Алексей Атеев - Тьма
– Уж, извините, батюшка. Мне в другую сторону.
– Как знаете. Вы, насколько я понял, при нем вроде летописцем состоите. Еще одно Евангелие хотите накропать. Не советую. Берите ноги в руки и валите отсюда. Потому как настоящие события еще не начались. Попомните мое слово.
Но Иван не стал обращать внимания на пророчества отца Владимира. Он направился к Картошкиным.
Возле их дома, против обыкновения, оказалось довольно пустынно. Конечно, по улице шастали горожане, пребывавшие в приподнятом настроении, однако в картошкинскую калитку никто не ломился. Казанджий заглянул во двор. Здесь все свидетельствовало о недавнем пожаре. Едва заметный дымок поднимался от останков сарая, на земле, в тенистых местах еще не высохли лужи, на земле валялись пустые ведра, одним словом, во дворе царил тот хаос, который всегда характеризует место, в котором случилось несчастье. Однако лица людей, собравшихся на пепелище, не были угрюмы или хотя бы озабочены. Напротив, они светились каким-то отчаянным ликованием. Только физиономия Шурика сохраняла привычное для нее выражение отстраненного покоя. Легкая, ничего не значащая улыбка, вернее, усмешка играла на его губах.
Шурик сидел на скамейке возле крыльца, а вокруг теснились соратники. Рядом на скамейке, крыльце, табуретах разместились Толик, близнецы, Даша Плацекина, сам Плацекин. Мамаша хоть и не сидела, а стояла поодаль, сложив на груди морщинистые руки, но всем своим видом показывала, что она тоже «в деле». Увидев голову Ивана, выглядывающую из-за забора, Шурик махнул ему рукой, приглашая войти.
– Вот и летописец пожаловал, – заметил он.
Все радостно загомонили, словно только и делали, что ждали появления Ивана.
– Теперь, можно сказать, все в сборе, – продолжил Шурик. – И я хочу сделать важное сообщение. Дело в том, братья, что очень скоро нам предстоит расставание.
– Как?! Почему?! – послышались недоверчивые голоса.
– А потому, братья, что я вообще покину этот мир.
– Убьют тебя, что ли? – со свойственной ему прямотой спросил Толик Картошкин.
– Убьют не убьют, – спокойно ответствовал Шурик, – но вроде того…
Услышав подобные новости, собравшиеся пришли в страшное возбуждение.
– Кто посмеет?!. Да мы за тебя!.. – завопили близнецы.
– …Любому башку оторвем! – вторил им Картошкин.
– Скажи нам, кто хочет с тобой расправиться?! – кричала Даша. – Я тому глаза выцарапаю!
Даже Плацекин, хотя и не выразил словами свое негодование, однако вскочил с табурета и взволнованно зашагал по двору. Только мамаша, не меняя позы, иронически взирала на Шурика.
– А не пора ли подкрепиться? – неожиданно заметил тот, резко меняя тему.
– Нет, ты скажи толком!
– Правильно, – вдруг заключила мамаша. – Перед тем, как говорить о чем-то важном, всегда необходимо покушать. На голодный желудок суждения слишком резки, а дела кровавы.
Все в недоумении воззрились на нее, не понимая, о каких кровавых делах она толкует.
– Мы ночь не спали, – продолжала мамаша. – С красным петухом боролись… А теперь еще ты, – она в упор посмотрела на Шурика, – страху нагоняешь. Расслабьтесь, ребята. Давайте обедать.
– А сядем-то где? – спросил Толик.
– Да здесь же, во дворе. Стол из залы несите-ка сюда.
Все вдруг засуетились. Из дома выволокли старый круглый стол, раздвинули его, притащили все имевшиеся стулья и табуреты, а мамаша тем временем занялась стряпней. Примерно через полчаса вокруг стола, покрытого старенькой, чистенькой льняной скатеркой, расселась вся компания.
