Дылда Доминга - Erratum (Ошибка)
- А что я, - вздохнул Петра, - когда она ушла, я решил, что мне здесь больше не место и направился в сторону колодца.
- И? - Лили смотрела на него во все глаза.
- Я понял, что мне больше не место и там, - он махнул рукой вверх, и затем рука безвольно упала. - А по дороге я набрел на трускл - это у них что-то вроде наркотика для скользящих тварей. И теперь у меня есть свое дело и заработок, - он обвел рукой дом в подтверждение своих слов.
Лили опустилась на скамью рядом с ним.
- Петра, но почему ты отказался от мысли вернуться? Ведь тебя больше ничего здесь не держит. Все это очень грустно, и мне жаль, но того, ради чего ты пришел, больше нет. Так зачем оставаться? А как же твои идеалы? Твои братья?
- Сейчас ты говоришь, прямо как Уриэль, - усмехнулся он, - усовещиваешь. А я здесь понял одну простую истину: я живу здесь, как умею, не творю зла - так чем не служение добру, но по-своему, почти на самом дне ада.
Лили покачала головой:
- Это ловушка. Здесь никто не служит добру. Твое место наверху.
- Да разве? - Не выдержал ангел, и за его спиной распахнулись черные перепончатые крылья с красным отливом.
- Боже, - прошептала Лили и больше не нашлась, что сказать.
- Именно.
- Но это ведь... неужели он был прав, и вы все, как и Рамуэль, оставаясь тут слишком долго, превращаетесь в падших.
- К счастью, едва ли ему представится возможность проверить свою теорию. - Оскалился Петра.
- Я сам сделал свой выбор, - произнес он глухо, - и мой поступок был эгоистичным, поэтому не стоит причислять меня к правилу.
- Я не могу поверить, - Лили протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до крыльев Петры - в уплотненных частях они даже были теплыми. Это были настоящие живые крылья, как бы ей ни хотелось найти доказательства обратного. А чего она ждала: что они окажутся картонными и она сможет сказать "смотри, Петра, они снимаются?" Это было не смешно.
- Тебе вовсе не нужна еда, верно? - Спросила она. - Ты теперь можешь добыть себе все, что угодно.
- Все не совсем так, - возразил он, - но почти.
- Так эта история о трускле - байка? Ты просто не хотел мне говорить? Не хотел, чтобы я видела, как еще один ангел погибает?
- Я не хотел, чтоб ты разуверилась в нас, из-за таких, как я. - Ответил он мягко, с печалью в голосе. Его густые черные волосы стали серыми от пепла горящих земель. Петра потянулся и провел отечески рукой по голове Лили. - Тебя отнести назад?
- И снова полет, - улыбнулась она. Ей хотелось задать еще кучу вопросов о Сильвии, но она не стала, видя, что ему по-прежнему больно. Значит, Сильвия ушла до того, как у него появились эти крылья. Ушла, когда решила, что он превратился в бескрылое и неспособное их содержать ничто. Прекрасный, сияющий во славе, с мечом, - конечно, таким его легко было любить, но что случилось, когда все это исчезло: исчезла и ее любовь. Лили вздохнула, размышляя о том, что никто из женщин ада на самом деле не был достоин ангелов.
- Ты, наверное, мог бы присоединиться к Рамуэлю, если бы жизнь в доме тебя устроила больше. - Предложила Лили, внутренне надеясь, что он откажется.
- Мне и здесь неплохо. Я не хочу быть ничьим слугой. - Ответил он, подымаясь и предлагая ей руку.
- Спасибо, - прошептала Лили.
- За что? - удивился он, а она не стала объяснять, что благодарна ему хотя бы за то, что в нем еще не все было потеряно от Петры, которого она знала.
- Полетели? - Улыбнулась Лили, протягивая к нему руки.
- Судя по всему, ты часто летаешь, - усмехнулся он.
- Бывает, - усмехнулась ему в ответ Лили и крепко ухватилась за его плечи.
