Алексей Атеев - Тьма
– Победа! – завопил Славка. – Красные в ж…!
– Ты бил неправильно, – злобно вымолвил его брат Валька. – Сразу тремя пальцами ухитрился. Хлюзда!
– Просто у тебя руки корявые, – насмешливо отозвался Славка.
Неожиданно Шурик вскочил, точно его подбросила незримая пружина, и оглядел всех присутствующих.
– Истинно говорю, – изрек он, – наступает последний час. Скоро я покину вас, поэтому на прощание хочу сказать несколько слов.
«Откуда он знает?» – мысленно удивился Иван.
– Вы, которые здесь, – продолжил Шурик, – должны донести завет после моей гибели.
– Гибели?! – завопили окружающие. – Какой еще гибели?! Говори толком.
– Не все из вас будут мне верны, – продолжил Шурик, не обращая внимания на вопли с мест. – Но те, которые останутся, я верю, разнесут мое слово по градам и весям.
«Эк он затейливо выражается, – усмехнулся про себя Иван. – «По градам и весям…» Все же кто он? Пророк или сумасшедший?»
– А иные сомневаются, – заметил Шурик, словно прочитав мысли Казанджия. – Но сомневающиеся имеются всегда. Это и правильно. Нельзя принимать на веру словеса, не подкрепленные живым примером. Однако сомневающиеся впоследствии оказываются самыми верными.
– Ты толком говори, – грубовато потребовал Толик Картошкин, голову которого мамаша продолжала обрабатывать ножницами. – Что мы разнести-то должны? Я, честно говоря, не совсем вник в суть твоего учения. Темные силы, светлые силы… Это все понятно. А сам-то ты из каковских?
– Понять мое учение не сложно, – ответствовал Шурик. – Я, кажется, вам уже рассказывал: на космических уровнях ведется постоянная борьба между ангелами света и ангелами мрака.
– Что значит: на космических уровнях? – не отставал Картошкин. – Ты объясняй проще. Без туману.
– Космос – это то, что нас окружает.
– Вот так и говори.
– Но не только видимый мир, но и астральные сферы.
– Допустим, а дальше что?
– Не вертись! – прикрикнула на сына мамаша. – А то ножницами шею порежу.
– Мир темен и зол, – продолжал Шурик, – а человек во плоти есть тварь темных сил мира, и только душа, заключенная в нем, озаряет мрак, потому что душа инородна телу и по сущности своей принадлежит надкосмической сфере.
– Манихейщина, – изрек начитанный Картошкин.
– Не умничай, – одернула Толика мамаша. – Дай послушать.
– А чего он говорит, точно по книге читает. Народу ясность требуется. Ты лучше вот что скажи. Допустим, ты и есть этот самый ангел. Но какой, белый или черный, вот в чем вопрос? А может, ты вовсе и не ангел? Тогда кто?
– Я – странник в этом несовершенном мире, – сообщил Шурик, – и вы все странники. Но, пребывая рядом со мной, вы получили зерно высшей пробы, которое прорастет после моей смерти, и вам будет доступен путь к спасению души. Именно тогда вы должны нести ведомое вам знание другим.
– Значит, мы получим тайное знание после твоей смерти? – спросила мамаша.
– Совершенно верно.
– Каким образом?
– Я воскресну, но перед тем, как отойти к Отцу Небесному, открою вам истину.
– Но почему не сейчас и почему до этого ты должен умереть?
– Я пришел в мир, чтобы победить смерть. Умрет лишь моя физическая оболочка, а душа вознесется в вечный свет.
– Туманно, – изрек Картошкин.
– А ведь ты уже прозрел, братец, только еще не понимаешь этого, – объявил Шурик.
Майор Плацекин кончил чистить личное оружие, мгновенно собрал пистолет и сунул его за пояс, а не в задний карман брюк, где он обычно держал «макаров». В этот момент калитка распахнулась, и на пороге возникли солдаты, их было трое, под предводительством прапорщика прошли во двор и огляделись.
– Здравствуйте, товарищи, – сказал прапорщик. – Что тут у вас происходит?
– А вам какое дело? – грубо спросил Картошкин.
– Мы надзираем за порядком и, поскольку в городе введено чрезвычайное положение, препятствуем организации различных сборищ, вроде вашего.
– Мы, кажется, не на улице находимся, а в частном доме, – продолжал упорствовать Картошкин, – и в своем праве делать здесь все, что угодно.
– Ты, браток, не прав, – миролюбиво заметил прапорщик. – Нам даны соответствующие полномочия. И мы можем осматривать любые здания, в том числе и такие халупы, как ваша. Но вообще-то мы забрели к вам вовсе не случайно. Нам нужен один человек.
– Кто именно? – спросил Картошкин.
– Некий Александр.
«Вот оно! – подумал Иван. – Началось. Что же делать? Встать и подойти к Шурику? Нет, ни за что! Мне это не нужно. Если есть желающие – милости просим, а я – пас».
Он устремил пристальный взгляд на солдат, и внезапно возникло явственное ощущение: перед ним не рядовые внутренних войск, а римские легионеры. Сверкают на солнце бронзовые шлемы, скрипят и брякают кожаные и железные детали доспехов, на боках короткие мечи. Лица легионеров сурово насуплены, взгляды холодны и строги.
– Так кто же здесь Александр? – вновь повторил прапорщик, он же центурион, которого отличал от рядовых алый плащ и щетинистый гребень на шлеме.
Но метаморфозы произошли не только с обычными российскими солдатиками в застиранных гимнастерках. Всех участники действа претерпели некоторые изменения. Во-первых, поменялись костюмы. Шурик, например, был облачен в потрепанную тогу, правда, из джинсовой ткани, на мамаше был надет хитон из скромного голубенького ситчика в желтый цветочек. Толик и близнецы представлялись босяками в каких-то невообразимых лохмотьях, Плацекин тоже носил тогу цвета маренго, а на плечах имел майорские погоны, и, наконец, Даша, с ее кудряшками и воздушными одеждами, выглядела как юная римлянка из состоятельной семьи.
Однако перемены случились не только с одеждами. И само место действия претерпело определенные изменения. Бревенчатые стены картошкинского дома превратились в глинобитные, скамья из деревянной в каменную, а стол стал мраморным. В углу двора, вымощенного каменными плитами, вместо чахлой яблони росла такая же захудалая финиковая пальма.
«Все! Ку-ку! От всех этих событий крыша поехала», – пришел в ужас Иван.
Время остановилось. Лица Шурика, мамаши, солдат, казалось, навечно окаменели. Лишь солнце жарило все с той же неимоверной жестокостью.
Сколько продолжалось это безвременье, одному Богу известно. Вдруг картинка дернулась, словно Господь моргнул и очнулся от забытья. К безмерной радости Ивана, все вновь приняло нормальный вид.
– Так кто же здесь Александр? – словно забыв дальнейшие слова роли, вновь растерянно повторил прапорщик.
Иван вдруг осознал, что согласно действию пьесы настал его выход и, шевельнулся, собираясь встать, но плавно идущее действие вдруг нарушил Плацекин.
