Сущность - Де Фелитта Фрэнк

На трибуну поднялся худой, преждевременно лысеющий мужчина.

– Следующий докладчик – доктор Элизабет Кули, факультет психологии.

Он отошел в сторону. Несколько опоздавших преподавателей попытались пробраться на задний ряд, но один из них зацепился ногой за стул и сильно шумел.

Доктор Кули решительно поднялась на трибуну. К ее платью был прикреплен небольшой корсаж. Перед ней выступали представители факультета английского языка, факультета изобразительных искусств, исторического факультета – весь университет. Здесь все были равны. Каждый мог высказать свое мнение. Лишь люди перед ней могли спасти ее кафедру. Попечители и ректоры не стали бы тратить ни минуты на это расследование. Доктор Кули с ужасом увидела, как в зал ученого совета входят Крафт и Механ. Она надеялась, что у них хватит ума не вмешиваться.

– Господин ректор, уважаемые члены совета. Хотела бы я не поднимать сегодня этот вопрос, но он затрагивает самый фундаментальный принцип нашего института, а именно право на свободные и независимые исследования.

Преподаватели замолчали. Эта тема волновала почти всех. Некоторых из-за идеологических соображений. Другие знали, что угроза одному является угрозой всем. Много лет назад профессоры научились объединяться, чтобы противостоять попыткам разделить их, разбить на части и использовать в политических или экономических целях.

– Я возглавляю довольно небольшую экспериментальную кафедру на факультете психологии, – продолжила она. – Нам было предоставлено право на самостоятельные исследования и публикации на протяжении более десяти лет, и мы были чрезвычайно благодарны за эту привилегию.

Доктор Кули говорила хорошо, сдержанно и с достоинством. Иначе никак. На кону стояло ее выживание.

– Однако, – продолжила она, – сейчас вводятся изменения, которые фактически положат конец нашему существованию как независимой кафедры. Это решение было принято не деканом факультета, как того требуют правила университета. Также оно не было принято комитетом по учебной программе, действующим в соответствии со своими обязанностями, установленными государством. Вместо этого это решение в одностороннем порядке было навязано деканом аспирантуры Осборном в служебной записке от четвертого апреля.

Многим преподавателям не нравился декан Осборн. У него была степень не по философии, а в области образования, и по мнению многих это ниже достоинства администратора. Доктор Кули уже чувствовала поддержку.

– Если бы весь факультет пришел к единому мнению, если бы нам хотя бы объяснили причину, мы, возможно, и согласились бы с решением. Но этого не произошло. У нас без предупреждения в середине семестра забрали две из трех лабораторий. Мы окончательно потеряли лектории. И нет сомнений, что в итоге нас закроют как рабочую кафедру.

Доктор Кули остановилась, подняла глаза от своих записей и увидела доктора Вебера в третьем ряду. Преподаватели напряженно слушали.

– Я прошу совет проголосовать за то, чтобы потребовать от декана отозвать постановление от четвертого апреля и вернуть наши помещения до тех пор, пока этот вопрос не будет рассмотрен сторонним советом или пока он не отменит решение сам.

По толпе пронесся сочувственный шепот. Доктор Кули повернулась к морю лиц напротив.

– Мы можем начать обсуждение, – предложила она.

Поднялся худощавый мужчина, изучавший латиноамериканскую культуру. Кажется, у него дрожала правая рука.

– Возможно, нам следует выяснить суть решения, – сказал он, – прежде чем мы примем предложение доктора Кули. Думаю, вы должны доказать, что этот спор завязан на идеологии. В противном случае это просто вопрос перестановки помещений и аудиторий. Нам всем приходится с этим мириться.

Доктор Кули мысленно прокляла его. Но, конечно, об этом все равно бы заговорили. Она глубоко вздохнула и понадеялась, что сможет четко выразить этому собранию интеллектуалов свои мысли и тревоги.

– Наша область уникальна среди всех психологических наук только в одном аспекте. Все отрасли психологии, как вы, вероятно, знаете, основаны на поведенческих или социальных науках, которые опираются на физические или статистические данные. А мы же исследуем духовное, – прямо сказала она. – Эту область исследований систематически исключают из традиционной психологии. Вы не найдете ее ни в учебниках, ни на семинарах, ни в государственных грантовых проектах, ни в какой-либо экспериментальной программе, кроме нашей.

Худой мужчина сел. Но процесс уже был запущен. По рядам стульев из кафетерия пронесся шепот.

