Александр Варго - Гример
Петруха почесал небритую щеку. Щетина затрещала, как сухой песок на стекле.
– Я же говорил тебе, что он не один был, когда по телефону говорил. Сопел кто-то рядом, словно медведь в берлоге, – патологоанатом морщил лоб.
А лоб у Петрухи, надо сказать, неординарный, такие еще поискать надо. Как он умудрился при своей не слишком грузной комплекции вырастить на нем слой сала толщиной в палец, не знаю. Но складки получались глубокие, и оттого казалось, что мой приятель рассуждает очень основательно. Рука его дернулась и повернула ручку стеклоподъемника. Лейтенант сразу вздрогнул и обернулся к нам.
– Оставайтесь в машине, – строго предупредил он.
– Лейтенант, тут такое дело… Возможно, вы все уже уладили, но я напомнить хочу, что в камине что-то дымило. Может, вещдоки сгорают? Залить надо.
По лицу молодого офицера милиции сразу стало понятно, что до такой очевидной вещи он в запарке не додумался. И это сразу подняло акции Петрухи в его глазах. Любой специалист четко почувствует, что перед ним профессионал более высокого класса.
– Сержант, – тут же призвал подчиненного лейтенант. – Камин осмотреть надо. Если еще горит – погасить.
Петруха сразу же дожал:
– На столе, помнится, ваза с цветами, вот этой водой и плесните.
Я, честно говоря, про вазу с цветами не помнил. У каждого своя профессиональная память. У меня только на лица, тела. А вот Петруха с легкостью мог бы описать любым похмельным утром, сколько и каких приборов было разложено на праздничном столе.
Сержант исчез в доме, а я спросил:
– Интересно, а сколько цветов в этом букете?
– В смысле? – Обросший слоем сала лоб Петрухи вновь наморщился, казалось, ткни в него сейчас пальцем, и останется вмятина сантиметр глубиной.
– Четное или нечетное количество цветов в букете?
– А, ты снова за свое… Хочешь понять – покойнице ли букет предназначался? А то, что баба с ним была, когда он нам звонил, по-моему, это возможно. Ни один мужик в здравом рассудке букет на стол просто так не поставит. Если, конечно, у него с головой и ориентацией все в порядке.
– Но это еще не значит, что нашего Дмитрия Петровича баба задушила.
– Конечно. Ты же слышал, что лейтенант сказал – разберемся. А задушить человека даже у тебя так просто не получится. Тут руки сильные надо иметь, как у меня.
Возле лейтенанта уже появились соседи по даче – пожилые муж и жена. Из обрывков реплик нам стало понятно, что это они и вызвали милицию, услышав крики на соседней даче. Так что постепенно картина для нас стала проясняться. Грело душу и то, что соседи видели, как и когда мы приехали. Значит, подозрения о нашей причастности к убийству Дмитрия Петровича должны были отпасть сами собой даже у одномерных ментов. Все же трое свидетелей были на нашей стороне: соседи и водитель такси.
И тут небо наконец-то разродилось дождем. Ливень, хоть его и все ожидали сегодня, умудрился хлынуть внезапно. Он прошел над участком буквально стеной. Вмиг стекла машины покрылись крупными каплями, забарабанило по крыше. Где-то над головой в низком, затянутом тучами куполе неба полыхнула молния, громыхнул гром. Само собой возникло желание перекреститься, но я сдержался. Не люблю выставлять эмоции наружу.
Сержант и соседи укрылись под навесом крыльца. Лейтенант нырнул к нам в машину. Крупные дождевые капли кляксами укрывали его форменную фуражку. Мерно заработали стеклоочистители, проявив ненастный пейзаж.
– Я того, кто выскочил из дома, – начал я, – даже в лицо не видел.
Лейтенант приподнял руку:
– Погодите с воспоминаниями. Вот приедет группа, дознавателю все и расскажете. Мое дело – уберечь следы на месте преступления, если таковое имело место быть. Вы курите?
Петруха с готовностью вытащил пачку сигарет. Дым потянулся из салона в узкую щель над приспущенным стеклом. У нас с Петрухой, да и у лейтенанта, подозреваю, на душе было скверно. Одно дело, когда труп без следов насильственной смерти обнаруживают в кустах, в лесу, вылавливают из озера. Но когда убитый человек лежит в своем собственном доме, где каждая вещь говорит о нем, о его пристрастиях, то поневоле проникаешься его жизнью. А Дмитрий Петрович явно имел хороший вкус. Мебель, даже на даче, неброская, но дорогая. На стенах пара картин, и не дешевая китайская мазня, а авторские полотна. Я в живописи досконально не разбираюсь, хоть и причисляю себя к художникам, но стоящую вещь определяю с первого взгляда.
