Сергей Дубянский - Живущие в нас (сборник)
– Прописки у тебя нет, – перебила мать, – кто тебя куда возьмет? А прописать тебя могут только после вступления в наследство, то есть через полгода.
– Но какая-нибудь работа ж там есть и без прописки! – окрыленная рассудительностью матери, Катя перешла в наступление, – пусть временная, на полгода!..
– А я тебе скажу какая – ноги раздвигать.
– Ну, почему, мам?.. – такая «работа» даже не приходила Кате в голову.
– По кочану!
Из опыта Катя знала – если использовался столь весомый аргумент, спорить дальше не имело смысла; оказывается, несмотря на «конструктивный разговор», решение уже было принято без нее, и в подтверждение этого, мать встала.
– Так что иди к мужу и больше в город ты одна не поедешь. А то, что вернулась сама – молодец, а то я уже с Сашкой Веретенниковым договорилась завтра ехать за тобой; тогда б мы по-другому беседовали, поняла?
– Поняла, – Катя тоже встала и понуро направилась к двери.
Провожать ее мать не пошла, и это было даже хорошо. …Слава богу, не догадалась ключ забрать!.. – подумала Катя по инерции, но вдруг поняла, что просто не отдала б его, ибо со вчерашнего дня перестала являться послушной девочкой, выворачивавшей карманы, чтоб мать могла обыскать их в поисках несуществующих сигарет; теперь она другая – она человек с квартирой и готова биться за новый статус до конца.
Во дворе кто-то поздоровался из темноты; Катя ответила, даже не оглянувшись, так как мысленно уже составляла список вещей, и тут ничего нельзя было упустить.
В подъезде ее привычно встретил заливистый лай Дика. …Как его никто еще не задушил, блин?.. – и тут же устыдилась, представив жутко бестолковое, но милое лохматое существо, безостановочно вилявшее хвостом; да и лай-то был совсем не грозным, а глупо радостным. …Нет, не так, – исправилась она, – просто если завели собаку, ее надо дрессировать. Дик-то тут не причем, – и Катя успокоилась, что все-таки не желает никому зла, – в какую ж сумку все сложить?..
Подойдя к двери, она услышала звук телевизора и поняла, что муж дома. …Хорошо это или плохо?.. Впрочем, какая разница?.. Тем не менее, войдя, она громко крикнула:
– Привет! Это я!
– Ну, наконец-то! – Володя появился из комнаты. Он был трезв, но в коридоре стояли пустые баклажки из-под самогона и пива – видимо, со вчерашнего дня, – все закончила?..
Муж улыбался, и Катя решила, что любит его; внутри сжался комок. Нет, это было не сердце – сердце исправно гнало кровь по молодому организму; это было что-то другое, не имевшее отношения к анатомии, однако даже над ним главенствовало сознание, и Катя покачала головой.
– Нет. На днях придется опять ехать.
– Ну, котенок, – Володя обнял ее, – мы ж договаривались…
– Там везде такие очереди – месяц можно ходить, – компенсируя ложь, она прижалась к мужу, представив, что, возможно, делает это последний раз. …Что за глупость?!.. Сейчас мы будем спать вместе, завтра поедем копать чертову картошку, потом… Странное нечто сжалось еще сильнее, и Катя поняла, что вся ее затея – совсем не такая простая штука, как казалось оттуда, из города.
– Есть хочешь? – спросил Володя, – от Васьки кое-что осталось, и я макароны сварил.
Катя подняла голову. …Господи, какой же он славный!.. Может, все-таки он поедет со мной? Там же здорово!..
– Что ты так смотришь? – спросил Володя.
– Как? – Катя через силу продолжала улыбаться.
– Не знаю, – лицо мужа стало серьезным – похоже, он искал сравнение поточнее, и нашел-таки! – как-то загробно.
– Типун тебе на язык! – Катя засмеялась – да, она собиралась уйти, но не в мрачный же мир, именуемый таким страшным словом, а совсем наоборот!..
