Александр Варго - Дикий пляж
С сомнением повертев нож в руках, я решил, что вполне смогу попасть им в дерево. Правда, неплохо было бы сначала сделать несколько пробных бросков…
Клим поднялся и сказал, чтобы я шел за ним. Заинтересованные ребята пошли с нами, за столом остались только Диана с Витом.
Метрах в десяти от беседки росла высоченная сосна, и Клим направился к ней. Примерно на уровне полутора метров от земли к дереву проволокой был прикручен срез деревянного бруска размером с тарелку и толщиной в два кулака.
– Попадешь в дерево? – Клим глубоко затянулся.
– Если я правильно понял, мишенью является вон тот брусок? – Я подкинул в руке нож.
Клим молча смотрел на меня, дымя трубкой, глаза его говорили: «Попробуй хоть попасть в само дерево, не говоря уж о том, чтобы нож воткнулся…»
Измерив на глаз расстояние до сосны и глубоко вздохнув, я резко выкинул правую руку, мысленно направляя нож в центр бруска. Послышался гулкий стук ударившейся о дерево рукоятки, и нож упал в траву. Я чертыхнулся про себя и пошел его поднимать.
Все молчали, только Дэн что-то пробормотал. К лезвию прилипла земля, и я вытер нож о штаны. Отошел на пять шагов. Вздохнул поглубже. Согнул руку в локте.
Попадешь в дерево?
Я выбросил руку. Раздался сочный звук врывающейся в древесину отточенной стали, нож вошел немного левее центра круга.
Климентийс уважением посмотрел на меня. Подошел к сосне. Просунув за проволоку, закрепляющую брусок, пустую сигаретную пачку, он повернулся ко мне.
– А так?
– Димон и яйца комару на лету собьет, – бубнил Дэн. Он уже еле держался на ногах, в руках у него, пенясь, пьяно покачивалась наполовину опорожненная бутылка с пивом.
– Можно и так.
Издалека в сгущавшихся сумерках сигаретная пачка казалась совсем крошечной, размером не больше пятака.
ВЖИ-И-ИГ!!!
– Эх ты, мазила! Хорошо, мы не делали ставки. – Дэн, пытаясь сесть на корточки, не удержался и завалился в кустарник. Судя по его гневному ворчанию, он упал в колючки иглицы.
Ирина, чертыхаясь, подошла к нему и сняла с его плеча перепуганную Зину.
Клим невозмутимо наблюдал за мной, но по его глазам было видно, что у него были большие сомнения, смогу ли я вообще попасть в сосну, не говоря уже о том, что нож воткнется.
Я вытащил нож. Он прошел сантиметров на десять выше пачки. Потом подошел к барахтающемуся Дэну и, осторожно взяв из его рук пиво, сделал несколько больших глотков. Все в молчании наблюдали за мной, только Дэн что-то убедительно доказывал Ирине.
«Расслабь руку и представь, что ты в руках держишь обыкновенный камень, а попасть нужно в большой пруд. У тебя не должно и мысли возникнуть, что ты можешь промахнуться. Ты и он – одно целое…» – говорил Георгий, со сверхъестественной быстротой вертя между пальцами нож.
Закрыв глаза, я представил себе траекторию полета ножа, как он, будто в замедленной съемке, вращаясь, вонзается в самый центр сигаретной пачки. Вдруг меня охватило внезапное чувство, что я не могу промахнуться, я просто не имею на это право, каждая мышца ощущала огромный прилив сил, кровь закипала, нервы трепетали, как вольфрамовые нити.
Неожиданно вместо пачки перед моими глазами появилось неприятно ухмыляющееся лицо старой цыганки, которую мы встретили в Соловках. Оно было каким-то… каким-то злым, совсем древним… и оно мерцало в темноте. Как призрак.
Это плохое место…
ВЖИ-И-И-И-ИГ!!!
– Ого! Где тебя этому научили, а? – Гуфи снял очки, потрясенно глядя на сосну.
Я открыл глаза. Нож рассек пачку надвое, а само лезвие вошло в брусок почти наполовину. Ольга, широко раскрыв глаза, со страхом смотрела на торчащий из дерева нож, похожий на необычной формы сучок.
Внезапно я пошатнулся – волна боли в висках окатила меня, как ведро холодной воды. Она нарастала постепенно, словно медленно выплывающая из глубины акула (крупная и очень голодная акула). Я со страхом ждал, что может последовать за этим, и, с трудом передвигая ноги, направился к канистрам с водой. Вылив на голову ковш ледяной воды, я почувствовал себя немного лучше.
Климентийвытащил нож, вытер лезвие об штанину и внимательно посмотрел на меня.
– У тебя хорошие способности. Надеюсь, нож, пущенный твоей рукой, будет поражать только неодушевленные цели.
Я вяло кивнул. Боль неторопливо уходила, словно нехотя уползающая старая, но все еще опасная рептилия, оставив внутри мерзкое чувство: предупреждающее: «Жди-я-скоро-вернусь».
