Иван Безродный - Саламандра
— Полежу немного я, отдохну. Ты не беспокойся, милый. Все будет хорошо…
А через несколько дней, под самое утро, беда приключилась. Во дворец рыцари ворвались, на драконах прилетевшие. Разлучить им захотелось Петра с Марфушкой, в темницу сыру посадить, жизни лишить. Проснулся Золотарев, слышит — шум, стук, гам и рев непонятный. То ящерки уже королеву свою защищали, ворога лютого били.
Вскочил он резво и на помощь кинулся, топор свой верный сжав в руках. Не уйти подлым рыцарям, не спастись!
Много их было! В кольчугах, шлемах, с мечами вострыми, щитами пестрыми. Уже и Марфушку в полон взяли, и ящерок порубили на кусочки мелкие.
— Спаси меня, Петенька! — закричала Марфушка. — Бей ворога! Силу я тебе дам великую…
Увидал такое Петр, услыхал плач любимой, осерчал премного и с кличем бравым бросился в бой. Дрогнули ряды рыцарей, смешались. Одного разрубил Петр, второму руку перебил. Но вмешались тут драконы могучие, пламя изрыгающие. Дыхнули они на Золотарева огнем сильным, жаром небесным, дымом смрадным, лапами когтистыми ударили, хвостами шиповаными почву из-под ног выбили. Зашатался от ран полученных Петр, выронил топор. Кинулись всей толпой на него рыцари бесчестные, вязать принялись путами крепкими, веревками пеньковыми да цепями железными. Свернул он одному рыцарю голову, да более не успел — совладал с ним ворог, скрутил молодца, на землю сыру бросил.
Заплакала горько Марфушка, зарыдала. Слезы жгучие полились из ее прекрасных глаз.
— Что же будет теперь? — причитала она. — Петенька, ах, Петенька… Прощай, друг любезный! Чувствую, не свидимся уж более…
— Прости, — отвечал ей Петр, боль ужасную превозмогая, — что получилось так, Марфушка. Свидимся мы еще, попомни мое слово, свидимся. Я так просто не сдаюсь! Потому что… Я люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя, милый! Но, видать, наше время еще не пришло…
— Марфушка…
— Заклинаю тебя, родной — помни меня, Петенька, днем и ночью, в стужу и в зной! Никогда не забывай, слышишь? Помни…
Засмеялись тут рыцари жестоко. А Петру совсем нехорошо стало, поплыло все перед глазами, рук-ног не чувствует. Схватили его рыцари и потащили волоком куда-то в лес, наверно, на казнь лютую.
— Помни меня, милый, помни! — несся ему вдогонку нежный марфушкин голос.
И не страшно ему было, потому что Петр твердо знал — королева ящерок отныне всегда с ним…
* * *— Вот такие вот дела, — сказал, ухмыляясь Озеров. — Работаю, что говорится, не покладая рук, не жалея живота своего.
— И, значится, заработались, — в тон ему констатировал Белошицкий. — Да, Павел Александрович, без литру в твоем хозяйстве не разобраться. Черт ногу сломит в этой документации.
— А это, чтобы враг не догадался, — засмеялся Озеров. — Ты, Вась, не напирай на все сразу. Понимание, оно, видишь, приходит со временем…
— Весь вопрос состоит в том, сколько его, времени, понадобится! В понедельник я должен уже принять этот бордель.
— Ничего, литр водки — и вперед! — Озеров опять засмеялся своим рокочущим баском.
Белошицкий закинул ногу на ногу и кивнул на табличку, висящую на стенке в рамке и гласящую «Курить строго по доверенностям от психиатра»:
— Доверяешь?
— Ради Бога, Василь Олегович, вам — всегда пожалуйста.
Белошицкий достал непочатую пачку «Мальборо», распечатал ее и выудил из нее пару сигарет.
— А я все, бросил, — похвастался Озеров.
— Похвально, похвально, — замычал Белошицкий с сигаретой в зубах.
— Может, кофейку? — предложил начальник госпиталя.
— Не откажусь, ты же знаешь.
Озеров по интеркому соединился с секретаршей и заказал кофе.
