Тара Смит - Посредники
— Никс, — прошептала Моргана, — я не…
У нее едва не вырвалось что-то жалкое, боязливое, совершенно для нее нехарактерное, но, к счастью, Никс перебил ее, прижав указательный палец сначала к ее губам, потом к своим. Она замолчала — разговаривать было нельзя. Он бросил взгляд на нее, потом в сторону, на дверь — не ту, через которую они вошли.
Нужно было идти туда. Но откуда он это знал? Они находились в Шанхайских туннелях, обиталище страшных людей, где искали… чего? Моргана попыталась передать свои мысли Никсу, но парень лишь смотрел на нее, явно ожидая знака о готовности двигаться дальше. А она застыла в растерянности — время как-то странно растягивалось, словно петля висельника, и Моргана почувствовала головокружение. Все это место дышало безысходностью, напоминая о своей жуткой истории: похищенные моряки, старые вербовщики, обреченные на смерть лесорубы, мертвые индейцы и задохнувшиеся китайцы, работавшие на железной дороге. В ней вспыхнуло жгучее желание бежать отсюда, но Моргана справилась с собой. Людей всегда тянет делать то, что не следует. Это напоминало период преображения, когда она еще ребенком бродила в лесу, и от этого было страшно.
Она выпустила руку Никса.
Почему они должны молчать, стараться остаться незамеченными? Из-за тех присвистывающих звуков? Но ведь это просто наркоманы, ищущие дозу. Разве они с Никсом не сильнее их всех? Почему только у них нет фонариков? И где Блик?
Моргана собиралась только выполнить свои обязательства. Она привела Никса в туннели, и теперь ей пора возвращаться домой. Она выпрямилась и кивнула ему, а он коротко кивнул в ответ и повернулся, чтобы идти дальше.
«Нив маленькая сучка, — подумала Моргана. — Это она втянула нас в это».
Перед ними виднелись три низкие, грубо сделанные двери, которые вели в трех разных направлениях. Через одну они вошли — та, помнится, осталась за спиной, и Моргана с трудом подавила в себе желание развернуться и броситься назад. Еще две находились впереди — одна справа, другая слева. Ни на одной не было ни знаков, ни каких-либо помет, но Никс внимательно смотрел на каждую, словно рассуждая, взвешивая, мысленно проходя по всей длине коридоров, скрывавшихся за ними. Он потянулся к двери, что была справа, и Моргана удивилась, почему он выбрал именно эту. Она уже хотела остановить его и потребовать, чтобы он объяснил свое решение. Почему он знает, куда идти, а она — нет, не может знать?.. Но стоило им только сделать шаг из тускло освещенной комнаты, как снова навалилась темнота и полностью окутала их.
Теперь Моргана держалась позади, подозревая, что Никс чувствует ее страх. Всего лишь день тому назад она чуть ли не прыгала от восторга при одной мысли, что пойдет за ним, найдет здесь Блика, овладеет новой силой. Но лабиринт туннелей и их тупая безграничная темень не предлагали никаких возможностей и лишь пугали. Умри она здесь — и никто ее не отыщет.
Она почувствовала, как в горле встал тугой ком. По крайней мере, нужно было сказать К. А., куда она направляется. Пусть он хотя бы об этом знает.
«Когда мы выберемся отсюда, я… я обезврежу эту интриганку, эту маленькую давалку. Черта с два она будет встречаться с К. А. и…»
Моргана позволила ядовитым испарениям стервозности заполнить сознание, а тем временем быстро и бесшумно двигалась вслед за Никсом туда, где, как ей казалось, виднелся следующий фонарь. Черт знает, куда тащит ее Никс, но если они отыщут Нив живой, она заставит эту мелкую шалаву за все заплатить! Тупая корова. Она, похоже, хочет, чтобы все кинулись на ее поиски. Наверное, будет вне себя оттого, что К. А. тут нет, но, скорее всего, и с Никсом она трахается тоже.
Моргана шагнула еще в одну низкую дверь справа и остановилась, ощутив, что рядом никого нет. Никс, должно быть, отстал. Она сунула голову назад, в проем, потом обругала себя последними словами, потому что все равно не смогла ничего различить. Послышались легкие шаги — похоже, она ушла вперед гораздо дальше, чем собиралась.
— Никс! — полушепотом позвала Моргана. — Я тут, в комнате.
Шаги приблизились, стали громче. Наверное, он злился из-за того, что она опять подала голос. Но она все же радовалась, что позвала его; ей хотелось говорить еще, но она не осмелилась. Оглядевшись, она заметила посреди комнаты деревянный стол, а на нем лампу. Итак, эти помещения обитаемы. Моргана подумала: для чего, интересно, их могли использовать в прежние времена? Какие неописуемые вещи творились тут раньше?
На скрытом тенями полу валялись длинные цепи, и еще там были… кандалы? А эта густая темная жидкость, залившая край стола, неужели это…
Только не здесь. Только не здесь.
— Никс, — вскрикнула она, не в силах сдержаться, и шагнула к двери.
Но Никс не ответил, и ее рука напрасно шарила в темноте, отыскивая его руку.
Моргана подхватила светильник за ручку и снова подошла к двери, стараясь осветить коридор. Неровные земляные стены еще хранили рваные шрамы, оставленные на них сто пятьдесят лет тому назад кирками, заступами и руками.
Шаги стихли. Она снова подняла лампу.
Сначала она увидела кровь — пятно крови, неровно засохшее на груди девушки, словно отвратительный коричневый слюнявчик. Словно издевка художника, удалось подумать Моргане, — а та шагнула в проем, бледная, с остекленевшими глазами, застывшая в молчании. Ее череп просвечивал сквозь спутанную гриву тонких белых волос. Девушка была грязна; бретелька открытого замызганного платья свисала с плеча, словно поникший стебелек. Шагнув в пятно света от лампы Морганы, пришедшая остановилась. Пересохшие губы растянулись в подобие улыбки, зубы сверкнули, и капли слюны скатились с уголков рта.
И лишь когда Нив подняла свои хрупкие, покрытые синяками руки и с неожиданной ненавистью бросилась на нее, Моргана наконец сумела закричать.
ГЛАВА 24
Ундина думала о Рафаэле.
— Последнее, что я создам перед смертью, это дыра, — сказал он на той лекции, на которой однажды в Нью-Йорке Ундина присутствовала вместе с матерью и впервые увидела его. Сначала она немного похихикала — заявление слегка отдавало порнографией, но потом поняла, что он говорил о могиле.
Рафаэль создавал многие вещи — дыры, пирамиды, океаны и горы, из дерева и льда, из цемента и камней, из красящего пигмента, теневым методом и травлением. Потом он выводил их цифровыми чернилами на огромных жидкокристаллических экранах, создавая запутанные, перекликающиеся друг с другом комбинации, которые, по мнению Ундины, мог сотворить лишь обезумевший компьютер. Крошечные фрагменты двигались по картинам, пронизанным желтоватым прохладным светом. В результате получалось отражение плоского, жалкого и жуткого мира. Глядя на него, Ундина думала: «Какое счастье, что я не живу там. Интересно, кто вообще мог бы жить в таком мире?»
