Питер Джеймс - В плену снов
Дверь открылась, и сонный Ники прошлепал по полу.
– Привет, тигренок. Ты что-то рано встал.
– Я не могу заснуть.
Она протянула руку и взъерошила его волосы. Какие мягкие. Ники слегка отпрянул, но потом снова ткнулся головой ей под руку, чтобы получить еще порцию ласки.
– Ну-ка, поцелуй мамочку.
Влажное прикосновение. Ощущение такое, словно это миниатюрный вариант поцелуя Ричарда.
– А почему ты не можешь заснуть, тигренок?
– Да мне приснился очень страшный сон.
– А о чем?
– Об одном ужасном человеке. О жутком монстре.
Она села на постели и крепко обняла его.
– Это потому, что я рассказала тебе сказку о таком, правда?
Он мрачно кивнул. Временами он бывал довольно-таки серьезным ребенком. Всегда все старательно обдумывал…
– Он меня съел.
Сэм внимательно посмотрела на несчастное выражение его лица.
– Ну, ты, наверное, был очень вкусный.
Он топнул по ковру:
– Не говори так. Это не смешно.
– Ну ладно, маме уже пора собираться. Хочешь поспать в нашей постели?
– Нет.
Он побрел прочь, шаркая тапочками по полу. И пока он шел, она видела, как тот самолет бесшумно летит к массивной горной стене, хвостовая часть кувыркается вниз, багаж фонтаном взлетает вверх. И этот гул, и огненный шар. Она, пошатываясь, встала с постели и побрела в ванную, содрогаясь от картин, вереницей проплывающих в ее сознании, от холодного воздуха и темного зловещего облака, зависшего над ней.
Просто дурной сон, только и всего. Надо забыть о нем.
Она услышала гулкие ритмичные удары – моторная лодка плыла мимо, вверх по реке, удары были глубокие, тяжелые.
А потом она сообразила, что это вовсе не мотор. Это удары ее собственного сердца.
4
Сэм сидела на диване в приемной Уркварта Симеона Макферсона, придерживая рядом с собой рекламную ширму «Отверженного» и наблюдая, как Кен неугомонно расхаживает туда-сюда, глубоко засунув руки в карманы поношенного кожаного пальто, надетого поверх пиджака из грубой простой материи и голубых джинсов, из-под которых сверкали щегольские черные ботиночки. Это была его обычная униформа. Одет небрежно, но вот ботинки всегда безупречны.
Прошли две болтающие девушки, кивнули секретарше в приемной и поплыли по коридору. Вразвалочку вошел какой-то разносчик почты в шлеме с надписью на нем «Рэнд Райдерз». Он сунул через стойку какой-то пакет и стоял, дожидаясь, пока за него распишутся. Кривоногий, весь упакованный в кожу, он походил на причудливое насекомое из космоса.
Кен присел рядом на валик дивана, чуть возвышаясь над Сэм.
– Как ты, в порядке?
– Все прекрасно, – сказала она.
– Ты выглядишь немного озабоченной.
– Со мной все в порядке, – повторила она. – Когда ждешь, то всегда чувствуешь себя так, словно опять попала в школу. И боишься встречи с учителем.
Кен вытащил пачку «Мальборо» из кармана своего пиджака и вытряхнул одну сигарету. Потом щелкнул своей обшарпанной зажигалкой «Зиппо», глубоко затянулся, после чего провел рукой по волосам.
– Уж эти производственные встречи, – мрачно сказал он.
Сэм улыбнулась:
– Я знаю, что ты их не любишь.
– Этот сочинитель текстов к плакатам… Джейк, как там его… от него у меня мурашки по телу ползут.
– Да он ничего, – сказала Сэм.
– А у тебя-то от него разве мурашки не ползут?
– Нет.
– Но ведь отчего-то они у тебя ползут.
Он лукаво посмотрел на нее. Она почувствовала, что краснеет, и отвернулась.
– Возможно, я немножко устала. Рано проснулась.
– А что ты делаешь в эти выходные?
– У Ники в воскресенье день рождения, будут гости.
– Шесть лет?
Она кивнула.
– А народу много будет?
– Девятнадцать человек. Посмотрим фильмы Чаплина и еще «Панч и Джуди».
– Придут все его высокопоставленные маленькие приятели? – Он откинул назад голову и, глядя на кончик своего носа, заговорил, утрируя аристократическое произношение: – Руперт… Джулиан… Генриетта. Доминик, Хэмиш, Иниго и Шарлотта, да?
– И даже сама достопочтенная Сара Гамильтон-Дили.
– Ах, как же, как же! Достопочтенная Сара Гамильтон-Дили. Судя по всему, будет потрясающая забава. – Он перестал изображать аристократа и потер свой подбородок. – Надеюсь, ты вспомнишь обо мне в каком-нибудь продуктовом магазинчике, когда будешь опустошать его ради толпы своих гостей.
Сэм улыбнулась, заметив печальное лицо Кена, в очередной раз задумалась, нравится ли ему его независимость, или же он хотел бы снова жениться и завести детей. Она отдавала себе отчет в том, как мало знает о Кене Шепперде, его частной жизни. Здесь, в этом окружении, неотъемлемой частью которого он был, Кен чувствовал себя уютно, и все же казалось, что одновременно он желал бы находиться где-нибудь в ином месте, заниматься совсем другим, не имеющим ничего общего с этой дерьмовой помпезностью, – словом, как любой мужчина, находящийся в плену своих ошибок и своих успехов.
– Я принесу тебе фруктового желе, – сказала она.
– С желатиновым ребеночком в нем?
– Ну разумеется.
Он посмотрел на потолок и стены:
– Ну что за отвратная комната. А ты знаешь, какие у них доходы за прошлый год?
– Восемьдесят два миллиона.
– И они не могут даже завести приличную приемную.
Сэм внимательно огляделась вокруг: посмотрела стол, заваленный журналами и газетами. «Кампэйн». «Маркетинг». «Медиа уик». «Таймс». «Индепендент». «Файнэншиал таймс»… На ковре, вытканном по специальному заказу, фирменный знак агентства, изображающий концентрические квадраты, каждый предыдущий квадрат обрамлялся следующим размером побольше, и так до бесконечности, что-то вроде картинки на телеэкране, одна внутри другой… Этот же знак гигантских размеров царил на задней стене посреди рекламных объявлений в рамочках, груды оберточной бумаги, коробок и плакатов. Автомобиль «феррари» отражался в миниатюре на лакированной туфельке аппетитной красотки. Мужчина, жизнерадостно и ослепительно улыбаясь, демонстрировал зубную щетку. А рядом красовалась консервная банка в несколько футов высотой, с непопулярным уже рисовым пудингом.
– А по-моему, вполне современный интерьер, – возразила она.
– Извините, что задержал вас. – В комнату вошел Чарли Эдмундс, высокий, даже долговязый, с небрежно зачесанной копной пышных волос.
В модной рубашке с Джермин-стрит он походил на школьника-переростка. Господи, подумала Сэм, как странно: если люди выглядят молодо, то они очень стараются казаться старше. Молодые все такие важные и серьезные, вроде Чарли, и ведут себя как сорокалетние. А сорокалетним отчаянно хочется стать двадцатилетними.
