Алексей Атеев - Тьма
Иван вдруг осознал, что согласно действию пьесы настал его выход и, шевельнулся, собираясь встать, но плавно идущее действие вдруг нарушил Плацекин.
– Сейчас я вам его представлю, – неожиданно вымолвил майор, выхватил из-за пояса пистолет и принялся расстреливать Шурика, который стоял всего в двух метрах от него.
Иван прекрасно видел, как входят пули в тело пророка, оставляя на нем черные, тут же набухающие кровью дырки, но не мог даже шевельнуться. То же происходило и с остальными. Оскаленные зубы, вытаращенные глаза, внезапно побледневшие лица…
Плацекин выпустил в Шурика всю обойму. Последние выстрелы он сделал в уже лежащее на земле тело, потом вновь засунул пистолет в задний карман брюк и поднял обе руки над головой, видимо, демонстрируя, что больше ни в кого стрелять не будет. И тут раздался страшный вопль Даши:
– Папа, зачем?!!!
Стараясь не смотреть на дочь, Плацекин двинулся вперед, к калитке, все так же держа руки над головой. Но прапорщик, не обращая внимания на майора, подскочил к лежащему на земле, нагнулся над ним, взял за кисть, пытаясь нащупать пульс, потом шевельнул голову носком ботинка.
– Похоже, готов, – пробормотал он. – Но мы все равно его забираем. У нас приказ… Давайте, ребята… Поднимите его и тащите в автобус.
– А я? – удивленно спросил Плацекин.
– И ты давай с нами.
Прапорщик за ствол поднял пистолет с земли и сунул его в карман.
– Ну что ж, граждане, счастливо оставаться, – миролюбиво произнес он.
– Не дам! – завопила Даша и кинулась на труп. – Не дам!!! Не троньте!!! Убийцы!!!
– А ну-ка, парни, подержите девочку, – приказал прапорщик близнецам. Те послушно подняли Дашу с земли.
– Взялись! – скомандовал прапорщик.
Солдаты ухватили тело за руки и ноги и потащили прочь со двора. Кровь капала из ран, оставляя на земле пунктирные дорожки. Даша билась в истерике, остальные, в том числе и Иван, ошеломленно молчали.
Первой заговорила мамаша:
– Ну, вот и все, – констатировала она.
– А я его не понимал, – заметил Толик.
– И мы, – в один голос подтвердили близнецы.
– Все о смерти говорил, – вспомнила мамаша. – Вот и дождался.
– О земной смерти, – заметил Иван.
– Понятное дело, о земной, – подтвердил Картошкин. – А какая еще бывает?
– Ну, не знаю… Если ему верить, то не только. Куда, интересно, отвезут его тело?
– В морг, надо думать, – отозвался Толик.
– А похороны?.. Нам его отдадут?
– Куда они денутся.
– За что?! За что он его убил?! – причитала Даша.
– Успокойся, девушка, – с напускной строгостью уговаривала ее мамаша. – Чему быть, тому не миновать.
– Папаша твой метко стреляет, – язвительно заметил один из близнецов, Славка.
– Не отец он мне после этого! Не отец!
– Да не ори ты, – сказал Валька.
– Вы все его не любили! – надрывалась Даша. – Ненавидели даже…
– Мы ненавидели, а убил его твой отец.
– Он мне не отец больше!
– Прекратите кричать и ссориться, – потребовала мамаша. – Человек еще не остыл, а вы уже препираетесь. Давайте помолчим немного, подумаем…
– О чем нам приказываешь думать? – насмешливо спросил Картошкин.
– О чем угодно. Но лучше всего о нем. Какой он был, что нам говорил…
Во дворе установилась тишина. Даже Даша перестала всхлипывать и, насупившись, уставилась в землю. Первой нарушила молчание мамаша.
– Только что был человек рядом с нами – и нет его, – изрекла она.
– А кто он, откуда родом и как его звали по-настоящему, нам не ведомо, – добавил Картошкин.
– И за что его твой батянька замочил? – опять начал Славка.
– Ну чего пристал к ребенку? – недовольно проговорила мамаша.
– Интересно, посадят его? – не унимался Славка.
– Кто же его посадит? – хмыкнул Валька. – Он же мент. А баба его – глава города. Все будет шито-крыто; уж поверьте.
– А идите вы все! – вскричала Даша и бросилась со двора.
– А я знаю, за что он его застрелил, – сообщил Валька.
– Ну за что? – спросил Картошкин.
– Да девчонка эта сильно хотела, чтобы Шурик ее трахнул. Уж ластилась, ластилась… И так и сяк… Прямо лезла под него. И все на глазах у родного папаши. Кто же тут выдержит.
– Прекратите непотребные разговоры! – прикрикнула мамаша.
– А чего, Дарья Петровна? Разве не так?
– Вот уж не знаю, так или не так. А только прекрати!
– А я думаю: тут дело в другом, – заметил Картошкин.
– Ну, в чем?
– Шурик этот уж очень злил городское начальство. Вы вспомните: и Огурец из-за него пострадал, и Костя-атаман, а теперь вон что в городе делается.
– Думаешь, и Костю он ухайдокал? – с любопытством спросил Славка.
– А то кто же! А с Соколовыми что сделал…
– И врача этого их, Соколовых, руками пришиб. – Славка посмотрел на Ивана. – А ты, ученый, как считаешь?
Иван пожал плечами.
– Опять молчишь, – насмешливо сказал Славка. – Все молчишь и молчишь. Вот скажи нам, чего ты здесь околачиваешься? Вторую неделю рядом с нами, а я что-то не пойму – с какой целью. Может, ты засланный?
– Оставь его в покое, – примирительно произнес Картошкин. – Он диссертацию задумал писать о нашем чудике. А может, книжку…
– Писатель какой выискался, – презрительно заметил Славка. – А если я тоже книжку о Шурике хочу написать, тогда как?
– Ну и пиши, – захохотал Картошкин. – Кто из вас быстрее напишет, тот и победил. Хотя какой из тебя писатель. Ты алфавит толком не знаешь. И читаешь по складам.
– Обижаешь.
– А вы помните его последние слова? – неожиданно спросил Иван.
– Про смерть, вроде… – неуверенно сказал Картошкин.
– Я пришел победить смерть.
– Думаешь, он не умер?
– Умирает лишь оболочка…
– Ну и?..
– Такое впечатление: он знал, что вот-вот погибнет.
– Жил тут у нас, понимаешь ли, – ни к селу ни к городу заметил Картошкин. – Хлеб наш жрал.
– Не надо! – отозвалась мамаша. – В отличие от вас, он деньги давал на прокорм.
– Откуда только брал, – заметил Валька.
– Откуда бы не брал, но давал. Не кроил в отличие от тебя.
– Я, что ли, крою?! Не надо мать!
– Ребята, а скажите: вы его любили? – неожиданно для всех спросил Иван.
– Любили? Да как сказать… Скорее терпели.
– Это как же понимать?
– Любили… – презрительно произнесла мамаша. – Да они себя-то не любят. Пьянчужки проклятые!
– Ты чего это мать? – удивился Толик. – Мы же теперь, считай, не употребляем.
– Если кто его и любил, – продолжала мамаша, не обращая внимания на слова сына, – так это девчонка. Глаз с него не сводила. Но тут другое. Та и деревяшку полюбит, коли в голову втемяшится. Молодая, глупая, жизни не видела. А эти…
– Ну а вы сами? – не отставал Иван.