– Все следы на улице смоет… Вот же не повезло! Зарядил ливень… не мог еще с полчасика подождать… – тоскливо вздохнул лейтенант и глянул в зеркальце заднего вида.
По узкому проезду дачного поселка неторопливо катил микроавтобус.
– Вот и наши приехали. Сейчас и передам вас из рук в руки. – Чувствовалось, что лейтенант уже не испытывает никаких эмоций, кроме облегчения. Зона его ответственности кончалась. Дело оставалось лишь за малым: просветить дознавателя, составить документы и отчалить.
Милицейский микроавтобус сноровисто развернулся на узкой дороге и стал, подперев собой такси. Народу прибавилось. Петруха напряженно всматривался в лица приехавших. Первой из машины выбралась средних лет женщина с волевым лицом. Судя по поведению ее сопровождавших, она и была старшей в группе.
– Быстрова Ольга Николаевна, – проговорил мой приятель. – Старший следователь. Ничего ни плохого, ни хорошего о ней сказать не могу. Но сталкивался с ней только в качестве консультанта.
– А тебе что, приходилось бывать и в качестве подозреваемого? – живо поинтересовался я.
– Всякое случалось. Но с ней – нет. Один раз по дурости приставать к ней во время работы начал, вмиг отшила. И чего, спрашивается? Она же не замужем, – и тут Петруха расплылся в улыбке. – Теперь все в порядке. Вот и дружбан мой прибыл – Виталик, – и он, не дожидаясь приглашения, выбрался из машины, заспешил навстречу вышедшему последним из микроавтобуса эксперту.
Тот, кого Петруха назвал Виталиком, держал в руке матово поблескивающий алюминием профессиональный кофр, в зубах сжимал незажженную сигарету. Он тут же расплылся в улыбке, завидев патологоанатома, протянул руку.
– А тебя кто вызвал? – поинтересовался он у Петрухи.
– Не поверишь, но я на этот раз свидетель. К тому же случайный. Приятеля сопровождал. Он из наших, морговских, Маратом зовут.
Я обменялся с экспертом рукопожатием. Не знаю почему, но у людей, находящихся «при исполнении», почему-то ладонь всегда оказывается вялой, влажной и прохладной, как дохлая рыба. Хотя за рамками службы такого за ними может и не наблюдаться.
Старший следователь строго взглянула на эксперта, призывая его к порядку и субординации.
– Виталий, осмотрим место преступления.
На какое-то время нас предоставили самим себе. Ольга Николаевна с Виталиком и понятыми – соседями по даче – прошли в дом. Мы с Петрухой стояли на крыльце и ждали. Из комнаты слышались голоса, сотрудники следственной бригады ходили по дому. Заскрипела лестница, ведущая в мансарду.
– Как ты думаешь, – спросил я, – наш Дмитрий Петрович привез-таки мертвую жену на дачу? Может, наверху лежит?
– Если бы ее нашли, то они так бы спокойно не переговаривались. Хотя в подвал еще не спускались… Думаю, ее здесь нет нигде.
– Тогда какого хрена он нас вызвал к себе?
– Он тебя вызывал, я только за компанию увязался, – ответил патологоанатом. – А цветов в вазе на столе было шесть – четное количество, как для покойницы. Если это тебе все еще интересно. Но ничего сверхъестественного я в этом не вижу. Поставил человек букетик в память о жене. А тебя вызвал, чтобы выпить вместе, извиниться за свое поведение и попросить не распространяться о своих странностях. Денег бы еще за это дал. И вообще, давай не думать за следователя. Она за тебя твою работу делать не станет, вот и ты лишнего на себя не бери.
В конце концов пригласили в дом и Петруху. О чем его спрашивали, что он там делал, я не знал, ждал своей очереди. Минут через пятнадцать позвали меня. Я вошел. Мой приятель, несмотря на свой статус свидетеля, уже сумел органично вписаться в следственную группу. Общался с экспертом, давал ему советы. Виталик уже чего-то накопал, разложил в прозрачные пакеты. В комнате по-прежнему отвратительно пахло горелым, но залитый водой камин не дымил. Цветы – розы, срезанные, скорее всего, тут же во дворе, – лежали на скатерти. Тело Дмитрия Петровича уже накрыли покрывалом. Понятые выглядели подавленными, но при этом с любопытством меня разглядывали. Сперва Ольга Николаевна задавала мне стандартные вопросы, затем, поняв, что мои слова ни в чем не расходятся с Петрухиными и что перед ней человек образованный, готовый помочь, предоставила мне самостоятельно рассказать о том, как мы с приятелем оказались здесь в это время.
Я начал с того момента, когда Дмитрий Петрович приехал в морг забирать тело жены. Эмоции и собственные домыслы оставлял в стороне, сообщал лишь факты.
