Ли Майерс - BRONZA
Садясь в машину, Оуэн заметил на прощание:
– А ты знаешь, как мне сейчас нужна твоя светлая голова и твое здравомыслие. Вокруг и так достаточно параноиков! Но обещаю, когда мы уберемся из этой больной страны, я обязательно познакомлю вас. В настоящее время терпения на него хватает только у Оливера.
Хлопнула дверца, взревел мотор. Людвиг постоял немного, подождал, пока рванувший с места автомобиль не скроется за углом. Почему-то он не поверил обещаниям друга. С Генрихом что-то происходило в последнее время. Он изменился, весь светился изнутри и вместе с тем был каким-то отчужденным, словно закован в ледяные доспехи. Нездешний. Не из этого мира. Звериное чутье подсказывало барону, что друг собрался в путешествие, в которое его, Людвига, с собой не позовет…
Вернувшись обратно в дом, стряхивая перед зеркалом запутавшиеся в волосах снежинки, барон Вебер впервые задумался о том, что его жизнь, да и любая другая человеческая жизнь – до абсурда коротка.
26 глава
Марк лежал в темноте с открытыми глазами, проснувшись задолго до того момента, когда, постучавшись, войдет дворецкий и скажет, что пора завтракать или что-то в этом роде. А все так хорошо начиналось.
Обнаружив, что Ивама, этот домашний деспот, наконец-то свалил куда-то, оставив его в покое, он даже обрадовался. Ни тебе тотального надзора, ни приказов «здесь не стой, туда не ходи», никаких коварных улыбочек и бессовестно тискающих тебя рук.
На известие Оливера, что его добрый господин уехал в Берлин по делам на несколько дней, презрительно фыркнул. «Ага, соскучился без своего распрекрасного “Ганса и Гретель”… побежал заниматься всякими гадостями! – ему вспомнилось смазливое лицо молодого немца, его ревниво-секущий, неприязненный взгляд. – Как он может заниматься «этим», б-рр… он же парень?!»
Первым делом, что Марк сделал, оставшись в гордом одиночестве, – отправился снимать ту жуткую, висевшую над камином картину. Снять не удалось. Проще оказалось вырезать ее из рамы. Оливер схватился за сердце, застав его за этим занятием. Между ними произошла бурная и не последняя ссора.
– Боже мой, что вы натворили! Бесценное полотно великого голландца! Да эрцгерцогиня в гробу перевернется! – воскликнул дворецкий, повысив голос на пару октав.
– Подумаешь, голландец! Да хоть японец! Рисовать бы научился сначала! – пожал плечами Марк.
Забравшись на каминную полку, отсюда он смотрел на Оливера сверху вниз, ощущая себя очень даже на высоте. Но тут ему пришлось убедиться, что невозмутимость – не единственное выражение на лице дворецкого.
– Сию же минуту слезайте оттуда и марш к себе! И не сметь выходить из своей комнаты! Вы наказаны, юноша! Серьезно наказаны!
Спрыгнув на пол, Марк с опаской протянул слуге изрезанный холст и, стараясь не поворачиваться к нему спиной, мало ли что, обошел дворецкого по кругу. Старикан выглядел уж больно грозным.
Несколько дней в мелких стычках и ссорах между ними прошли, наступили следующие «несколько дней», а Ивама все не возвращался, и постепенно радость от его отсутствия увяла как-то сама собой. Никто больше не тормошил его по утрам, чтобы разбудить. Никто не смотрел насмешливо и не говорил, какой он глупый, снисходительно растягивая слова. Он стал плохо спать, часто просыпался среди ночи и долго ворочался, то подушка казалась неудобной, то одеяло слишком жарким.
Перестал ссориться и пререкаться с Оливером и теперь почти не покидал своей комнаты. Часами сидел на подоконнике, смотрел на занесенные снегом деревья за окном, почему-то уверенный, что это каким-то образом поможет автомобилю Оуэна появиться. Но вокруг по-прежнему расстилалось нетронутое никем белое безмолвие. Не было слышно даже обычного вороньего карканья…
Повернувшись на другой бок, Марк обхватил руками подушку, вздохнул тоскливо. «Хочу его видеть… Нет, не хочу его видеть… – он крепко зажмурился, но все равно не помогло, ресницы успели промокнуть от набежавших слез. – А вот и неправда… Ничего я не скучаю, понятно? Я его ненавижу! Ненавижу! И убью! Вот пусть только попробует вернуться…»
В дверь постучались, голос человека, принесшего благую весть, доложил, что кушать подано. Это был всего лишь Оливер.
– Я сплю! – буркнул Марк, повернувшись к слуге спиной. Разочарованный.
– В таком случае, не смею беспокоить! – дворецкий удалился вместе с подносом.
«Вот и убирайтесь… все! Никого не хочу видеть!» – Марк зарылся лицом в подушку. Но дворецкий вернулся минут через двадцать. Вошел без стука. Поставил поднос на кровать, раздвинул шторы и открыл окно.
– Эй, ты чего это надумал?! – выбрался Марк из-под одеяла.
– Вы несколько дней не выходите из своей комнаты, юноша. Здесь спертый воздух. Думаю, в проветривании помещения возникла безотлагательная потребность!
Рукой в белой перчатке дворецкий помахал у себя перед носом и поморщился.
– А я сплю! Разве не ясно? – сердито уставился на него Марк.
– Отлично, продолжайте спать, – согласился с ним Оливер, ставя поднос с едой Марку на колени.
Запах горячего какао приятно защекотал ноздри, в животе сразу заурчало.
– Оли, тебе кто-нибудь говорил, какой ты вредный? – он воткнул ложку в творожную запеканку, щедро политую вишневым сиропом.
– Нет…
– Офень заль… – произнес Марк с набитым ртом. – Люди, мозе бызь, не хотят нифьего… Мозе, они не в настроении, а ты прифтаешь тут со сфоей едой…
– Господин не приказывал мне морить вас голодом! – ответил Оливер.
Вяло улыбнувшись его словам, Марк подумал, что старикан по-своему старается немного приободрить его. Но дворецкий и не думал шутить. Заглянув в спальню перед самым обедом, он нашел Марка крепко спящим и не стал будить. Так что обед тот все-таки проспал.Проснувшись к вечеру от настойчивого стука в дверь и проснувшись не в духе, прячась под одеялом, от ужина Марк тоже вознамерился отказаться.
– Вместо того чтобы приставать ко мне со своим занудством, сгонял бы лучше до Берлина… проверил, куда это черти унесли твоего драгоценного хозяина. А на обратном пути захватил бы блокнот и ручку…
На вопрос дворецкого, зачем ему ручка и блокнот, проворчал:
– Не понятно, разве? Засяду мемуары писать!
– Достойное занятие, – заметил Оливер. – Но я желал бы уточнить, – обратился дворецкий к выглядывающей из-под одеяла взлохмаченной макушке, – вы продолжите «спать», юноша, или мне поставить прибор внизу? Господин сегодня ужинают дома. Они звонили-с… – с какой-то старомодностью доложился слуга.
Одеяло на кровати пришло в движение.
– Звонил, да? Когда?
– Сорок две минуты тому назад, – кашлянув, ответил дворецкий.
Он ждал, что сейчас Марк радостным чертиком из табакерки выскочит из-под одеяла, но услышал лишь глухое: «Да мне-то что…»
