какие шутки, Корнелий Орестович? Раз публика желает, актер обязан подчиниться. Мы — люди подневольные.
— Давай, давай! — согласно закричали в толпе. А телеоператоры поспешно меняли кассеты и аккумуляторы. Такое да не снять? Уволят к черту!
Анечка шагнула навстречу Обулову. И если раньше он был ей противен, то сейчас казался милым и желанным. Под взглядом Стания Обулов был ей дорог. И в этот миг она бы согласилась с ним на все. Почти.
— Итак, сейчас мы разыграем сцену… — Анечка замялась.
— Да что выдумывать?! — не выдержал Обулов. — Мы просто разыграем сцену любви. Все просто, без затей… Начнем с того, что ты меня целуешь. А дальше, как получится…
Он Анну взял за плечи и притянул к себе.
Какая-то струна смертельно натянулась в ней, но Анна сделала усилье, расслабилась и стала целовать Обу-лова с такою страстью, что в зале застонали.
А руки Обулова уже скользили по телу Анны. Скользили очень смело и даже дерзко. В зале глотали слюни и сопели. Когда же рука Обулова добралась до…
— Остановись, мерзавец! — прохрипел Станиев. — Оставь ее! Немедленно! Иначе я убью тебя сейчас же!
И Станий-младший, легат, решительно поднялся на сцену.
Под недоуменный шум зала Станий-младший вырвал Анну из объятий Обулова, который так увлекся, что ничего вокруг не замечал и уж тем более не слышал и не видел легата.
От неожиданности Обулов задохнулся и с распростертыми руками так и замер на несколько секунд. Но надо сказать, Обулов был не из зевак. Он быстро опомнился и, покраснев от ярости, взрычал:
— А это кто? Какого черта?! Уйди, ублюдок! Слиняй скорее!
— Что-о-о?! — легат железной рукою отодвинул Анну в сторону и сделал жест к бедру.
Какое-то смятенье случилось в воздухе. Ну словно пробежала рябь. И в зале стало мрачнее и тяжелей дышать.
Глаза у Анны в испуге округлились. Она увидела то, чего другие не заметили: все в зале сделались иными, чем миг назад. Вся публика — актеры, журналисты и прочие — вдруг оказались в одеждах странных, но таких знакомых ей. В хитонах, туниках, сандалиях разбитых, в плащах мешко-подобных, накидках с капюшонами.
— Что ты сказал, урод?! — ревел взбешенный Станин. — Как разговариваешь с римским легатом?! На колени! Падай! Иль я тебя сейчас…
И Станий от бедра рванул из ножен меч. Тот блеснул, как фотовспышка, и в грудь нацелился Обулову.
— Не надо! — закричала Анна.
— Молчи, блудница! Не мешай! — Станий-младший на Анну не посмотрел. Его свинцовый взгляд жег Обулова как кислотой.
Обулов попятился, но на лице его не появилось страха.
— Любимец женщин!.. Сейчас я так устрою, что жен щинам не будет за что тебя любить. Иди сюда, иди, развратник, — Станий медленно сам шел на Обулова. И неожиданно в руке Обулова блеснуло лезвие меча. Блеснуло усмешкой злою.
— Это я урод? — усмешка полоснула и по лицу Об лова. — А ты давно смотрелся в зеркало, красавчик? Сейчас я из легата сделаю легашку! И Обулов бесстрашно бросился вперед.
Зал ахнул. Сталь зазвенела о сталь.
А в голове у Анны хулиганский голос с блатными интонациями замурлыкал песню, которая ей показалась знакомой и в сердце отозвалась тоскою:
«Вот в воздухе сверкнули два ножа, два ножа.
Пираты затаили все дыханье.
Все знали, что дерутся два вождя, два вождя,
Два мастера по делу фехтованья…»
Смешная песенка из детства.
Ей пел ее отец. Не Минарефф. Другой. Ей или Анечке?..
Станий и Обулов сражались на смерть. Рычали, скрипели зубами, пытались один другого ударить кулаками. Но главное — мечи. Сыпя искры, звеня с такой свирепостью, что у Анны при каждом их ударе дергалась щека, мечи без шуток стремились к крови. В конце концов короткий меч Обулова был выбит, а сам Обулов повалился на пол. Станий бросился к нему и, наступив ногой на грудь, приставил острие меча Обулову под подбородок.
— Ну что, любимец женщин? — хрипел он, тяжело дыша. — Ты понял все? Еще вопросы есть?.. Проси пощады!
Обулов и не пытался сбросить ногу легата. Он, казлось, смирился с тем, что произошло. Но после этих слов воскликнул:
— Пощады? Просить? Мне у тебя?.. Катись ты знаешь, куда, легашка!
— Проси пощады!
— Нет!
Глубоко вздохнув, легат сказал, как что-то сам обыкновенное:
