Карина Сарсенова - Хранители пути
— Добрый день, Александр Евстигнеевич, дорогой! Как дела? — пожав автоматически протянутую ему руку побледневшего секретаря и не дожидаясь ответа, мужчина развернулся к крепко прижатому к дородному секретарскому телу Геннадию. — Добрый день, Геннадий! Как вы? Какими судьбами? Очень рад видеть вас у нас! — одарив остолбеневшего секретарского пленника искренней широкой улыбкой и опять-таки не дождавшись его ответа, добежал до вожделенной двери и скрылся за ней прежде, чем услышал отклик: «Войдите!» на свой тихий, но настойчивый стук.
— Ну, знаете ли… Я тут будто лишний, — оторопелый вид вновь покрасневшего Александра Евстигнеевича вызвал взрыв дружного смеха у рассевшейся на диване молодежной стайки.
Недоверчиво уставившись на тоскливо молчавшего Геннадия и слегка отодвинувшись от него, но так, чтобы не дать пройти дальше на охраняемую территорию, процедил сквозь зубы:
— А почему это он не удивился, увидев вас здесь? Вы что, в сговоре?
— Если он и в сговоре, то только со мной! — громогласно изрек внезапно появившийся на пороге своего кабинета Амадео. — Александр Евстигнеевич, я вас умоляю, пропустите посетителя.
— Пропустить?! — часто заморгав воспаленными от возмущения веками, прошипел секретарь. — ЕГО?!! Да какой же он посетитель?!! Это же… Он же… Это же черт знает что такое! — развернувшись в поисках поддержки к увлеченно болтающей молодежи и так и не получив ее, с досадой взмахнул полными белыми руками. — Этим все равно! Им только концерты подавай! Слава! Вот это их волнует в первую очередь.
— Вы опять все драматизируете, дорогой Александр Евстигнеевич! — увесистым дружеским хлопком по плечу Амадео прервал зарождающуюся жалобно-обвинительную тираду. — Жажда славы и потребность в творческом самовыражении — разные вещи. Вы пропустите, в конце концов, ко мне посетителя? Или мне прямо здесь вести с ним переговоры?
— Как изволите, шеф, ваше право… Хотя я бы нипочем его не пропустил… — убираясь с пути Геннадия, раздраженно забурчал секретарь. — Проходите! — отвернувшись от нежеланного посетителя, но не выпуская его из периферийного поля зрения, гавкнул Александр Евстигнеевич.
Поспешно пробежавший мимо него Геннадий исчез в кабинетных глубинах амадеовского обиталища.
— И какие с этим чертом могут быть переговоры… — расстроено потирая вспотевшие виски, забормотал пожилой мужчина. — И где мои очки?
— Эй, чего расселись, вы не в гостях! — резко вклинился он в молодежный мирок на диване. Насладившись испуганным видом сбившихся в плотную кучку юных лиц, с жалобно-негодующим видом скомандовал: — Идите, помогите старому больному человеку собрать вещи. Скоро, сдается мне, покину я эти стены навсегда… Что ж это такое делается… Куда мир катится…
Свет, заливающий кабинет, казалось, поступал в него отовсюду. Вливающиеся в окна солнечные потоки смешивались с подспудным свечением белых стен, с голубоватым электрическим сиянием потолочных ламп, с янтарным блеском в глазах Амадео… Световые лучи, касаясь стен и потолка, рассыпались игривыми зайчиками по мягкому старинному ковру, ласковыми бликами взбирались на колени сидящих вокруг стола людей, душевным теплом собирались в морщинках их улыбающихся и грустных лиц…
— Ну, так что, Галымжан, возьмете ГЕНУ себе в хор? — заговорщицки подмигнув, Амадео наклонился к доброжелательно улыбавшемуся навстречу ему интеллигентному мужчине. — Ему надо заняться творчеством на какое-то время. Душа горит, — усмехнувшись, он посмотрел на неподвижно тоскливого Геннадия.
— Да, разумеется! — разулыбавшись еще шире, охотно откликнулся Галымжан.
— Петь он, правда, не умеет… — Амадео задумчиво постучал пальцами по столу, рассматривая упорно молчавшего Геннадия. — Но куда же еще мы его можем пристроить…
— Ничего, научим! — полный энтузиазма возглас вклинился в раздумья хозяина офиса. — Мы его поставим так, что его голос особо влиять на общий звук не будет. Определим, куда поставить. Я его прослушаю и определю.
— Вот и я так думаю, — одарив Галымжана благодарным взглядом, вымолвил Амадео. Карандаш, внезапно появившийся в его пальцах, казалось, материализовался из парящего в комнате солнечного света. — Тем более что взять его надо на недолгий срок. Я так предполагаю…
— На какой срок надо, на такой и возьмем! — с готовностью откликнулся добродушный Галымжан. Мысль, мелькнувшая у него в голове, была поймана гибким сознанием и заискрилась в глубоких карих глазах. — А вдруг у парня талант! — взгляд мужчины загорелся неподдельной радостью глубоко увлеченного своим делом человека. — Раскроем, проявим!
— Вот за что я вас люблю, Берекешев, — Амадео перегнулся через стол и, взяв руку Галымжана в свою огромную ладонь, бережно сжал ее. — Так за вашу неискоренимую, прямо-таки ангельскую доброжелательность, миролюбие и страсть к творчеству. Вы им не занимаетесь. Вы им живете! Такой человек, как вы, дорогой наш хоровик и композитор, никогда не пропадет!
Музыкант, с уверенной теплотой ответивший на предложенное рукопожатие, радостно улыбнулся.
— Спасибо, шеф. Но как же без этого? Людям надо давать шанс. Мы ведь все… — с искренним сочувствием он заглянул в заблестевшие глаза Геннадия, — …хотим быть счастливыми и не желаем страдать, не так ли? А творчество как раз помогает обрести гармонию с собой.
— Вот и отлично! — воодушевленно воскликнул Амадео, вложив холодные пальцы Геннадия в сухую теплую ладонь Галымжана. — Значит, по рукам.
— По рукам! — согласно кивнул композитор, одновременно отвечая на два рукопожатия.
Выйдя из кабинета, Галымжан осторожно прикрыл за собой тяжелую дверь.
Устроившись в кресле поудобнее, Амадео заложил обе руки за голову и принялся с интересом рассматривать своего чрезвычайно немногословного гостя.
— Прав хормейстер. Шанс надо давать людям. И нелюдям тоже, — уловив нервное подрагивание опущенных век визитера, не без ехидства добавил: — попал ты, ДАМБАЛЛА.
— Да, попал, — усталым голосом отозвался Геннадий. Взгляд, полный тоски, окутал массивную фигуру Амадео.
Стряхивая с себя чужеродную печаль, Амадео повел широкими плечами. Покрутив между пальцами солнечный карандаш, несколько минут с явным удовольствием созерцал впалую грудь Дамбаллы.
— Знаешь, — сообщил Амадео, изучая сидевшего перед ним мужчину с азартом зоолога-коллекционера, — я лично не стал бы тебе оказывать услугу.
Опустив голову еще ниже, Геннадий тяжело вздохнул.
— Я понимаю тебя, младший ангел.
— Черт, не называй меня так! — подскочив на своем месте, вскипел ученик архангела. — Ты мне не начальник, чином тыкать!
