Сергей Тармашев - Отель «Оюнсу»
– Это ещё не всё, подлая ведьма! – вождь с наслаждением налег на рукоять ножа, вспарывая сипящей от жестоких страданий красавице брюшную полость. – От этой раны тебе не умереть быстро, не надейся! На улицу её! И эту гнилую падаль, что лежит у входа, туда же! Тащите жерди и веревки!
Истекающую кровью хрипящую Чиуку выволокли из лачуги и швырнули в снег. Сколько времени ей пришлось пролежать, она понять не могла, казалось, что жестокие мучения длятся вечно. Едва терзаемое нестерпимыми страданиями сознание начинало тонуть в горячечном бреду, боль вспыхивала с новой силой, из пылающего надорванными связками горла вырывалось надсадное сипение, взор прояснялся, и Чиука сквозь кровавую пелену видела вождя. Тот стоял рядом, наблюдая за её мучениями, и старательно следил, чтобы сознание не покинуло её и забытье не принесло облегчения. Как только её глаза начинали мутнеть, он вонзал древко копья в рану на животе и шевелил им, возвращая Чиуку к реальности.
Потом мир вокруг неё перевернулся, и вспоротый живот обожгло столь жестокой болью, что на какое-то время она потеряла сознание. Но избавление от мучений не было долгим, её тотчас привели в чувство охапкой растираемого по лицу снега и хлесткими ударами по кровоточащим порезами щекам. Чиука открыла глаза, но не сразу поняла, что перед ней. Видеть мешали струи чего-то синюшно-багрового, тянучего и склизкого, загораживающие дневной свет. Тело быстро сковывало холодом, и терзающая тело боль словно деревенела, теряя остроту. Внезапно она поняла, что перевернута головой вниз и глаза её видят собственные внутренности, свисающие из вспоротого живота. Какая-то тень шевельнулась за ними, приближаясь, и нестерпимые мучения вернулись. Чиука дернулась от жестокой боли, но не смогла даже шелохнуться. Её привязали к перекрещенным жердям, вкопанным в землю, и лишь глаза ещё служили медленно умирающей красавице.
– Взирай внимательно, поганая мразь! – задыхаясь от яростной злобы, процедил знакомый голос, и приблизившееся пятно оказалось вождем. Он ногой раздвинул её свисающие внутренности так, чтобы не мешали смотреть, и ткнул острием копья туда, куда глядели её глаза. – Вы хотели быть вместе до самой смерти? Ваше желание исполнилось!
Он издевательски засмеялся, и Чиука засипела, не имея сил рыдать и кричать. Прямо перед ней, в нескольких шагах, на воткнутых в землю перекрещенных жердях головой вниз был распят Лицуро. Из тела охотника извлекли стрелы, его остекленевшие глаза смотрели прямо на неё, на лице застыла гримаса боли и недоумения. Потоки заледенелой крови густо покрывали его покрытое ранами тело, и совсем недавно затянувшийся глубокий шрам на лбу был залеплен кровавым льдом. Не сравнимая ни с какими телесными страданиями ужасающая боль вгрызлась Чиуке в сердце, и она едва слышно завыла от горя. Всё, что было прекрасного в её жизни, оказалось умерщвлено прежде, чем её душа отправится в одинокое и скорбное странствие к стопам Великого и жестокого Небесного Дракона.
– Смотри, колдунья, смотри! – вождь упивался местью. – Твоя смерть не вернет мне Хэсуду, но твои муки исцелят рану, перечеркнувшую мое сердце гораздо глубже, чем твой клинок рассек мне лицо! – Он ленивым движением ноги поправил начинающие обледеневать внутренности Чиуки, убеждаясь, что они не сползут обратно и не закроют ей обзор. – Я испытываю разочарование от того, что убил подлого предателя Лицуро быстро! Вы должны были подыхать вместе!
