Питер Джеймс - В плену снов
Гнев, растущий в ней, опал, словно шар, проткнутый иглой, и она испытала острое чувство вины. Как-то поникнув, опустилась на стул, что-то неопределенное, неловкое забрезжило в ее сознании неясным эхом из собственного детства.
Сэм вспоминала детство, вспоминала, как жизнь обрушилась на нее тогда. Она думала о своем замужестве, о том, как была счастлива, как она забыла то, что случилось раньше… Быть может, она забыла слишком многое? Быть может, не одни только дети могут чувствовать себя заброшенными и ненужными, и взрослые тоже могут? Быть может, потому это и произошло.
3
– Что-то не так.
– Что не так?
– Не знаю.
Сэм слышала эти голоса, низкие, бормочущие, приглушенные, как обрывок разговора на вечеринке с коктейлями, долетавший до нее через всю комнату. Она напряглась, повернулась, вытянула шею над спинкой своего кресла, пытаясь разглядеть, откуда же доносятся голоса, но мужчина и женщина позади нее спали. Она прислушалась, но смогла расслышать лишь двигатели самолета – отдаленное гудение, словно от посудомоечной машины. Потом этот ритм изменился, и она почувствовала, что самолет начал снижаться в облако под ними.
Обычно она никогда не боялась лететь на самолете, но сейчас внезапно почувствовала нервозность. Беспокойно уставилась на потеки от дождя, исполосовавшие иллюминатор, на пролетающее серое пространство за стеклом. Приземление. Ее руки вспотели, и она поняла, что вся дрожит.
Ей хотелось пустить время вспять и вообще оказаться в другом месте. Глупая, совершенно ненужная поездка. Ричард прав: слишком уж много она впрыгивает в самолеты и выпрыгивает из них. А уж на этот раз ей совсем не хотелось прыгать. Одноместные сиденья, чтобы сэкономить деньги Кена. Кто-то говорил ей, что чартерные рейсы – штука рискованная. «Успокойся, Сэм, – приказала она себе, – успокойся».
Раздался резкий свист, и на панели прямо перед ней загорелась надпись «Не курить». Потом послышался новый звонок, еще пронзительней, но более мелодичный, вроде сигнала, что лифт пришел: бим-бом. Этот звук раздражал ее.
– Говорит капитан Уолкер. – И его компанейский голос раздражал ее не меньше. Послышалось жужжание, скрип и громкий щелчок. – Мы начали снижение и рассчитываем оказаться на посадочной полосе примерно через двадцать пять минут. Погода в Софии холодная – плюс один градус по Цельсию, идет снег. Мы надеемся, что вам понравился полет вместе с нами и вы приятно проведете время в Болгарии. От имени всего нашего экипажа мне бы хотелось поблагодарить вас за то, что вы совершили полет рейсом «Чартэйр», и выразить надежду, что вы снова выберете нашу компанию.
В голосе слышалась усталость, он говорил скороговоркой, выдававшей отставного военного летчика британских ВВС. Ему приходилось делать усилие, чтобы его голос звучал дружелюбно, как будто это был не очередной чартерный рейс, и он вовсе не устал, и ему не осточертело вываливать еще одну партию туристов на еще один дешевый курорт.
Над спинкой сиденья прямо перед Сэм высунулась голова маленькой девочки.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответила Сэм.
Голова девочки исчезла, и Сэм услышала хихиканье.
– А я сказала «привет» той даме позади!
Пот струйками стекал по лицу Сэм, ее подташнивало. Она отстегнула свой пояс и неуверенно заскользила вдоль пустых сидений по накренившемуся проходу в сторону туалета, цепляясь за спинки сидений, чтобы не побежать, опасаясь, что ее остановят стюардессы, но те, занятые укладкой товаров, свободных от пошлины, и не заметили ее.
Она добралась, все еще дрожа, до носовой части самолета и очень удивилась, что дверь в кабину пилотов открыта. Сэм пристально вглядывалась в оранжевые датчики приборов, в командира и второго пилота, сидящих в белых рубашках на своих местах. Второй пилот повернул голову к командиру, и она расслышала его слова:
– Дерек, что-то определенно не так.
Командир щелкнул каким-то выключателем и произнес громко и отчетливо:
– Говорит «Чартэйр», 624. Подтвердите наш заход на посадку.
В ответ сквозь треск в микрофоне раздался резкий, металлический голос на очень четком, но ломаном английском языке:
– «Чартэйр», 624. Говорит софийская авиавышка. Мы подтверждаем заход на посадку. Посадочная полоса 21. Мы имеем видимость всего в двести метров. Проверьте ваш посадочный минимум.
– Софийская авиавышка. Это «Чартэйр», 624. Подтвердите посадочную полосу 21.
Командир наклонился вперед и подрегулировал один из датчиков на приборной доске. Второй пилот озирался по сторонам. Она почувствовала его беспокойство, страх сковывал его лицо, словно тонкая ледяная пленка. А микрофон снова затрещал, и Сэм услышала тот же голос, еще более настойчивый:
– «Чартэйр», 624. Мы имеем ваше положение на радаре. Вы находитесь слишком низко. Я повторяю: слишком низко. Немедленно поднимитесь на семь тысяч футов.
– Мы находимся на семи тысячах футов, – с некоторой усталостью в голосе, но подчеркнуто спокойно ответил командир.
Мужчина на авиавышке словно заразился тем же безудержным страхом, что и второй пилот.
– Имеем ваше положение на радаре, – произнес инспектор. – Вы находитесь на четырех с половиной тысячах. Проверьте ваш альтиметр. – От волнения его голос панически срывался на крик. – Поднимайтесь. Поднимайтесь немедленно! Прервите снижение. Я повторяю: прервите свое снижение!
– У меня оба альтиметра показывают семь тысяч. Пожалуйста, проверьте ваш радар. – Сквозь спокойствие в голосе командира пробивалось раздражение.
– Поднимайся, Дерек! – закричал второй пилот. – Там же горы, бога ради! Поднимайся, мать твою!
– Мы в безопасности. У этих гор потолок – пять тысяч.
Послышался резкий щелчок, и дверь туалета открылась. Перед ней стоял мужчина в черном капюшоне с прорезями для глаз и для рта.
Сэм откачнулась назад, но он зажал ей рот рукой в черной кожаной перчатке, резко запрокинул ее голову назад к переборке. Перчатка пахла новой свежей кожей, она отчаянно дернула головой, пытаясь закричать, вырваться, чувствуя, как сзади какая-то рукоятка закрыла все ее лицо, и она, погрузившись в темноту, услышала страшный удар и шипящий свист воздуха, потом вдруг оказалась за бортом самолета, бешено вращаясь в пространстве, при оглушительном завывании морозного ветра и двигателей самолета. А она все вращалась в безумном ледяном водовороте, все падала, падала и падала, сквозь бесконечную черноту, пока не очутилась в холодном сером облаке, в котором она плавала как в воде, отталкиваясь руками. Она продвигалась все дальше и дальше, плывя без всяких усилий, и наконец увидела в отдалении серебристый «боинг». Вокруг самолета, словно стебли гигантских сорняков, водоворотом кружилось облако, а сам самолет стремительно удалялся в сторону неясно вырисовывающегося впереди темно-серого контура, почти неотличимого от этого облака.