Глава 40
- Ты уверена, что хочешь это сделать? - Нежно-бежевая сфера переливалась розовыми всполохами в его лапе.
- Да, - Лили решительно шагнула к нему и взяла сферу в свои руки. - Что нужно делать? - Она хотела разбить ее быстрее, чтобы не сомневаться. Она не знала, как поступит, если у нее будет достаточно времени на размышления. Если бы она могла, она бы разбила множество сфер в колодце, но более разумная часть Лили тут же спросила ее: а не ошиблась бы она, не выпустила бы на свободу императора или убийц, или воров? Она не могла знать, для нее сферы были лишь разноцветными побрякушками, а втягивать в глобальную войну Небироса она не могла и не хотела.
- Просто разбей ее. - Ответил он, спокойно глядя на нее.
- Просто разбить, - пробормотала она и бросила сферой о стену. Та разлетелась на несколько осколков и ее содержимое в виде разноцветных полос тумана поползло по комнате. - Это опасно? - Спросила Лили, зачарованно следя за ними взглядом.
- Нет. - Ответил он.
Уцур закрылся ото всех в своей комнате. Снова подходило время подношения кровавой чаши, и ему было плохо от одной мысли о предстоящем. Но все способы избавиться от подарка он уже испробовал раньше. Только подумать, что он привлекал к этому самых известных в аду ведьм, и ни одна из них, со всеми их снадобьями, так ничего и не добилась. Он встречал злосчастный день в объятиях любовниц, окруженный демонами, голыми телами и вином, но ничто не менялось - чаша прибывала всегда в одно и то же время, и кровь преследовала его всюду вместе с кошмарными видениями. Он переживал заново смерть всех своих приближенных, он видел свою беспримерную дурость, но следовал сценарию, не имея ни малейшей возможности изменить хотя бы слово, и финал всегда был один и тот же: он испивал эту чашу до дна, раз за разом. Уцур кричал и разбивал ее, сплющивал ее молотом в плоскую жестянку, но спустя определенное время она появлялась всегда вновь невредимой. Он молил Абу много раз об избавлении, но Аба искренне признал, что не ему царь обязан постоянным подношением. Он бы с радостью обменял любого угодившего в ад на избавление от чаши, но ему никто не предлагал подобного обмена.
Уцур обхватил голову руками и рухнул на кровать, изрыгая проклятия, понимая, что его ожидает и ненавидя все вокруг за невозможность что-либо изменить. Он сотни раз кричал кому-то наверх, что осознал величину своего святотатства, но ответа ему не было.
Краски в комнате сгустились, по полу поползли багровые тени, словно кто-то разлил вино, только Уцур уже знал, что его ждало там, что близилось. Он застонал, отталкивая рукой приближение неизбежного, но почти видел сверкание в свете ламп величественной золотой чаши.
- Нет, - закричал он, и чьи-то хрупкие пальцы забрали у него из руки чашу с переливающейся через края кровью. Царь в нерешительности обернулся, боясь раскрыть глаза полностью, боясь, что ему привиделся мираж, но девушка никуда не исчезла. Темные волосы спадали с ее хрупких плеч волнами, тонкое белое лицо украшали огромные карие чуть раскосые глаза. Она смотрела на него, едва заметно улыбаясь, немного устало и чуточку грустно. В руке она держала проклятую чашу, и кровь не жгла ей руку, как Уцуру, она лишь стекала каплями на пол, а потом и вовсе остановилась. Когда же девушка поставила чашу на стол, та не оказалась вновь в руках царя, и не вернулась в руку к девушке, она спокойно осталась стоять там, где ее поставили. Уцур заворожено смотрел на кубок и не мог оторвать от него взгляд: ему то и дело казалось, что это всего лишь галлюцинация, рожденная его больным разумом, но София рядом с ним была настоящей, а чаша неподвижно стояла на столе. Тогда он осмелел и приблизился к девушке.