– Сегодня окрошка, – возгласила мамаша, таща перед собой огромную кастрюлю, доверху наполненную резаными овощами. – Толик, неси из погреба квас. Окрошка – самая еда по такой погоде.
Запотелая пятилитровая банка возвышалась посреди стола. В тех местах, где на нее падало солнце, квас красиво светился янтарным блеском. Рядом с банкой стояла кринка со сметаной, из которой торчала деревянная поварешка, а прямо на скатерти лежали крупно нарезанные куски деревенского хлеба.
– И еще кой-чего имеется, – сообщила мамаша, вытаскивая из-за спины бутыль с неведомой жидкостью, в которой плавали какие-то коренья.
– Самогонка?! – вскричал Толик. – Ты чего это мать творишь? Всю жизнь кричала: «Не пей, не пей!», а теперь сама наливаешь?
– Ничего сынок, сегодня можно, – непонятно заметила мамаша.
– Почему же именно сегодня? – не отставал Толик.
– Да как же?! От огня убереглись. Всем миром нас спасали…
– Ну, раз всем миром… – Толик иронически развел руками. – Тогда конечно. А не боишься: как снова на губу попадет, так потом не остановишь?
– Небольшая опаска, конечно, имеется, – усмехнувшись, сказала мамаша, – но, как мне кажется, напрасная. Думается, ты ее, проклятую, больше в рот не возьмешь.
– А вот мы сейчас проверим! – браво вскричал Толик. – Наливайте!
Когда разномастная посуда, стоявшая на столе, была наполнена окрошкой, залита сметаной и квасом, а в старинные рюмки зеленого стекла плеснули мутноватой жидкости, мамаша встала и произнесла:
– Давайте первую выпьем за добрых людей, которые спасли нас от огня. Дай им Бог здоровья!
К своему собственному удивлению, Толик кое-как проглотил лишь половину содержимого объемистой рюмахи, поперхнулся и поставил ее на стол.
– Не идет, – удивленно и разочарованно сообщил он, – а вам, братцы? – спросил он у близнецов.
– И нам тоже, – в один голос заявили Валька и Славка.
– Странно.
Сидящие засмеялись, задвигались. Некоторое напряжение, присутствующее за столом, было снято. Народ уминал окрошку, действительно в эту знойную пору бывшую очень к месту. Все молчали, слышалось лишь сопение и чавканье. И вдруг тишину нарушил Шурик.
– А я хочу выпить, – сказал он, – за скорое расставание.
– Ну вот… – протянул Толик. – Опять двадцать пять. Куда, интересно, ты денешься?
– Я же сказал: меня вскорости заберут от вас.
– Да кто, кто?!. Объясни толком.
– А предаст меня один из вас, – продолжил Шурик, не обращая внимания на реплику.
Ломоть хлеба из руки Толика плюхнулся прямо в тарелку с окрошкой.
15
В капкане ужаса
В предыдущем номере нашей газеты мы уже сообщали о из ряда вон выходящих событиях в Верхнеоральске. И, как нам стало известно из сообщения по телефону нашего специального корреспондента, дела там нынче творятся все более странные, если не сказать, страшные. Начнем с того, что новая градоправительница, та самая бой-баба, упоминавшаяся в заметке «Исчадие ада совсем рядом», в качестве меры пресечения народного ликования ввела в городе комендантский час и привлекла к патрулированию воинские части. Начиная с десяти часов вечера, по улицам ездят машины с солдатами и ходят вооруженные патрули. Изловленных граждан, которые нарушили этот самый час, волокут в комендатуру, где… порют!!! Вот такая нынче у нас демократия! Введение телесных наказаний, применение которых противоречит Конституции Российской Федерации, свирепая градоправительница обосновывает собственным указом, в котором она временно приостанавливает действие Конституции на территории Верхнеоральска. Вот такие-то пироги, дорогие читатели! Куда же мы катимся? Что касается мнимого чудотворца, о котором мы тоже писали, то им оказался обычный беглый душевнобольной, выдававший себя за Иисуса Христа.
