KnigaRead.com/

Хелен Уэкер - Голем и джинн

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Хелен Уэкер, "Голем и джинн" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

«Арбели, он видел, как я голой рукой спаивал звенья цепочки. Что тут можно сказать?»

«Мог бы хоть постараться. Соврал бы что-нибудь».

Лицо Джинна потемнело.

«Мне надоело врать».

А когда Арбели хотел продолжить разговор, он просто встал и вышел из мастерской.

С тех пор по утрам они работали во враждебном молчании. Но когда приходил и безмолвно занимал свое место на скамье Мэтью, Джинн обращался с ним необычно терпеливо. Иногда они смеялись вдвоем над какой-нибудь шуткой или ошибкой, а Арбели боролся с ревностью и чувствовал себя чужим в собственной мастерской.

Он старался смотреть на вещи объективно. Дела в мастерской шли лучше, чем когда-либо, а ожерелья, которые они делали для Сэма Хуссейни, были прекрасны, — несомненно, тот заработает на каждом маленькое состояние. Жестянщик то и дело возвращался мыслями к тому утру, когда Джинн пришел в мастерскую с таким видом, словно только что получил смертельный удар. В конце концов, с тех пор не прошло и месяца. Оставалось надеяться, что в скором времени его партнер увлечется чем-нибудь или — упаси их Господь — кем-нибудь новым.

* * *

Солнце уже опускалось за широкие спины домов, и в мастерской становилось темно. На улице женские голоса звали детей к ужину. Мэтью соскользнул со скамейки и ушел, даже не скрипнув дверью. Джинн в очередной раз подумал, что среди его предков наверняка замешался какой-то дух, иначе чем объяснить эту сверхъестественную способность двигаться, не производя ни малейшего шума?

Приходы Мэтью были для Джинна единственным светлым пятном за весь день. Когда за мальчиком закрывалась дверь, что-то неназванное закрывалось и у него в душе. Арбели зажигал лампу, и они работали, каждый в коконе своего молчания, до тех пор, пока, уступая голоду или усталости, Арбели не начинал засыпать огонь в горне песком. Тогда Джинн, отложив в сторону инструменты, вставал и уходил так же безмолвно, как Мэтью.

Его жизнь почти не изменилась: днем мастерская, ночью город. Но часы, наполненные отупляющим однообразием, теперь тянулись бесконечно. По ночам он ходил быстро, будто кто-то гнался за ним, и не замечал ничего вокруг. Он пробовал вернуться к своим любимым местам — Медисон-сквер-гарден, площади Вашингтона и аквариуму в Бэттери-парке, — но теперь все они были населены призраками былого и воспоминаниями о разговорах и спорах, о том, что было и что не было сказано. К Центральному парку ему не хотелось даже подходить, а если это случалось, тоска и злость тут же гнали его в другую сторону.

Он поворачивал на север и там бесцельно мерил шагами незнакомые улицы. По Риверсайду он доходил до южной оконечности Гарлема, пересекал недавно расширившуюся территорию университета, рассматривал гигантский гранитный купол и колонны библиотеки. Он шел по Амстердам-авеню, переходя улицы, чьи номера уже перевалили за сотню. Постепенно ухоженные особняки уступали место голландским дощатым домикам с увитыми розами шпалерами.

В одну из ночей он обнаружил Скоростную дорогу вдоль реки Гарлем и прошел по ней до конца. Справа поблескивала река. Было уже далеко за полночь, но несколько самых неутомимых представителей высшего общества все еще носились друг за другом в легких гоночных колясках. Их лошади, закусывая мундштуки и сверкая белками глаз, выбивали пыль из засыпанной щебенкой дороги. На рассвете он оказался в парке развлечений в Форт-Джордже. Там стояла какая-то призрачная тишина, а аттракционы казались скелетами огромных доисторических существ. Кольцо идущего по Третьей авеню трамвая находилось как раз перед входом в парк, и Джини наблюдал, как из него выбираются первые в этот день пассажиры: зазывалы и операторы аттракционов, зевающие официантки из пивных, в полинялых юбках, шарманщик со своей обезьянкой, которая спала, свернувшись у него на шее. Казалось, никто из них не рад тому, что оказался здесь. Он сел в трамвай и поехал на юг, наблюдая, как пассажиры входят и выходят у своих фабрик, типографий, «потогонок» и верфей. Чем больше он ездил на поездах и трамваях Нью-Йорка, тем чаще они казались ему частью гигантской враждебной сети, втягивающей в себя пассажиров с платформ и перекрестков, а потом небрежно выплевывающей их.

