Дин Кунц - Очарованный кровью
Эта открывшаяся Кот истина казалась теперь очевидной и предельно простой, однако она пришла к ее пониманию с опозданием и под воздействием экстремальных обстоятельств.
Время, когда она могла действовать в соответствии с этим новым знанием, было безвозвратно упущено, и она умрет так же, как и жила — в одиночестве.
Кот ожидала, что это последнее нелицеприятное откровение вызовет новые потоки слез, но вместо этого она просто почувствовала себя в стране еще более унылой, чем прежде — если еще недавно внутри нее расстилалась просто серая пустыня, то теперь Кот оказалась в саду, где не было ничего, кроме камней и холодного пепла.
Взгляд Кот все еще был устремлен за окно, и ее отвлекло от мрачных раздумий размытое темное пятно, движущееся в сгущающихся сумерках. И хотя от слез перед глазами все плыло, Кот увидела, что для добермана это пятно слишком велико.
Но Вехс же уехал, а никакого человека здесь не может быть!
Кот быстро вытерла глаза рукавом свитера и моргала до тех пор, пока странный силуэт не стал виден более отчетливо. Это был олень. Вернее, самка оленя, поскольку у нее не было рогов. Олениха легким шагом шла от холмов через задний двор, держа курс на запад и время от времени останавливаясь, чтобы ущипнуть сочной молодой травы. За время, что Кот прожила на ранчо в округе Мендочино, она узнала, что у вапити сильно развит стадный инстинкт и что они часто путешествуют большими группами, но эта самка, похоже, была одна.
Кот казалось, что доберманы должны были отреагировать на появление оленя. Она ожидала, что они с лаем погонят его по лугу, рыча в предвкушении свежей крови. Наверняка, им не составило бы труда почуять дикое животное с любого конца владения, но их почему-то не было видно поблизости.
С другой стороны, олень тоже должен был почуять собак и немедленно броситься прочь, фыркая и раздувая ноздри. Природа сделала вапити легкой добычей для горных львов, волков и даже для стай койотов; являясь этаким парнокопытным ужином для столь большого количества хищников, вапити были пугливы и неизменно держались настороже.
Однако олениха, казалось, вовсе не замечала того обстоятельства, что где-то поблизости рыщут свирепые псы. Лишь ненадолго задержавшись, чтобы подкрепиться травой, она прошествовала прямо к черному крыльцу, не проявляя при этом ни малейшей нервозности.
Кот, конечно, не была специалистом по дикой природе, но все же ей показалось, что она видит перед собой самку береговых вапити, стадо которых встретилось ей в роще мамонтовых деревьев. Шкура оленя была светло-коричневой, а на теле и морде выделялись хорошо заметные белые пятна.
Вместе с тем, Кот почему-то казалось, что край, куда доставил ее страшный дом на колесах, располагался достаточно далеко от океанского побережья, чтобы быть естественным местом обитания береговых вапити или хотя бы обеспечивать их той травой для пастьбы, к которой они привыкли. Когда она выбралась из фургона, ей показалось, что со всех сторон эту уютную долину обступили горы. Теперь, когда дождь прекратился, а туман рассеялся, на западе, где стремительно затухали последние отблески дня, на фоне редких облаков и густо-голубого неба были ясно видны силуэты высоких горных вершин. Могучий хребет, отгораживавший долину Вехса от Тихого океана, должен был служить для вапити трудно-преодолимой преградой, поэтому Кот не могла себе Представить, как эти в общем-то равнинные животные, привыкшие к низменностям и невысоким холмам, сумели найти дорогу среди нагромождения скал и льда. Возможно, впрочем, что Кот навестил в ее тюрьме олень другой породы, хотя его шкура удивительно напоминала своей расцветкой тех вапити, которых она видела прошлой ночью в лесу.
Грациозное создание замерло у самых деревянных перил черного крыльца, не далее чем в восьми футах от Кот, и уставилось в окно.
Олень смотрел прямо на нее.
Кот не верила, что животное может ее видеть. Свет доме не горел, и в кухне было значительно темнее, чем снаружи. Оттуда, из всех еще светлых весенних сумерек, внутренность дома должна была казаться черной.
Но несмотря на это, Кот не сомневалась, что взгляд оленя встретился с ее взглядом. У него были удивительно крупные глаза, темные и влажно блестящие.
Потом она вспомнила, как утром Вехс неожиданно вернулся в комнату, каким необъяснимо напряженным он был, как нервно крутил в руке отвертку и какой странный огонь горел в его глазах. И еще он забросал ее вопросами об оленях, которых она встретила в лесу.
Кот не могла понять, почему для Вехса олени значили так много, как не знала она и того, почему самка выпити стоит здесь, возле человеческого жилья, зачем она смотрит в окно и почему ее не преследуют собаки. Впрочем, она не слишком долго задумывалась над этими тайнами; сейчас Кот была куда больше расположена просто воспринимать, впитывать в себя и наблюдать, поскольку понимание — как она теперь знала — это такая вещь, которая бывает доступна отнюдь не всегда.
По мере того как пурпурное небо приобретало цвет сначала темного индиго, а потом китайской туши, глаза вапити блестели все явственней, все сильней. Только они были не красными, как глаза хищников, а золотыми.
Едва видимые клубочки редкого пара вылетали из мокрых ноздрей вапити в такт ровному дыханию животного.
Не отрывая взгляда от оленихи, Котай стиснула ладони так крепко, насколько ей это позволяли наручники на запястьях. Сразу же загремели цепи; и та, которой Кот была прикована к стулу, и та, что шла от ног к тумбе стола, и — самая толстая и длинная — цепь, что связывала ее с прошлым.
Потом она вспомнила свое торжественное обещание покончить с собой, но не быть свидетелем полного морального уничтожения девочки, запертой в подвале. Так Кот думала утром, уверенная, что сумеет найти достаточно мужества, чтобы перегрызть себе вены на руках и истечь кровью. Боль — она знала — будет острой, но относительно недолгой… а потом она как будто уснет, перешагнет из темноты кухни в другую тьму, которая станет для нее вечной.
Кот перестала плакать. Глаза ее были сухи, да и ритм сердечных сокращений оказался на удивление медленным — совсем как у человека, который спит тяжелым сном без сновидений, вызванным сильнодействующим успокаивающим.
Кот подняла руки к лицу, согнула их назад, насколько это было возможно, и растопырила пальцы, чтобы видеть глаза оленя.
Потом она поднесла губы к тому месту, где собиралась сделать первый укус. Вырывающееся изо рта дыхание обожгло холодную кожу.
Последний свет за окном погас. Далекие горы и небо слились в одно, превратились во что-то огромное, черное, неверное, похожее на зыбь на поверхности ночного моря.
