Саймон Магинн - Овцы
Джеймс вытащил тетрадь из сумки таким жестом, будто брал в руки змею, и наугад открыл. Он начал читать и постепенно забыл о комнате, о тревожном запахе крови Льюина, о подозрительности полицейских, обо всем на свете. Вокруг него остались одни слова, которые сталкивались, бились вокруг, словно он попал на съемки фильма-катастрофы. В первый и последний раз он проник в сознание сына.
Горе пастырю моему недоброму!
Да отсохнет рука его,
Да затмится его правое око!
(Око: глаз.
Затмится: ослепнет)
Аккуратный почерк Сэма покрывал страницы; неуместные определения и цитаты перемежались с математическими задачами, бессмысленными рисунками и тем, что было похоже на стихотворение.
Пастырь, нанеси удар свой,
Дабы рассеялись агнцы твои,
Да отделятся от них две трети и сгинут.
А последняя треть да пребудет живой,
И ту треть предам я огню.
(Сгинуть: умереть,
агнцы: овцы)
Штык: лезвие, которое вставляют в дуло винтовки, (винтовка: ружье в длинным дулом)
Кремация: сожжение мертвых
Жертвоприношение: дань божеству
(божество: Бог).
Шесть разделить на три равно два.
Если Мэри делит двенадцать яблок поровну между Гарри, Бобом и Биллом, сколько получит каждый мальчик?
Четыре. Одна третья от девяти равняется трем, две третьи от девяти равняются шести.
Джеймс пролистал несколько страниц. На некоторых он увидел строчки, переписанные со стены потайной комнаты. (Образцы почерка. Со стены. Сэм переписал со стены образцы почерка.)
Если принесет он агнца в виде дани — незапятнанную овцу, незапятнанную: без пороков,
(порок: дефект)
(дефект: недостаток)
И жрец должен принять ее и сжечь на алтаре; сие есть всесожжение, предание огню, аромат, угодный БОГУ.
(аромат: запах)
Второй Ангел вострубил в трубу свою,
и все сгоревшее в огне было
поглощено морем.
Джеймс перелистнул страницу.
И море приняло мертвых.
* * *
— Господи, — пробормотал он.
Споткнуться: упасть.
— Господи, — прошептал он снова, повернувшись к бородатому полицейскому. — Мне кажется, что я знаю, где он.
На повороте к памятнику они увидели зарево. Один из офицеров остался в машине, чтобы связаться с Хаверфордвестом и сообщить информацию поисковой команде. Джеймс и двое других полицейских пошли по полю.
Кормушки дымились и догорали. Джеймс осмотрел их и понял, что чувствует недавнее присутствие Сэма. Как будто он был знаменитым экстрасенсом, которого в одиннадцатом часу вызвали отчаявшиеся полицейские. Я без галстука и не обладаю пронизывающим взглядом, подумал он, чувствуя себя шарлатаном.
— Грэм! Здесь!
Брофи встал на краю утеса и посветил фонариком в сторону моря, в котором плавали какие-то крупные предметы. К нему присоединился Лодж, и они вдвоем полезли вниз. Они освещали фонариками вздымающийся прилив.
— Ничего. Только какие-то овцы.
Задыхаясь, они полезли назад. Лодж подошел к Джеймсу.
— Мистер Туллиан. Я должен задать вам вопрос. Вы знаете, что произошло? Если вы что-то знаете, то лучше расскажите нам. Понимаете? Тогда нам не придется ползать всю ночь по этим чертовым утесам, рискуя сломать шеи.
Джеймс посмотрел на него.
— Мистер Туллиан?
— Он здесь был, — сказал Джеймс и усмехнулся, потому что это прозвучало очень мелодраматично. — Мне кажется, что он где-то рядом.
Офицеры пошли назад, потом обернулись и спросили:
— Зачем ему понадобилось так далеко идти?
Джеймс пожал плечами.
Лодж потянул себя за бороду. Джеймс растерянно стоял в темном сыром поле, понимая, что в глазах этих молодых полицейских действительно все выглядит очень странным.
— Мистер Туллиан, когда сюда прибудут остальные, водолазы и спасатели, мне надо будет объяснить, почему вы нас сюда привели. Составлять рапорт. И если я им скажу, что у мистера Туллиана, видите ли, было такое ощущение, они посмотрят на меня как на слабоумного. Все захотят знать, чем вы и ваша семья занимались здесь. Но я не смогу объяснить им, если вы не объясните мне, понимаете? Я должен знать, — улыбнулся он. — Они решат, что я не умею работать, понимаете? Вы же не хотите, чтобы они так думали, верно?
Боже, подумал Джеймс, он хочет мне понравиться. Вокруг нас — безумие, а он считает, что если он сможет меня очаровать, то я все ему объясню.
— Я не знаю, что тут произошло, — сказал Джеймс, пытаясь не выказать раздражения.
— Где ваш сын, мистер Туллиан? — спросил Лодж.
Джеймс с ужасом понял, что этот деревенский полицейский вовсе не был таким простаком, каким притворялся.
— Я уже сказал: я не знаю. Но мне кажется, что он где-то рядом.
— Вы что-то прочитали в тетради?
— Да, но еще... — Джеймс замолчал, пожал плечами, чувствуя себя виноватым во всех смертных грехах. — Извините, — добавил он.
Лодж посветил вокруг фонариком, по стенам, по траве. Овцы, застигнутые лучом света, смотрели совершенно пустым, совершенно спокойным взглядом.
— Вы думаете, он где-то здесь? Может быть, прячется?
Джеймс беспомощно огляделся.
— Или где?
— В море? — сказал Джеймс. — Я не знаю.
Ему не хотелось даже думать, где мог бы находиться Сэм.
— Мистер Туллиан, мне очень не хочется об этом говорить, но если ваш сын упал в море, то к тому времени, когда прибудет поисковая команда, будет слишком поздно. Ради Бога, если вы знаете, где он...
— Я не знаю! Господи, ну сколько раз повторять! — Джеймс почувствовал, как по лицу потекли слезы, и отвернулся, чтобы вытереть лицо рукавом. — Я не знаю, где он, — сказал он.
Лодж поверил. Он похлопал его по плечу и пробормотал:
— Извините, такая у меня работа.
Он подошел к дымящимся кормушкам и сделал вид, что осматривает их, хотя и так было прекрасно видно, что Сэма там нет.
Он уже не верил, что Сэма удастся найти сегодня ночью. Значит, все Рождество будет загублено розыскными работами. Он тяжело вздохнул, сожалея об обильном рождественском ужине и долгом лежании перед телевизором.
В итоге они никого не найдут. Потому что — хотя он был уверен, что Джеймс Туллиан говорит правду, — он прекрасно понимал, что Сэм Туллиан уже мертв.
Лодж потрогал недавно отращенную бороду. На его лицо падал тусклый свет тлеющего сена. Он прислушался к реву моря под ногами. Позади тихо топтались овцы.
* * *
Комната для трудотерапии мерзла в предзакатном рождественском свете. Повсюду валялись нелепые бумажные пароходы и картонные Деды Морозы.