На Вашингтон-стрит он доплелся до мастерской, чувствуя себя так, словно застрял в одном и том же дне, тягучем, как расплавленное стекло. Здесь его не ждало ничего хорошего, кроме, пожалуй. Мэтью. Ему нравилось то, с каким доверчивым вниманием мальчик смотрел на него, нравилось давать ему задания, а потом наблюдать, как он выполняет их, полностью погрузившись в работу. Он сознавал, что в конце концов Мэтью станет старше, потеряет к нему интерес и займет свое место среди одичавших подростков, кучками слоняющихся по улицам. Или, что еще хуже, станет очередным уличным торговцем с тусклым, покорным взглядом.

Не поздоровавшись, он опустился на скамью. У него за спиной Арбели слонялся по мастерской и бормотал что-то себе под нос. Жестянщик получил большой заказ на кухонные терки и всю неделю упорно проделывал дырки в листах жести. Джинн боялся, что сойдет с ума от одного этого зрелища. Но Арбели, казалось, нисколько не возражал против однообразной работы, и Джинн ненавидел его за это еще больше.

«Ты слишком строг к нему», — услышал он голос Голема.

Он нахмурился. Было совершенно очевидно, что никогда больше им не придется разговаривать, но в последнее время он слышал ее голос все чаще и чаще. В раздражении он потер браслет и почувствовал, как сдвинулся бумажный квадратик под ним. Ну все, хватит, Сэм Хуссейни ждет свои ожерелья. Джинн взял инструменты и постарался создать что-нибудь прекрасное, да забыться.

* * *

Майкл Леви проснулся, когда солнце только начало подниматься на небо. Другая половина кровати была пуста, если не считать простыней и одеяла. Он снова закрыл глаза и прислушался. Ну конечно, она опять на кухне хлопочет. Это был приятный звук — звук из детства. Даже воздух пах свежевыпеченным хлебом.

Босиком он прошел в крошечную кухоньку. Хава стояла у плиты, в своем новом домашнем платье, и листала «Американскую поваренную книгу». Он обнял жену за талию и поцеловал:

— Опять не спала?

— Да, но это не страшно.

Похоже, эта бессонница досаждала ей всю жизнь. Она говорила, что давно привыкла к ней, и, правда, выглядела сейчас куда бодрее, чем он сам. Будь он на ее месте, давно бы уже засыпал на ходу. Удивительная эта женщина, его жена.

Он все еще не мог поверить, что они женаты. По ночам он лежал рядом с ней, проводил пальцами по ее животу, добирался до груди, потом до рук и поражался тому, как сильно изменилась его жизнь. Ему нравилось прикасаться к ее коже, всегда прохладной даже в самые знойные дни.

— Наверное, это из-за работы в пекарне, — догадался он как-то, — твое тело привыкло к постоянному жару.

— Думаю, ты прав, — сказала она и улыбнулась немного смущенно.

Его жена часто смущалась. Сидя вместе за столом, они нередко молчали, не зная, как заговорить или как себя вести. Он смотрел на нее и думал, не слишком ли скоро они поженились? Неужели они навсегда останутся чужими друг другу? Но потом, не успевал он этого подумать, жена спрашивала его, как прошел день, или рассказывала что-то о своем, или просто протягивала через стол руку и сжимала его пальцы. А он понимал, что именно этого и хотел, и удивлялся, откуда она узнала.

Кроме того, был еще вопрос спальни. Их первая брачная ночь началась с робости. Да, она уже побывала замужем, а значит, куда более опытна, чем он. Но что ей нравится? Что доставит ей удовольствие? Он не знал, как спросить, да и смелости у него никогда не хватило бы на это. А что, если она предложит что-нибудь диковинное, даже шокирующее? Его друзья, когда они вместе выпивали, иногда хвастливо рассказывали о своих экзотических экспериментах с «эмансипированными» девушками, но его собственные фантазии всегда были довольно прозаичными. Возможно, это был его недостаток, и она разочаруется в нем.

Если жена и разочаровалась, то промолчала об этом. Она, кажется, знала о его волнении — опять это знание! — и подвела его к акту со своим обычным спокойствием и уравновешенностью. Если они и занимались любовью немного механически и в конце он не был уверен, получила ли она удовольствие, то, по крайней мере, был рад, что сделал все правильно.

А потом неделей позже была ночь, когда она вдруг посмотрела на него, удивленно расширила глаза и, протиснув руку между их телами, стала нажимать на какую-то точку. К своему великому сожалению, Майкл замер от ужаса, а все его ортодоксальное воспитание вдруг проснулось, возмущенно крича, что это неприлично и не пристало замужней женщине, и тогда она убрала руку, снова обняла его, и они возобновили движение в прежнем ритме.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*