Потом они сели ужинать, и Володя наконец спросил:
– Так что там за хата?
– Так себе, – Катя пожала плечами, – обычная двушка на третьем этаже старой пятиэтажки. Мебель древняя, везде срач…
– Не, но это все можно сделать…
– И?.. – Катя замерла, ткнув вилку в макароны.
– И продать подороже. Состояние тоже ж оценивают, да?
– Конечно… – Катя вздохнула. Все повторялось, как с матерью – такое многообещающее начало и банальный конец. …Здесь чудес не бывает, – решила она разочарованно, – все чудеса там… Но рассказывать мужу о «там» не хотелось; вернее, хотелось, но было страшно выдать себя восторженным голосом и блестящими глазами, поэтому быстро допив чай, она доложила грязную посуду в уже полную раковину.
– Завтра помою. Пойдем спать. Я так устала, а завтра вставать ни свет ни заря с этой картошкой, – и это наконец-то было правдой.
* * *Слесарь сошел раньше, а Андрей доехал до конечной, без всякого интереса разглядывая в мокрое окно смутные очертания незнакомого города.
…Сначала надо поесть, – решил он, – найти б забегаловку, куда пускают пропахших машинным маслом людей с такими, вот, руками… – и увидел вывеску, словно возникшую из недавнего прошлого – «Кулинария».
Съев кусок холодной трески с капустным салатом, он подумал, что для полного счастья остается найти постель, вытянуться и просто спать. Однако даже такое скромное желание оказалось неисполнимым, потому что в одной из обнаруженных им гостиниц, шел ремонт, а в другой, свободных мест не предвиделось в ближайшие двое суток.
Когда совсем стемнело, а дождь усилился, Андрей отправился на вокзал. Усевшись на узкий диван, он разулся, как заправский бомж; положил под голову сумку и лег, пытаясь укрыться куцей ветровкой. Сначала он слышал голоса, монотонное бормотание телевизора, висевшего под самым потолком, раздражающие позывные вокзального радио, но постепенно звуки становились все тише и неразличимее, и, в конце концов, Андрей заснул.
* * *– Ладно, спи, – разочарованно вздохнул Володя, когда жена отвернулась к стене – за два дня он, как-то незаметно для себя, успел соскучиться, да и ей не надо было на дежурство…
– Спокойной ночи, – пробормотала Катя, изображая сонный голос. …Как же все это запомнить? Джинсы, и те, и другие… черный свитер; коричневый оставлю – он совсем страшный… юбки… какие ж юбки?.. Нет, надо записывать, иначе обязательно забуду что-то нужное…
Володино дыхание выровнялось, и Катя решила, что тоже надо спать …а то на картошке завтра сдохну. В конце концов, меня ж никто не гонит – уеду не послезавтра, а через два дня… Зевнула и дверь гардероба плавно закрылась. По какую сторону она оказалась, Катя не поняла, потому что стало темно… и неожиданно появился огромный бык. Это было очень страшно, потому что огромная, грязная туша, возникшая ниоткуда, стремительно приближалась, вздымая копытами облака пыли; глаз не было видно – бык несся наклонив голову, а его облезлые рога были направлены точно в цель. Себя Катя не видела, но откуда-то знала, что именно она является целью. Двинуться с места, чтоб пропустить чудовище, почему-то возможности не было, зато она ощутила в руке огромный нож; сразу в памяти возникла сцена, когда Костя, сосед матери, забивал корову. Катя уставилась в то место, где у быка должно находиться сердце; кожа, то собиралась складками, поднимая короткую шерсть, то разглаживалась, демонстрируя мускулы; что чудовище просто сметет ее, Катя даже не думала – она ждала, выставив вперед руку с ножом. В последний момент бык вскинул голову; в его безумных глазах возникло удивление, и тут нож вошел в его плоть по самую рукоятку. Катя устояла, вопреки всем законам физики, а бык с хрипом стал оседать; хлынула кровь – Катя чувствовала, какая она липкая и горячая…