Олег Маркеев - Таро Люцифера
— Будет так, клянусь Светоносным!
Корсаков подумал, что самое время прыгнуть через стол и заломать старикана. Пока охрана хватится, можно успеть сделать из Магистра тихого заложника.
Не успел он досмаковать эту мысль, как, словно из воздуха материализовались, вдоль стола выстроились девять блондинов в черных рыцарских плащах. На правом рукаве у всех алел тамплиерский крест. Руки они держали скрещенными на груди. Правый кулак каждого стягивала боевая стальная перчатка с острыми шипами.
— Это лишнее, Рэдерик! — проворчал Магистр.
Блондины тут же растаяли в воздухе.
Из-за спины Корсакова вышел уже знакомый мужчина. На нем была мантия белого цвета с крестом Тампля.
Он положил тяжелую ладонь на плечо Корсакова и обратился к Магистру на странно звучащем языке. Говорил привычно бегло.
«Латынь!» — С удивлением Корсаков уловил в речи мужчины несколько знакомых слов.
— Сэр Рэдерик, а мы тут как раз вам косточки перемывали, — нагло встрял Корсаков.
Жесткие пальцы так стиснули его плечо, что чуть не хрустнула кость. В глазах у Корсакова все поплыло от боли. Он почувствовал, что еще чуть-чуть и потеряет сознание.
А рыцарь, не обращая внимания на муки Корсакова, продолжил свой доклад.
Магистр коротко ответил на латинской тарабарщине.
Стальные тиски сразу же разжались. Кровь хлынула к передавленной мышце, и в ней сразу же забился раскаленный шарик боли. Но ее уже можно было терпеть.
«Номер первый в моем списке уже есть, — с холодной отрешенностью подумал Корсаков, бросив взгляд снизу вверх на Рэдерика. — Хоть ты, козел, и рыцарь. Но не манекен блондинистый. Кровушка у тебя явно красная».
Магистр перевел взгляд с Рэдерика на Корсакова.
— Нашли о чем думать! — прикрикнул он. — Только что напали на вашу семью. Вы помните, что творилось в особняке, когда вы туда вернулись? На этот раз случилась бойня еще хуже. Трое шакти и два рыцаря против двух десятков бестий. Держались до последнего…
Корсаков поверил. Что-то щелкнуло в голове, и он теперь верил всему, каким диким и запредельным оно не казалось бы.
— Что с моими?!
— Ваш сын и его мать живы и невредимы, хвала Светоносному! Рэдерик удалось их отбить. Сейчас ваши близкие в Ледяном зале. Туда бестии не пробьются. По крайне мере, до полуночи.
— Ледяной зал? Это где?
Магистр устало опустился в кресло.
— Это вообще нигде. Там нет ни времени, ни пространства. — Он поднял на Корсакова измученный взгляд. — Но в нашем мире время существует. И оно работает против нас. Верните карты до полуночи. Иначе…
— Вы уже объяснили, что будет. Я запомнил.
— Дело не в вас, дурья вы голова! А…
— А на ваши расклады мне наплевать!
Корсаков встал.
— Аудиенция окончена? — с вызовом спросил он.
Магистр правой ладонью коснулся золотого Бафомета, висевшего на его груди, а левой небрежно махнул, как прогоняют с глаз долой бестолкового слугу.
От движения руки Магистра заплясали язычки пламени на свечах.
А Корсакову в грудь ударил ураганный порыв ветра, опрокинул, свали с ног и, как смятую бумажку, швырнул в темноту…
* * *Слепящий солнечный свет больно ударил в глаза. Легкий ветерок прощекотал по щеке.
В теле еще ныла боль от резкого удара.
От груди Корсакова отлепилась девушка с банданой на голове. Зло блеснула подведенными глазками.
— Бухой, да? — прошипела она.
Ткнув Корсакова локтем в бок, пошла дальше.
Корсаков ошарашено осмотрелся.
На Манежной площади царила муравьиная суета.
Несомненно это была Москва, купающаяся в полуденном свете. И, судя по людям, год шел девяносто какой-то… Но точно — двадцатого века.
Спасская башня тренькнула курантами.
Корсаков машинально посмотрел на свои часы.
Час тридцать по полудни.
«Не может быть!» — ужаснулся Корсаков.
Получалось, что с момента, когда он вошел в квартиру на Кутузовском прошло всего десять минут.
— Время работает против вас! — раздалось за спиной.
Корсаков резко обернулся.
Очередной блондин-близнец одарил его пластмассовой улыбкой. Развернулся и скользящей походкой двинулся прочь.
Глава девятнадцатая
Корсаков сам не понял, как оказался на Тверском. Обнаружилось, что сидит на скамейке, а в руке бутылка пива. Стекло покрыто холодной испариной и приятно холодит пальцы. Значит, купил только что.
Машинально посмотрел на часы.
Очередной провал во времени длился около двадцати минут. В принципе, от Манежной площади до Тверского столько и будет, если идти неспешным шагом. Где-то, в другой жизни, в параллельной реальности, или как это чертовщина называется, за двадцать минут московского времени можно… Черт его знает, что можно там, где нас нет и никогда быть не должно.
«Невесомость», — так определил для себя новое состояние Корсаков.
Все, вроде бы, привычно, но все тотально другое. Не гадать, где право или лево, где верх, где низ, а просто признать, что их попросту нет. Нет и все. Ты болтаешься в пустоте. Всеобщей, универсальной Пустоте. И никому до этого нет дела. Потому что перед Пустотой все равноничтожно равны.
«Как перед Светоносным», — мелькнуло в голове Корсакова.
Он чертыхнулся. Пощупал ноющее плечо. Заглянул под рубашку. Бордовые синяки на коже сохранили форму пальцев. Они были осязаемо, болезненно реальны. Значит, все, с чем они связаны, тоже. А мир вокруг, наоборот, полагалось считать сновидением.
Корсаков отхлебнул пива. Оно было реальным: горько солодовым, льдисто холодным и колюче пузырчатым.
Он попробовал поразмыслить, возможно ли такое сочетание реальности двух ощущений, имеющих тотально иную природу. Но уложить в одном сознании боль от стальных пальцев тамплиера и холодок от пива, купленного в киоске на Тверской, не получилось. И он решил плюнуть на всю эту физику с метафизикой.
— Невесомость, — пробормотал он себе под нос. — Как хочешь, но живи.
Представил себя космонавтом, болтающим ногами-руками внутри стальной бочки станции «Мир». Усмехнулся.
Глотнул пива. Закурил. Вытянул ноги. Надвинул на глаза «стетсон», чтобы солнце не светило прямо в глаза. И тем самым исчерпал лимит действий в условиях «невесомости». Больше делать было нечего.
Корсаков проверил внутренний карман плаща. Паспорт был на месте. Они всегда лежали рядом: футляр и паспорт. А если, что и красть, так именно его. С другой стороны в том мире, где в клетке болтался Жук, а за столом под орденскими стягами заседал Магистр, ценность имели именно карты.
