Карина Сарсенова - Хранители пути
— Урод, ботинки мне протри.
— А до ГЕНКИ я доберусь… — еле слышно, словно разговаривая с самим собою, произнес Шалкар, поставив свободную ногу на спину склонившегося перед ним секретаря.
Скрыв в уголках губ насмешливую улыбку и накрыв ладонью вспотевшую руку нервно заерзавшего Александра Евстигнеевича, Амадео с невозмутимым видом продолжал смотреть на залитую софитным светом огромную сцену.
Свет был повсюду. Она шла в него по погруженному в сумрак коридору, не чувствуя своих шагов. Притягиваемая ярким свечением впереди, она окутывалась им, еще не войдя в его владения. Сливаясь с окружающей ее сияющей белизной, она летела над полом, не властная над собой и в то же время полностью себе принадлежавшая… И сколь невыразимым было блаженство, сопутствующее ощущению собственной полноты! Сияние, пробужденное в ее сердце охватившим ее внешним светом, разгоралось в нем голубоватым пламенем подлинной жизни… Ее жизни… Купаясь одновременно во внешнем и внутреннем свете, она скоро перестала их различать. И окончательно смирилась с тем движением, которое порождалось их объединенной силой.
Внезапно сила, несшая ее, остановилась. Пригвожденная к месту, она наслаждалась разлившимся в душе неземным блаженством. Пришедшая извне волна приятного тепла пробежала по ее телу. Она различила в ней биение сотен человеческих сердец… Побужденная скрытым в них ожиданием, Меруерт, не открывая глаз, тихо запела…
Голубоватое сияние, раскрывшееся вокруг нее с первыми же звуками ее голоса, казалось бесконечным… Раскинув руки, Меруерт безмятежно парила в его центре, переливающемся сиреневыми и фиолетовыми цветами… Голубой свет струился по ее телу роскошным длинным платьем… Нити золотого света вплетались в него по всей длине… Распахнув глаза, Меруерт смотрела на огромный золотой диск, проступавший перед ней из фиолетовой дымки. Ее душа, раскрывающаяся в дивной красоты неземной песне, устремилась на его беззвучный зов… Полет, захвативший ее душу, становился все явственнее и быстрее… Голубовато-золотое свечение платья, слившееся с Меруерт целиком, вдруг затмило все пространство вспышкой янтарного света… Вылетевшая из его глубин ярко-голубая птица, взмахнув широкими крыльями, устремилась к выплывшему из фиолетового пространства золотому диску и растворилась в его ослепительном сиянии…
Восхитительная музыка лилась вокруг нее разноцветным потоком… Тишина, просачивающаяся сквозь него, была такой чужеродной и родной одновременно…
Безмолвие зрительного зала качало Меруерт на волнах неподдельного восторга. Первое, что она услышала, открыв глаза, — наполнявшее ее сердцебиение. И подхватившая ритм одного сердца буря аплодисментов взорвала настоянную на глубоких чувствах тишину… Миллионы ее кусочков навсегда осели в таких разных, но безусловно единых человеческих сердцах…
Открыв глаза, Меруерт, улыбаясь, спокойно созерцала неистовавшее перед ней людское море. И лишь два взгляда из всех остальных заставили ее почувствовать волнение: бесстрастно-ледяные глаза Шалкара и теплые золотистые глаза Амадео. Вглядевшись в них, как в живые зеркала, она опустила голову, окинув себя быстрым взором. Так и было: голубое платье невесомо окутывало ее фигуру…
— Моя душа к твоим услугам… — склонившись над изящной кистью Меруерт, Амадео запечатлел на ней долгий и нежный поцелуй. — Побежали «праздновать» победу, — усмехнувшись недоуменному взгляду певицы, обращенному на пустые кресла рядом с ним, сообщил он.
Взмахнув головой, словно стряхивая застарелый сон, девушка тихонько сжала огромную ладонь Амадео.
— Благодарю вас за то, что вы пригласили наших артистов выступать на этом конкурсе! Без вашего участия я бы ни за что не попала сюда и не спела бы… По-настоящему, всей душой.
— Скажите спасибо Шалкару, что заставлял вас петь, — кивнув на покинутые кресла, сказал атлет, ответно пожав руку певицы.
— ШАЛКАР… Конечно, я тоже очень благодарна ему… Ему больше всех благодарна… — глядя куда-то вглубь себя, прошептала Меруерт. — Он сделал для меня столько добра… Он любит меня всем сердцем… Он заменил мне отца…
Перехватив полный ужаса взгляд Александра Евстигнеевича, Амадео послал ему предупредительный кивок.
— Вы, безусловно, правы, дорогая Меруерт! — обняв девушку за плечи, уважительно проговорил Амадео. — ШАЛКАР сделал для вас добра больше всех. Удивительное место — этот мир. Подчас наибольшее зло оборачивается наилучшим добром…
Рассмеявшись, он похлопал по спине зашедшегося в грудном кашле пожилого мужчину.
— Вам плохо? — встревожено глядя на покрывшегося крупными каплями пота секретаря, спросила Меруерт. — У меня есть валидол в сумочке, я сейчас… — Подобрав подол платья, она побежала было из зала.
— Не обращайте внимания, — поймав ее руку, остановил ее Амадео. — У нашего многоуважаемого Александра Евстигнеевича слишком впечатлительная душа. И оттого он слишком категоричен.
— Добром все это не кончится, помяните мое слово! — прокрякал пришедший в себя от услышанной критики секретарь.
— Да пусть кончается так, как положено, — устало вздохнув, отмахнулся от его раздражения Амадео. — И без вас тошно, чего тоску нагоняете? — развернувшись, он неожиданно резко накинулся на попятившегося секретаря. — Вечно вы каркаете, как старый ворон. Из-за вас потом все рушится.
— Из-за меня? — стремительно багровеющий от переполняющего его праведного гнева, Александр Евстигнеевич сжал кулаки и начал медленно наступать на озадаченно замолчавшего Амадео. — Я-то тут при чем? Я вам правду говорю, вы понимаете, ПРАВДУ! А если желаете сказочки слушать, такие, как вам хочется, ступайте к ШАЛКАРУ! Он вам понарассказывает, понаобещает! И плевать, что вы мой начальник! Из-за вас никак не могу стать полноценным младшим ангелом! Был бы другой начальник, у меня бы все по-другому получилось!!!
— Уж не сомневаюсь! — уперев в бока огромные кулачища и перейдя в ответную атаку, взревел Амадео. — Все у вас было бы по-другому! И мир был бы другой! И вы сами! Как с архангелами общаться, так я! А у вас духу не хватает! Коль кишка еще тонка, так и молчите лучше, делайте свое дело! Из-за ваших недоработок миры рушатся!!!
Оказавшаяся между ними Меруерт закрутила головой и жалобно пропищала:
— Вы о чем? Простите… Я не понимаю… — ощущение, что ее сдавливают две невероятно тяжелые каменные плиты, заставило ее легкие жадно глотать пока что доступный воздух.
— О, ни о чем, не волнуйтесь, дорогая! — мгновенно приняв невозмутимый вид, торжественно изрек Амадео. — У нас это так… рабочие разногласия. У всех бывают, не так ли?
