Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
Энджи вышла на улицу за детьми, затем последовал немелодичный крик отчаянной коровы, и Уокер повалил ее на землю, нанося небрежные удары обеими руками, будто ставшими вдруг свинцовыми. Она была последней нитью, связывающей его с человечеством, но он безвозвратно ее оборвал. Ее дети смотрели на происходящее с таким же равнодушием, с каким песок просачивается на заброшенный порог.
Теперь они вышли из тех далеких столовых гор и пустынь на своих поразительных черных крыльях, на позвоночниках с множеством ножек, открыв рты и гудя, как кровь десяти тысяч кипящих насекомых, как тайные желания звериного стада, как его кровь, готовящаяся покинуть тюрьму из вен, как его кровь, выползающая в полночь общей боли. Ясная линия горизонта расстилалась на небе.
И из всей этой блестящей линии вышли отцы, чтобы вернуть своих детей, хранителей их темной крови. Уокер должен рухнуть, сдаваясь им, когда эти старые отцы безысходных ночей человеческой слабости, объявившие вечный бунт против физических законов вселенной, эти отцы, эти жестокие отцы начнут поглощать.
И вот мы снова встретились
Карл Эдвард Вагнер
Все сидели в «Лебеде». Музыкальный автомат заунывно пел что-то типа «Нам всем бывает больно» или «Нам ото всех бывает больно». Джон Холстен не мог разобрать. Он задумался, почему в Лондоне играет западный кантри. Может быть, там пелось: «Нам всем ото всех бывает больно». Где же «Битлз», когда они нужны? Ну или хотя бы один «битл» для начала. Ну, или два. И Пит Бест. Хоть кто-нибудь.
– Хотелось бы мне, чтобы эту проклятую песню, наконец, выключили, – Холстен хмуро посмотрел на раздражающие его динамики. Сыплешь туда монеты и получаешь звуковые эффекты, громыхающие из игрового автомата вместе с ударами из пинбольного автомата «Рыбные истории». В пабе пахло затхлой плесенью от дурацкого дождя, который шел всю прошлую неделю, и сильно воняло спертым табачным дымом. Холстен терпеть не мог плюшевый макет форели наверху пинбольного автомата.
Маннеринг открыл пакет чипсов и предложил всем. Фостер отказался – ему нужно было следить за уровнем соли. Картер взял хрустящую горсть и пошел к длинной деревянной барной стойке, чтобы изучить меню, написанное мелом на грифельной доске, – оно обещало отличное качество блюд. Он заказал свиные колбаски высшего сорта с картофелем фри и печеные бобы, забыв о том, что ему нужно следить за своим весом. Хромая, Стейн спустился в уборную по злосчастной лестнице. Пора было колоть инсулин. Кросли угостился чипсами и забеспокоился, что скоро настанет его черед платить за пиво. Нужно как-нибудь уклониться. От его пособия по безработице осталось десять фунтов, а следующее дадут только через неделю.
Сегодня их было шестеро, а когда-то их собиралось восемь или десять. За последние двадцать лет это стало ежегодной традицией – Джон Холстен приезжал из штатов на каникулы в Лондон, где обычно собиралась компания, чтобы выпить и хорошо провести время. В прошлом году рак почек забрал МакФеррана – и это случилось с человеком, который всегда заказывал стейк и пирог с почками. Хайлз сбежал на побережье Кента, надеясь, что морской воздух избавит его от проблем с сердцем. Марлин был где-то во Франции, но никто не знал, где именно и поборол ли он свою наркотическую зависимость.
Так все и получилось.
– За друзей, которые сейчас не с нами, – предложил Холстен, поднимая бокал. Тост был хорошо принят, но воспоминание о тех, кто должен был быть здесь, привнесло немного уныния.
Джон Холстен был американским писателем со скромными средствами, но хорошей репутацией. Он принимал, так сказать, небольшую помощь от своих друзей. В целом его считали одним из лучших писателей последнего поколения лавкрафтовской школы – жанра, вышедшего из моды в наш век бензопил и поедающих плоть зомби. Однако он имел достаточно преданных поклонников, чтобы обеспечить ежегодную поездку Холстена в Лондон.
Он слегка наклонил свой стакан с пивом. Над ободком он увидел вошедшую в бар фигуру в желтом плаще. Он без колебаний продолжил пить, разве что глотая немного быстрее. Бледная маска посмотрела на него совершенно бесстрастно. Мимо прошла американская парочка. Они с сильным нью-йоркским акцентом спорили, стоит ли тут есть. На мгновение синеволосая женщина вздрогнула, проведя рукой по разорванному плащу.
У Холстена были прекрасные светлые волосы, зачесанные назад, и голубые, беспокойные глаза. Он был чуть ниже шести футов ростом, а под его синим костюмом-тройкой скрывалась плотная мускулатура. Ему было за шестьдесят.
– Жаль МакФеррана, – сказал Маннеринг, доедая чипсы. Картер вернулся от барной стойки с тарелкой, и Кросли с жадностью посмотрел на нее. Фостер покосился на свой пустой стакан. Стейн вернулся из уборной:
– Ты о чем?
– О МакФерране.
– Очень жаль. – Стейн сел.
– Моя очередь, – сказал Холстен. – Не поможешь нам, Тед?
Человек в рваном желтом плаще смотрел, как Холстен встает. Он уже заплатил за всех.
Тед Кросли был несостоявшимся писателем литературы ужасов – сорок рассказов за двадцать лет, за большинство из которых он не получил ни цента. Ему было сорок, он лысел и переживал из-за своего отрывистого и сухого кашля.
Дэйв Маннеринг и Стив Картер держали книжный магазин, над которым жили. Закоренелые холостяки, плывущие по течению еще с викторианских времен. Маннеринг был худым, темноволосым и хорошо одетым ученым. Картер – рыжеволосым ирландцем, более крупным, и любил носить регбийные футболки. Им обоим было около сорока.
Чарльз Стейн коллекционировал книги и жил в Крауч-Энде. Его лицо имело сероватый оттенок, и он был весьма озабочен своим диабетом. Ему тоже было около сорока.
Майк Фостер был высоким и стройным книжным коллекционером из Ливерпуля. На нем были кожаная куртка и джинсы. Он беспокоился из-за своего давления после того, как в прошлом году перенес сердечный приступ, который чуть не стал для него смертельным. Он медленно увядал. Ему было около сорока.
Когда Холстен и Кросли вернулись от барной стойки с полными кружками, за их столом уже сидел человек в бледной маске. Не было необходимости брать седьмую. Холстен сел, стараясь не смотреть в глаза, светящиеся за бледной маской. Он был недостаточно быстр.
Озеро было черным. Башни почему-то были спрятаны за луной. Лунами. Под черной водой. Что-то поднималось. Какая-то фигура. С щупальцами. Страх. Фигура в рваном желтом плаще тянула его вперед. Бледная маска. Снята.
– С тобой все в порядке? – его тряс Маннеринг.
– Извините, – все смотрели на Холстена. – Наверное, это из-за разницы часовых поясов.