– Может, теперь продемонстрируешь свое мастерство? – сказал Вит, засунув большие пальцы рук за ремень. Он неслышно подошел сзади и теперь с интересом следил за происходящим.
Клим слегка улыбнулся. Подойдя к сосне, он освободил один конец проволоки на мишени и поднял ее на центр деревянного среза, закрепив с другой стороны ствола дерева. Все, замерев, следили за каждым его движением.
Неслышно ступая, Клим отошел от дерева (намного дальше, чем откуда метал нож я), двигаясь с кошачьей грацией, внезапно резко развернулся, и в воздухе что-то сверкнуло – что-то очень быстрое и неуловимое для человеческого глаза. В следующую долю секунды нож оказался торчащим глубоко в дереве, лезвие рассекло проволоку точно посередине, сам брус раскололся надвое.
Подобное не слишком удивило меня – человек, который прожил здесь около шести лет, может не только это, но на всех остальных это произвело эффект.
Боль в голове угомонилась, и я вернулся за стол. Мясо остыло, дразнящий ароматный запах пропал.
Ирина с Дэном ушли спать, Вит с Дианой курили невдалеке. Через некоторое время ушел Клим. За столом сидели нахохлившийся Игорь и Ольга. Я поймал себя на мысли, что мне все время хочется смотреть на ее лицо, в ее глубокие синие, как безоблачное небо, глаза.
Я взглянул на Ольгу:
– Вина?
– Только чуть-чуть.
Вино принес Клим, тоже собственного приготовления. В нем нет ни капли воды, сказал он, только виноградный сок. Вино и в самом деле имело необыкновенно легкий терпкий вкус и по цвету напоминало играющий в солнечных лучах рубин.
– Игорь? – Я вопросительно посмотрел на Гуфи.
– Я лучше водки выпью.
– Плохо не будет?
Игорь надул губы и замотал головой. Я пожал плечами и плеснул ему водки.
На небесной тверди заблестели первые льдинки звездочек, весело подмигивая друг другу.
Ольга сделала маленький глоточек и спросила:
– Дима, а ты живешь с родителями?
– С матерью. Отец умер. Сердце. – Я допил пиво в стакане и наполнил его заново.
Ольга растерянно заморгала глазами:
– Извини, я не знала…
– Ничего, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее.
Игорь настороженно следил за нашей скупой беседой, после чего поднял рюмку.
– За длинноногих блондинок! – чокнулся я с ним.
Ольга несмело протянула мне свой стакан, и я слегка коснулся его.
– Ты имеешь в виду Диану? – с трудом выговаривая слова, спросил Игорь.
– Ребята, мы идем спать! – крикнула Ди. В темноте, очертив полукруг, мелькнула ярко-красная точка выбрасываемого окурка.
– Нет, Гуфи, не Диану, – вздохнул я.
– Не называй меня Гуфи! – неожиданно визгливо выпалил Игорь, привстав со скамейки. – У меня есть имя, если ты еще не забыл!
Я промолчал, про себя решив никогда не называть его этой глупой кличкой.
Стало холодно, и Ольга надела свитер.
– А у меня тоже отца нет, – вдруг упавшим голосом сказал Игорь.
Мы с Ольгой озадаченно переглянулись.
– А с твоим-то что? – Я подцепил кусок свинины, ставший уже почти ледяным.
Игорь снял очки.
– Что? – усмехнулся он, и, честно говоря, мне не понравилась его усмешка. – Мой папаша мотает срок на зоне. Не знаю, может, его и в живых уже нет. Так-то.
За столом воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ночных мотыльков, вьющихся у подвешенной к потолку беседки лампы, да далекий шум прибоя.
Ольга собралась что-то произнести и уже открыла рот, но я положил ей руку на колено. Она покраснела (это стало заметно даже в сумерках) и смущенно убрала мою руку.
Игорь начал плакать. Откровенно говоря, плачущий мужчина вызывает такое же отвращение, как и пьяная вдрызг женщина, поэтому я раздраженно попросил его не устраивать за столом всемирный потоп.
– Никто из вас ни хрена не понимает. – Гуфи икнул. – Никто…
– Ну-ну, хватит сопли развозить. – Я налил в рюмку еще водки и пододвинул ее к Игорю.
– Никогда никому. Я не рассказывал это… – всхлипнул Гуфи. – Не знаю, может, потому что я сейчас пьян. А может, вы просто неплохие ребята, которые стараются не подкалывать меня. – Игорь сплюнул и замолчал.
Пауза затягивалась, и я уже было подумал, что он передумал откровенничать перед нами, как вдруг Гуфи заговорил совершенно чужим голосом:
– Как думаешь, что чувствует шестилетний ребенок, когда его отец не вылезает из зоны, а мать постоянно пьет, собирая у себя дома всякую рвань?
Гуфизаерзал на лавке, словно сидел голой задницей на наждачном листе.