Встала высокая женщина с рыжими волосами, собранными в высокий пучок. В руке она держала что-то похожее на напечатанный отчет. Доктор Кули поняла, что это стенограмма лекции Крафта и Механа. Откуда она взялась? Кто-то все подстроил. Доктор Кули посмотрела на доктора Вебера, который делал вид, что раскуривает и так раскуренную трубку.

– Это статья с кафедры парапсихологии, – заговорила женщина. – Полагаю, она прояснит решение декана.

Она сняла очки со шнурка на шее. И тогда доктор Кули узнала эту женщину. Ее звали Хендерсон. Она возглавляла отделение поведенческой психологии. Крысиная психология. Конечно, Хендерсон нужны были эти лаборатории. Кроме того, крысиная психология была самой до абсурда узкой дисциплиной со времен зарождения науки. Они измеряли, расчленяли, взвешивали, записывали и составляли графики до тех пор, пока студенты не становились похожими на роботов, возящихся с дохлыми мышами. Женщина начала читать тихим, сдержанным голосом, делая лишь небольшие паузы, чтобы ее сарказм был услышан, но не выделялся.

– Первый из авторов, – начала женщина, читая с листа, – который считается самым продвинутым студентом на кафедре парапсихологии, – в прошлом инженер-электрик. Второй автор имеет ученую степень по философии и восприимчив.

– Восприимчив к чему? – спросил кто-то.

– Восприимчив. Согласно статье, он считывает передачу мыслей людей.

– В смысле телепат?

– Да.

Преподаватели казались беспокойными, им не терпелось поскорее покончить с этим вопросом. Из дела об академической свободе, которое вдохновляло на перспективу достойной, даже героической борьбы с силами материалистического мира, все это вылилось в спор за очередную сомнительную программу оккультизма и экзотики для странных студентов.

– Оба автора не имеют ученой степени в области клинической психологии или подготовки в какой-либо другой смежной научной дисциплине. Их приняли в аспирантуру просто на основании проявленного к парапсихологии интереса.

– Загипнотизировали декана, – пробормотал кто-то.

Женщина опустила листок.

– Проблема не в том, о чем говорила доктор Кули. Спор разгорелся не вокруг идеологической борьбы, а вокруг эксперимента этих двоих студентов. Эксперимента, в ходе которого женщина получила тяжелое сотрясение мозга и рваные раны, а также возможный перелом черепа, и лежала прямо здесь, в университетской клинике. Эта женщина была зарегистрированной пациенткой психиатрической клиники, находилась под их юрисдикцией, и декан Осборн просто воспользовался своим правом и остановил проект. Доктор Кули вводит нас в заблуждение. Проблема не имеет ничего общего с академической свободой.

Доктор Кули подошла к кафедре. Теперь перед ней была враждебно настроенная публика.

– Проблема не так проста, как говорит доктор Хендерсон, которая, кстати, и получит наши лаборатории.

Доктор Кули слегка прокашлялась. Она увидела в конце зала Крафта и Механа, униженных и зависимых от нее как никогда раньше.

– Если вопрос лишь в отмене проекта, почему декан не урезал бюджет или не забрал оборудование конкретно для этого проекта, а остановил все ведущиеся эксперименты на нашей кафедре, сократив ее деятельность до теоретических лекций?

Доктор Кули позволила вопросу проникнуть в их умы. Почувствовала, что снова завладела общим вниманием.

– Если на факультете физкультуры преподают йогу – а так и есть – и кто-то сломает палец во время занятия, сократится ли все отделение до десяти процентов? Если факультет политологии разозлит какого-нибудь местного политика из-за экспериментального занятия в гетто, закроется ли весь факультет целиком? Конечно нет. Экспериментальное крыло любой дисциплины – ее жизненная сила, ее молодость и ее будущее. Что бы ни случилось с этими экспериментальными программами, они могут быть провальными, нейтральными или поразительно успешными. Но право экспериментировать, проводить свободные и открытые исследования, каким бы странным это ни казалось авторитетным специалистам в этой области, – и позвольте мне напомнить, что декан Осборн работал в сфере образования, а не психологии, – единственное общепринятое фундаментальное право. Без него мы окажемся в дебрях бюрократии, политики и давления со стороны экономических групп. Вы и так понимаете, что это значит для университета в целом. Этот принцип нужно отстаивать. Завтра какой-нибудь декан в одностороннем порядке объявит ваш курс непригодным и закроет без процедурного рассмотрения и объяснения причин. Вот и все.