Эдвард Ли - Ты — все для меня
— Конечно, — пробормотал Уэстмор.
— Каждое утро, просыпаясь, я говорила Нуту: «Ты — все для меня". И ради него я пошла бы на все. На все. Это была правда, и он знал это. А потом…
Долгая пауза была хуже рыданий.
— Я потеряла все.
Это была трагедия. Уэстмор едва знал ее, но не мог не посочувствовать этого. Однако, даже после всего рассказанного, Истер продолжала еле заметно улыбаться.
Это было хуже всего. Улыбка была всем, что у нее осталось, учитывая разрушившую ее жизнь потерю.
Истер посмотрела на него, не из жалости к себе, а скорее из простого любопытства.
— Вы когда-нибудь любили кого-нибудь очень сильно, Уэстмор? Так сильно, что пошли бы ради этого человека на все?
Уэстмор чувствовал себя ошеломленным. Он с трудом пытался подыскать слова для ответа. И при этом испытывал к ней еще большую зависть. Он ответил жестко, тоном, который, как он надеялся, звучал лишь полусерьезно:
— Боюсь, аллеям любви я никогда не найду места в своей жизни…
— О, очень жаль. Потому что когда все по-настоящему, как у нас с Нутом — это настоящее чудо.
Она понизила голос.
— Думаю, я привыкла любить его так же сильно, как он привык к этому «мету»… и Линетт…
Уэстмор включил сцепление, отчаянно желая сменить тему.
— Что ж, теперь, когда ваша молитва записана, вы можете показать мне дом Крафтера, потом я отвезу вас домой.
Уэстмор выехал с парковки, а затем, следуя предварительным инструкциям Истер, покатил дальше.
Он не заметил одного: крошечный трупик синей мухи больше не лежал на приборной доске. Вместо этого, насекомое ползало по одному из задних окон.
5
Спустя считанные минуты они выехали из Пуласки и оказались на одной из основных проселочных дорог. Мимо пролетали пастбища и сельхозугодья, полуденное солнце возвещало о наступлении раннего вечера.
— На следующем повороте сверните, — сказала она. — Это будет Тик Нек Роуд.
Уэстмор рассмеялся.
— Ну и название для дороги[3].
Она, казалось, не слышала его. Вместо этого, расслабившись, откинулась в плюшевом кресле арендованной машины. Та нежная улыбка ни на секунду не сходила с ее лица. Казалось, она отражала ее внутренние мысли. И Уэстмор мог лишь предположить, что это приятные мысли, несмотря на то, на что она намекала накануне. Инцест, — подумал он. Что это, шаблон, или нечто большее?
Всего лишь еще одна испорченная сторона человечества. Не только среди деревенщин, не только среди жителей глубинки и трейлер-парков. Он встречается повсюду. Запретный плод. Зависимость, похоть, ложь, кровосмешение, жадность… Ни один из этих грехов не выбирает своих фаворитов, мы просто ПРИТВОРЯЕМСЯ, что так происходит.
Мощным мысленным усилием он приказал себе не смотреть на ее тело. И, тем не менее, все это время его пенис оставался на три четверти в возбужденном состоянии.
Когда от кондиционера стало слишком холодно, он выключил его и опустил окна. Следующая сигарета вызвала эйфорию.
— Не помню, когда в последний раз ездила на машине, — сказала Истер. Ее черные волосы развевались от ветерка.
— Как бы мне хотелось жить без автомобиля. Спущенные шины, автостраховка, агрессивные водители, пробки.
Уэстмор покачал головой.
— Мне даже хочется жить здесь.
Истер усмехнулась.
— Зависит от того, из какого теста вы сделаны. Жизнь на холмах не для всех, но я довольна.
— Вы прожили в этой местности всю жизнь?
— О, да, как и вся моя семья, с той самой войны, которая называлась, по-моему, Гражданская. Но эта земля давала нам почти все, что нужно.
Его глаза смотрели в окно, частично — на обширные сельхозугодья. А еще он украдкой успевал поглядывать на огромные соски Истер, проглядывавшие сквозь ткань ее блузки.
— Для меня настоящее удовольствие видеть все это — фермы, луга, пастбища.
— Наслаждайтесь, пока можете, потому что скоро все это останется позади, и мы окажемся в глубоком лесу. На самом деле… — Прищурившись, она подалась вперед. — Скоро будет еще один поворот, так что будьте внимательны.
На этот раз в Уэстморе зажглось возбуждение несексуального характера. Скоро он увидит дом Крафтера. Он свернул на узкую дорогу, словно зажатую с обеих сторон вековыми деревьями.
— Вот та самая Говернор Бридж Роуд…
Истер снова подалась вперед.
— И… и… Вот! Этот поворот.
Машина, замедлившись, выехала на открытое место, которое оказалось грунтовой подъездной дорожкой, уходящей вверх. Э. КРАФТЕР гласила надпись на большом металлическом почтовом ящике, но время и непогода сделали буквы почти нечитаемыми. Нужно тоже сфотографировать. У Уэстмора вспотели ладони.
— Далеко еще? — спросил он, но следующий быстрый взгляд ответил на вопрос. На небольшой возвышенности маячил дом.
— А вот там, — сказала она, — дом Крафтера.
Огороженная деревьями дорожка закончилась прогалиной, на которой стоял дом. Классическая полу-георгианская и эдвардианская архитектура пыталась устоять под натиском полного обветшания. Первый этаж распирало от огромных полукруглых окон, второй был усеян мансардными, в то время как выступающая башенка в северном крыле, казалось, приглашала к осмотру. Как ни странно, но окна разбиты не были, и огромный тимпан из витражного стекла тоже оставался нетронутым. Казалось, что дом клонится набок. Уэстмор изучал второй этаж, и ему показалось, что он заметил в одном из темных окон лицо.
Померещилось…
Солнце начинало садиться за деревья.
— Поверить не могу, — пробормотал Уэстмор. — Спасибо вам…
Истер улыбнулась.
Он собирался уже выйти с фотоаппаратом, когда его охватил озноб. Волосы на затылке буквально встали дыбом. Фасад загадочного дома, всего лишь на секунду, словно, превратился в сплющенное, кричащее лицо.
— Ммм… — Он заерзал. — Думаю, с фотографированием и осмотром я подожду до завтра. А то… становится темно.
— Нет ничего плохого, если вам не хочется идти туда в темноте. Что насчет меня, то я легко пошла бы туда, ночью или днем.
Да, на закате здесь… как-то тревожно, что ли.
Он сдал назад и покатил по подъездной дорожке прочь, восторженный, и вместе с тем подавленный. Что нашел бы он, если б продолжил осмотр?
— Поверните здесь. Тут недалеко.
Уэстмор поехал дальше. Высокие деревья почти не пропускали свет. Часть его сознания оставалась зацикленной на женщине, другая — на доме. Я получил свою работу на блюдечке… благодаря ей. Бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, он увидел ее грудь. Черт… В конце концов, она все поймет, если он не перестанет пялится. Уэстмор чувствовал себя полной скотиной — он использовал ее знания в интересах своей карьеры, и ее тело — в качестве пищи для мастурбации. Человек Года. Да. Это я.
