Аждар Улдуз - Сейд. Джихад крещеного убийцы
«Любезная моя матушка! Мы благополучно выполнили миссию, возложенную на нас нашим Магистром! Каменщикам предстоит сложный труд, ибо нас ждут войны. Однако уже сейчас мы предупреждены, а значит, вооружены против всего, что может разрушить Храм, коий мы намерены возводить на нашей земле. Передаем это письмо нарочным, ибо путешествие наше весьма опасно. Следуем мы не прямо домой, но, согласно целесообразности нашей задачи, идем в Иберию, дабы оказать помощь эмиру. Чем дольше испанцы отвлекаются на свои внутренние неурядицы, тем позже они нападут на нас. Скандинавов нынче опасаться не след – они не получат ожидаемого приказа из Рима. Но готовьтесь к войне с британцами! Воистину, лишь помощь Господа и Девы помогут нам, ибо соседи наши сильны и вооружены поддержкой Церкви!
Также спешу уведомить Вас, любезная матушка, что сын Ваш отныне связал свою судьбу с галантнейшей из известных мне дам, уже сейчас, согласно обещанию королевы-матери, обладающей статусом Первой Придворной Дамы при Его Величестве короле! Причем венчание наше состоялось в Латеранском Соборе, в Вечном Граде, и венчал нас не какой-нибудь священник из простых, но сам кардинал, член курии, некий выходец из Мазарини, который мечтает попасть ко двору нашего возлюбленного короля Валуа, чему, однако, я надеюсь, Вы сможете воспрепятствовать, ибо святоша из него – как из меня Папа Римский! За сим и остаюсь, Ваш преданный сын, Каменщик из Брантома».
* * *«Уважаемый мой Учитель, отец мастерства и знаний! Как и требовал ты, пишу тебе об успешном исполнении твоего задания. Следую к эмиру, поскольку должен сопроводить старшего брата Сейда и его супругу домой. Сейд оставил нас еще в Риме, перебрался на Капри, откуда думает при содействии пиратов переправиться в Палестину. Думаю, он идет к своей пустыне. Что делать со своим любимым учеником и сыном, решай сам. Я же того, кто стал мне другом и братом, останавливать не буду. Доставив старшего сына эмира в Альгамбру, поспешу, как ты и требовал в своем письме, в Каир, дабы присоединиться к тебе в лагере мамлюка Бейбарса. Твой преданный ученик Темир-Джаллад...»
ЭПИЛОГ
Любви хотелось даже больше, чем жить. Плотской любви, которой она когда-то стыдилась, затем ненавидела, но вожделела, а после, познав любовь того, кто стал отцом ее ребенка, приняла, как принимают судьбу своей святой...
Клинок мелькнул... и пропал под песком, поглощенный Пустыней, как и тело того, кто когда-то владел этим клинком, держал его в руках, чтобы беспощадно убить. Пустыня щадила – она могла исхлестать, разодрать плоть до кости, убить и потерять под собой, как делала это с десятками тех, кто приходил за ее Братом сюда, надеясь отомстить. Но эту женщину Пустыня не трогала – щадила. Словно чувствовала, понимала – у нее есть права на того, кого Пустыня вот уж десять лет оберегала от смерти от руки ему подобных. Так любящая и любимая старшая сестра чувствует сердцем, когда в жизни ее любимого и любящего брата появляется ЕГО женщина. Эту женщину Пустыня помнила. Она помнила ее кровь – кровь, пролитую в день, когда ее впервые изнасиловали крестоносцы. Кровь девственницы, вступившей на путь судьбы своей святой...
Та, которая вступила в эти пески когда-то монашкой, невинной и наивной, преданной единоверцами, но не потерявшей собственной веры, шла за своим супругом. Ее послал тот, кто имел право призвать Отшельника с пути его джихада, что бы он там себе не возомнил. Ее послал отец! Она не очень верила, что этот крепкий старик умирает. Однако он сказал: «Дочка, времени осталось мало. Верни мне моего сына!» И она пошла. Сначала – в Каир, чтобы найти того, кто сейчас держит ее под руку, помогает идти, несмотря на сопротивление ветра. И это называется – Пустыня щадит?!
Большой, невероятно сильный, считающий себя по праву другом ее мужа, великан с железными браслетами, обхватившими плечи, он шел и бормотал о том, как им повезло. «Гиблое это место, сестра! Еще ни один гашишшин не дошел до его убежища, а желающих, поверь, было ох как много! Каждый выкормыш Нового Аламута хочет отомстить мунафику – предателю Веры! Они всерьез верят, что это он разрушил Орлиное Гнездо! И Учителя уже нет, чтобы он им объяснил. Да и не стал бы Старец никому ничего объяснять – он под конец совсем разум потерял. Пришлось звать Матерь Истины, чтобы он хоть умер достойно, помня, кто он есть. Ох, тяжело же мне было это делать, сестра! Однако кто же, кроме меня... И все-таки честь, понимаешь...»
Великан всё охал да ворчал, рассказывая о том, как умер Учитель и почему сюда не пройти... Но в одном он был прав – Пустыня их щадила. Она пропустила их к его скиту! Небольшое строение из песчаника показалось, как мираж в сердце пылевого вихря. Приближаясь, она заметила, что из-под песка как будто выглядывают, появляются и исчезают скорпионы – большие, как на подбор. «Пустыня хранит его, а это – его гвардия!» – подумалось ей и почему-то захотелось улыбнуться. Потому что, хоть и с трудом, но поверила – ему не приходилось убивать, чтобы сохранить свою жизнь. Ребенок с душой орла, убийца, отринувший смерть, христианин на пути джихада, ее любимый супруг был сам по себе Чудом Господним! Тем, кого даже Пустыня хранила... Значит, он всё же был в чем-то прав! Он был нужен! Таким, какой он есть! Сказавшим «Л’а» – «Нет!» – миру смерти вокруг себя. Он жив!..
Открылась дверь, как будто у строения возникла беззубая черная пасть, и появился человек в одеянии монаха. Пустыня щадила, но ревновала – пыль закружилась быстрее, песчинки царапали щеки, но не до крови... Пустыня помнила кровь ЭТОЙ женщины. Она просто... просто понимала, что пришло время расставаться. Потому что он пошел ей навстречу. Потому что обнял. Она заговорила – быстро, глотая слова, словно боясь, что эта встреча всего лишь сон, и она проснется, а его не станет, как это уже случалось после сотен, тысяч снов за эти десять лет... Она говорила, что у него есть сын и племянник. Брата больше нет – он не выдержал тоски, ушел из жизни после того, как испанка умерла во время родов. Но племянник родился сильный, здоровый мальчик. Он дружит с его сыном... их сыном... А отец уже совсем старый и хочет видеть сына, потому что, может быть, уже скоро, хотя, даст Бог... Он слушал и плакал. Влага падала в песок, как тогда, когда он был еще маленьким мальчиком, чья кровь и чьи слезы впитывались в песок, а его мать умирала за барханом. Пустыня решила, что это он прощается с ней. Так было легче расставаться с ним...
Пустыня знала, где он оставил свои записи. Целая книга на пергаментных листах, которые он заполнил за эти десять лет. Заковал в железный ларь и так и оставил на столе, когда почувствовал, что идут... Что ОНА идет... Пустыня услышала, как она сказала: «Идем домой». И они пошли – втроем. Они уходили всё дальше, а за ними всё сильнее вихрилась пылевая буря, поднимая уже не пыль, но песок и мелкие камни...