Вождь хохотал, и его презрительный смех звенел у неё в ушах, терзаемую горем душу будто пронзали тысячи острых копий, и удушливые страдания рвали на куски ещё бьющееся сердце мучительно умирающей красавицы. Боль в рассеченном теле слилась с безграничными муками растерзанной души, и безумный безмолвный вопль великого горя рванулся ввысь. Не имеющий меры, он незримо и бессловесно заполнил маленькую долину, как некогда её заполняло бескрайнее счастье, но невыносимые страдания Чиуки продолжались. Она не заметила, как начался снегопад, и сопровождающий его слабый ветерок начал быстро крепчать, набирая силу. Не почувствовала она и укола копьем, который нанес ей вождь, тщательно следя за тем, чтобы не убить сипящую кровавыми пузырями красавицу, но лишь продлить её мучения. Предводитель племени Винпань убедился, что Чиука жива, и направился к лачуге, отворачиваясь от швыряющего в лицо охапки снега сильного ветра. Его воины последовали за ним, но она не поняла и этого. Глаза её видели лишь тело Лицуро, а душа не чувствовала ничего, кроме всепоглощающих страданий. Внезапно растерзанный труп любимого затянуло серым туманом, быстро сгущавшимся в непроглядную черноту, и распятие исчезло из вида.
– Моя возлюбленная Чиука! – ласковый голос Лицуро зазвучал где-то совсем неподалеку, и её полубезумный взгляд дрогнул, обессиленно блуждая по сторонам. – Где ты, я ищу тебя!
– Лицуро? – безмолвный выдох сорвался с посиневших губ умирающей женщины. Её возлюбленный, невредимый, легко шел сквозь бушующую пургу прямо к ней. – Ты не погиб? Я видела, как они убили тебя…
– Конечно же я не погиб! – Он улыбался ей той самой улыбкой, которую Чиука обожала больше всего на свете. – Я лишь крепко спал, но твои страдания пробудили меня! Я же обещал тебе, что мы всегда будем вместе! – Лицуро приблизился к ней и остановился, едва заметно насторожившись: – Возлюбленная моя, а где же твоя волшебная заколка?
– Прости, любимый муж мой… – слабо прохрипела она. – Я потеряла твой подарок…
– Ничего страшного! – с облегчением махнул рукой Лицуро. – Без неё нам будет ничуть не хуже! – Он шагнул к ней, протягивая руки: – Иди же ко мне, моя возлюбленная Чиука!
– Я иду к тебе, любимый… – прошептала она. Терзавшие Чиуку безграничные муки мгновенно улетучились, обескровленные губы сложились в счастливую улыбку, и глаза застыли, навсегда прощаясь с постылым миром, переполненным жестокостью и несправедливостью.
В паре десятков шагов от неё, внутри лачуги, вождь племени Винпань приказал своим воинам отправляться в обратный путь. Открыть дверь против ветра оказалось весьма не просто, но едва двое воинов навалились на неё, распахивая дверную створку, снежная буря ворвалась в жилище. Оказавшихся за порогом людей сбило с ног ураганным порывом ветра, отбрасывая в глубокий снег, и им с трудом удалось забраться обратно в лачугу. Ураган усиливался, зашвыривая в распахнутую дверь целые потоки снега, и вождь велел поскорее захлопнуть её и заново прикрепить над входом полог. Рана на лице отзывалась болью на каждое слово, заставляя его кривиться от бешенства, и от этого всё болело ещё сильнее, лишь сладость свершившейся мести успокаивала его. Он расправился с подлыми убийцами сына! И не может быть ничего важнее этого! А возвращение в стойбище может и подождать, в такой буран не пройти и десятка шагов. Придется переждать непогоду здесь. В этом даже есть своя прелесть – перед уходом он сможет вновь насладиться зрелищем растерзанных врагов! Подлая тварь Чиука подыхала долго, и ее глаза всё это время видели труп Лицуро, что доставляло вождю огромное удовлетворение. Его страдания отомщены!