— Сейчас принесет, — сказал он.
— У тебя вся та же Леночка? — спросил Белошицкий. — А то с этой сумасшедшей беготней даже на твоих секретарш поглазеть некогда было…
— Нет, теперь это Оленька.
— О! Старый черт, не упустишь ведь возможность!..
— А как же! — Озеров довольно засопел.
Друзья понимающе переглянулись.
— Слушай, — после минутного молчания проговорил Белошицкий, — этот Митяев… Как ты думаешь, косит или как? Я тут на досуге почитал его дело…
— Ну, и?
— Гм… — преемник Озерова задумчиво изобразил пару никотиновых колечек, медленно растаявших в воздухе. — Официально его невменяемость вроде как признана, но…
— Я того же мнения, Вась. Надо копать намного глубже. Но в нашей прокуратуре, сам знаешь, не очень…
Тут дверь открылась и кабинет вошла миловидная секретарша с подносом в руках, на котором дымились две маленькие чашки кофе. Белошицкий с интересом уставился на девушку, отмечая хороший вкус Озерова.
— Не стесняйся, Оленька, — весело приветствовал ее Озеров. — Проходи.
Оленька улыбнулась, поставила поднос и грациозно удалилась, покачивая бедрами. Белошицкий цокнул языком.
— Да, хороша, нечего сказать.
Озеров подмигнул ему:
— Сегодня вечером с ней встречаюсь.
— Старый кот… — с уважением пробормотал Белошицкий, туша сигарету в большой бронзовой пепельнице, выполненной в виде озерка с купальщицами. — Так вот я насчет Митяева…
— Да что Митяев! — не выдержал Озеров, энергично замахав руками. — Это вовсе не самая экзотика этого заведения.
— Тогда кто же, — полюбопытствовал Белошицкий. — Смирин? Латыпов?
Озеров уже пожалел, что погорячился, потому как сам еще не разобрался в «саламандрином» деле, слишком много было непонятного и таинственного во всей этой истории. Но деваться было некуда, тем более, что Белошицкий, на следующей неделе сменяющий его на посту начальника тюремного госпиталя, все равно будет рассматривать дела всех заключенных.
— Некий Золотарев, — сказал он.
— Золотарев, Золотарев, — вспоминая, пробормотал Белошицкий, осторожно отхлебывая горячий напиток. — Что-то от кого-то слышал, но самого дела еще не видел, точно. Что он натворил? Очередной Наполеон?
— Дело несколько запутанно…
— Я весь внимание! — Белошицкий снова отхлебнул кофе. — Хорошо-то как! На улице лютая стужа, а тут просто фантастическая лепота!
— В октябре и начале ноября прошлого года в районе реки Чусовой, что между Челябинском и Екатеринбургом, он замочил разными способами девятерых, включая троих наших, из группы захвата.
Белошицкий присвистнул.
— Надо же…
— Именно так. Итак. Золотарев Петр Алексеевич, тридцати семи лет, владелец небольшой, но преуспевающей калужской фирмы…
— Эка, занесло его!
— Любил Золотарев путешествовать, спору нет. Он вдоль и поперек облазил заповедники Тверской, Владимирской, Вологодской, Ленинградской области, он рыбачил на Байкале и Каспии, Ладоге и Днепре, Волге и Каме, Иртыше и Оби. Он штурмовал Алтай, Памир и Кавказ. Обожал сопки Камчатки, лиманы Кубани и белые ночи Заполярья. Он этим жил. Когда, естественно, не работал. Будучи обеспеченным и весьма загруженным разнообразными проблемами человеком, Золотарев мог и, как сам считал, обязан был все это себе позволить. Раз в полгода, а иногда и чаще, он обязательно куда-нибудь выезжал отдохнуть. Снять стресс. Забыться. Никого не видеть, даже знакомых. Слиться с природой. И чтобы все по-настоящему. И прошлое его чисто. По крайней мере, для бизнесмена его уровня. Коллегами и знакомыми уважаем. Честный работяга. Мудрый руководитель. Примерный семьянин. В общем, и тэ дэ и тэ пэ.
