Наталья Игнатова - Смена климата
Или необходимо понять?
Их кровь заразна. И они распространяют заразу, потому что все еще верят, будто своей кровью избавляют вампиров от голода. Первые причастившиеся уже начали убивать, но совсем не факт, что они осознали причину.
Скорее, факт, что не осознали. Рефлексия, по-любому, не то, чем эти мертвяки занимаются после убийства смертного или уничтожения вампира. Рефлексия не то, чем они, вообще, когда-нибудь занимались.
Слухи об исцеляющей крови распространялись быстро, но действовали медленно. Вампиры недоверчивы, вечная жизнь, даже когда она не-жизнь, все равно стоит того, чтоб ее поберечь, а «поцеловать» другого вампира — большой риск. Онезим, тот, наверное, просто крышу сносил одним своим видом. Заподозрить его в таких банальных целях, как установление уз на крови, захват контроля над причастившимися, да даже в бессмысленном желании отравить их по злобе и разочарованию, было сложно. Без воображения, так и вовсе никак.
Заноза Онезима не видел, но на Хасана тот произвел сильное впечатление. А если уж Турка проняло, то прелаты, с их незамысловатым существованием, запросто могли терять рассудок и инстинкт самосохранения, увидев такое чудище. Даниэла говорит, что готовила их… морально. И картинки показывала, и даже видеозаписи. Но что она объясняла, кроме того, что увидеть предстоит не нормального упыря, а черт-те что с ногами и рогами? Она ж всем взыскующим пела, что Онезим — святой, что он «белый» вампир, что он чудо и спасение души. А чудеса, они должны быть впечатляющими. Вот Онезим и впечатлял. Несчастные взыскующие охреневали, впадали в экстаз, «целовали» ему ручки — единственную часть тела, не защищенную хитином — и заражались.
А что видят те, кто сейчас получает информацию об исцеляющей крови? Обычных мертвяков. От которых любой подлости ждать можно. Мертвяки к подлостям очень склонны, особенно, в отношении друг друга. «Целовать» такого пойдешь, только если точно будешь знать, что его кровь творит чудеса. Или если хочешь сожрать до полного уничтожения, чтобы никаких последствий, кроме возможного конфликта личностей — своей и пожранной.
Выходило, что не так и страшна зараза. Для того, чтобы стать опасной, она пока распространялась слишком медленно.
Так зачем же убивать зараженных? Не для спасения людей, это точно. Вампиры убивают людей, духи убивают людей, оборотни убивают людей — но никто не убивает людей больше, чем сами люди. Чтобы спасти людей, надо истребить их, а эта идея хороша, как умозрительный выверт, но неприменима на практике. И все же, когда Заноза сказал, что нужно уничтожить всех причастившихся крови Онезима, Хасан не спорил. Стратегию и тактику они разрабатывали вместе, и вместе сейчас воплощали.
Тут были свои тонкости, потому что нельзя просто взять и прикончить восьмерых прелатов. И не прелатов, кстати, тоже. То есть, можно, если после этого сразу куда-нибудь уехать и попытаться извлечь пользу из репутации отморозка, которая непременно тебя догонит, но нельзя, если не собираешься уезжать, а наоборот, хочешь остаться надолго.
Предполагалось, что причастившихся крови Онезима вампиров нужно уничтожить из-за того, что они были источником заразы, так? Или нет? Почему он решил, что их не должно быть? Потому, что была вероятность их превращения в чудовищ? С Онезимом это произошло меньше чем за сто лет, быстро по меркам вампиров, да и по современным человеческим — весьма стремительно. Однако за несколько десятилетий заражение успеет распространиться, даже с учетом осторожности и подозрительности вампиров. И сколько тогда появится на планете тварей, одержимых убийством, неуязвимых и страшных, как… как неизвестно что, как что-то, способное напугать даже Хасана?
— Я не могу их зачаровать, — сказал Заноза.
— Маловероятно, — ответил Турок. — Ты можешь зачаровать кого угодно, а если приложишь усилия, то — что угодно. Любую дрянь.
Оказалось, что они все еще стоят рядом с машиной, и Заноза все еще держит Турка за локоть. И вслух он ни слова не сказал. Только про чары.
— Этих, — Заноза достал сигареты, — причастившихся. Не сейчас, сейчас могу, но когда они превратятся — всё, уже не получится.
Он прикурил. Хасан молчал. Ждал продолжения. Он уже и так все понял, но нет, ему надо было, чтоб Заноза сам это сказал.
— Я хочу их уничтожить, потому что однажды не смогу контролировать.
— Довольно удачно сложилось, что среди них восемь прелатов.
Ну, да. От этого стало как-то повеселее. Убивать кого-то просто потому, что он может оказаться опасным, примерно так же справедливо, как убивать из-за политической выгоды.
— На будущее, Уилл, я предпочел бы слышать всю цепочку рассуждений, начиная с первой посылки. Ты понимаешь, почему?
Нет. То есть, да, понятно. В вывернутых мозгах начальная посылка как раз и может оказаться неверной, что автоматически сделает неверными выводы, если только в рассуждения не закрадется ошибка. Ошибившись, есть шанс прийти к правильному решению, но Заноза никогда не ошибался. Хасан это и имел в виду, и был прав. Но…
— Слушать как кто-то думает ужасно скучно.
— Должно же с тобой хоть когда-то быть скучно, — Хасан отдал ему ключи от машины, и сухо добавил: — людям иногда хочется поскучать.
Почему, спрашивается, он так не любил ездить с нормальной скоростью?
Скорость была залогом тактики истребления зараженных прелатов. Залогом стратегии была, ясное дело, политика. Две сегодняшние цели — пятая и шестая из восьмерых причастившихся, их убийство займет считанные секунды, но подготовка заняла три недели. Стоит, правда, отметить, что убивать они с Турком начали пять ночей назад. А остальные шестнадцать суток были посвящены деятельности исключительно мирной: ожиданию, пока очистится кровь последних выживших Слуг Онезима, чтоб ни один демон не смог найти их и снять свидетельские показания, и поиску подходящих прелатов сразу в восемь миссий. Не самая простая задача. Прелатов следовало найти крайне нелояльных к Хальку Алаа, готовых не признавать его власть не только бездействием, но и на деле, кроме того, они должны были иметь веские претензии к зараженным хозяевам миссий, и, будто этого мало, обладать достаточно плохой репутацией для того, чтоб смену власти в миссиях записали на их счет без лишних сомнений.
Или это наоборот хорошая репутация? Сложно сказать. Дружба с Турком вела к постепенной переоценке ценностей, и Заноза не всегда успевал за сменой собственных ориентиров. Сейчас, например, он не мог точно сказать, считал ли до встречи с Хасаном репутацию убийцы плохой или хорошей. Знал только, что самой удобной ему тогда казалась репутация «специалиста по переговорам», от которого никто не ждет ничего. Ни хорошего, ни плохого. Сейчас его называли бешеным псом, и даже не всегда за глаза. Можно считать это прогрессом?
