Кристофер Мур - Грязная работа
— Все в порядке, — продолжала Одри.
— Его звали Уильям… Билли, и мы два года были вместе, а потом он заболел. Всего через месяц после того, как мы обручились, ему поставили диагноз — неоперабельная опухоль мозга.
По их оценкам, жить ему оставалось месяца два. Я бросила учебу и не отходила от него. Одна сиделка из хосписа знала, что я изучаю Восток, и посоветовала нам поговорить с Дорже Ринпоче — монахом из Тибетского буддистского центра в Беркли. Мы беседовали о «Бардо Тедол», которая вам известна как «Тибетская книга мертвых». Он помог Билли переместить сознание в следующий мир — в следующую жизнь. Отвлек нас от тьмы, и смерть после общения с ним стала естественной — какой-то надеждой. Когда Билли умирал, я не отходила от него и чувствовала, как его сознание движется дальше, — по правде чувствовала. Дорже Ринпоче сказал, что у меня особый талант. Он считал, я должна учиться дальше у верховного ламы.
— И вы стали монахиней? — спросил Чарли.
— Я думал, лама — это такой рослый баран, — произнес Мятник Свеж.
Одри не обратила на него внимания.
— У меня болела душа, и мною нужно было руководить, поэтому я поехала в Тибет, где меня приняли в монастырь. Там я двенадцать лет изучала «Бардо Тедол» под водительством ламы Кампары Ринпоче — семнадцатой реинкарнации бодхисаттвы, который тысячу лет назад и основал нашу школу буддизма. Он обучил меня искусству «пхова» — переноса сознания в момент смерти.
— Чтоб вы могли делать то, что монах сделал для вашего жениха? — спросил Чарли.
— Да, я проводила «пхову» для многих горных поселян. У меня это была вроде как специализация… ну и шила для всех в монастыре одежды, конечно. Лама Кампара мне сказал, что он чувствует — я очень старая душа, реинкарнация сверхпросветленного существа, жившего много поколений назад. Я сначала думала, он меня просто хочет как-то проверить, чтобы я поддалась своему эго, но, когда приблизился час его смерти, он позвал меня совершить с ним «пхову». И я поняла, что проверка — вот она, он доверяет мне перенос своей души.
— Можно для протокола? — перебил ее Мятник Свеж.
— Я бы вам не доверил даже ключей от машины.
Игуанодон ткнул шпажонкой Мятнику в икру. Дылда ойкнул.
— Видите? — сказал Чарли.
— Вы грубите, и вам воздается. Карма.
Одри улыбнулась Чарли, поставила чашку на пол и сложилась в позу лотоса.
— Когда лама скончался, я увидела, как его сознание покидает тело. Затем я ощутила, как и мое сознание покидает тело, и я отправилась за ламой в горы, где он показал мне пещерку, заваленную снегом. В пещерке стоял каменный ларец, запечатанный воском и сухожилиями. Лама сказал, что я должна отыскать этот ларец, после чего пропал — вознесся, и я снова оказалась в своем теле.
— Вы тогда сверхпросветлились? — спросил Чарли.
— Я даже не знаю, что это значит, — ответила Одри.
— Насчет этого лама ошибся, но когда я проводила с ним «пхову», что-то меня изменило. Когда я вышла из кельи, где осталось его тело, в людях я различила сияющую красную точку — там, где у них сердечная чакра. То же самое, за чем я последовала в горы, — бессмертное сознание. Я видела человеческую душу. Однако меня больше тревожило другое: я видела, что у некоторых людей нет этого сияния или я его просто не вижу — и в них, и в себе. Я не знала почему, но мне было ясно, что каменный ларец нужно отыскать непременно. И я нашла его, пройдя той тропой, которую показал мне лама. В ларце лежал свиток, который большинство буддистов считали — и считают до сих пор — мифом. Утраченная глава «Тибетской книги мертвых»… Там описывались давно забытые искусства — «пхова насильственного переноса» и «пхова неумирания». О последней я даже не слышала. Первая позволяет насильно переносить душу от одного существа к другому, а вторая продлевает переход, «бардо», между жизнью и смертью. На сколько угодно.
— Это значит, вы можете заставить людей жить вечно? — спросил Чарли.
— Вроде того — хотя скорее они просто-напросто перестают умирать. Я много месяцев медитировала на этот поразительный дар, что оказался мне вручен, и боялась выполнять ритуалы. Но однажды присутствовала при «бардо» одного старика — он умирал от очень болезненного рака желудка. Я больше не могла смотреть, как он страдает, и попробовала «пхову насильственного переноса». Я направила его душу в тело его новорожденного внука, у которого не видела в сердечной чакре никакого сияния. Свет на моих глазах пролетел по комнате, и душа вошла в младенца. А через несколько секунд старик мирно скончался… Прошло несколько недель, и меня призвали на «бардо» девятилетнего мальчика — он тяжело заболел и теперь по всем признакам должен был умереть. Такого я вынести не могла — я же знала, я способна что-то сделать, и потому провела с ним «пхову неумирания», и он не умер. Даже пошел на поправку. Я поддалась тогда своему эго и стала проводить ритуал с прочими селянами, а не помогать им перейти в следующую жизнь. За пять месяцев я помогла так пятерым, но тут возникла проблема. Родители того первого мальчика позвали меня. Он не рос — даже ногти и волосы у него не росли. Он застрял в своем возрасте — ему по-прежнему было девять лет. Но к тому времени селяне уже приходили ко мне со своими родственниками при смерти, слух обо мне распространился и по другим горным деревням. У монастыря выстраивались очереди, и все требовали, чтобы я к ним вышла. Но я отказалась выполнять ритуал — я сознавала, что не помогаю этим людям, а, наоборот, замораживаю их в духовном развитии. Ну и, сами понимаете, пугаю до беспамятства.
— Объяснимо, — сказал Чарли.
— Я не могла растолковать другим монахам, что происходит. И поэтому ночью сбежала. Приехала в Буддистский центр в Беркли, стала им помогать, меня приняли послушницей. И вот тогда я впервые увидела, что человеческая душа может храниться и в неодушевленном предмете, — когда зашла в один музыкальный магазин на Кастро. В ваш магазин, мистер Свеж.
— Я знал, что это были вы, — сказал Мятник.
— Я Ашеру про вас говорил.
— Говорил, — подтвердил Чарли.
— Говорил, что вы очень привлекательны.
— Ничего я не говорил, — воспротивился Мятник.
— Говорил-говорил. «Славные глаза» — вот как он сказал, — доложил Чарли.
— Продолжайте.
— Но все равно ошибиться было невозможно — в компакт-дисках было то же сияние, то же присутствие, что я ощущала в людях, у которых имелась душа. Я перепугалась до полусмерти, что и говорить.
— Что и говорить, — подтвердил Чарли.
— Я пережил ровно то же самое.
Одри кивнула.
— Я собиралась обсудить это с моим учителем в буддистском центре, понимаете? Признаться, чему я научилась в Тибете, передать свитки тому, кто, наверное, понимает, что творится с душами в предметах, но всего через несколько месяцев из Тибета доставили известие, что я уехала при подозрительных обстоятельствах. Уж не знаю, чего они там наговорили, но меня попросили покинуть центр.
