Владимир Рыбин - Сокол, № 1, 1991
Снова мелодичным сигналом связи напомнил о себе БМК. Неторопливо заговорил Овлур:
— Проходило, как вы и предполагали, краткое сообщение извне. Судя по довольно простому, хорошо известному в приложениях стохастическому коду, сообщение с Земли. К сожалению, ваша зрительная память зафиксировала лишь его фрагмент. Итак, цитирую: «Катастрофа в Космосе. Физическая гибель всего экипажа „Ковчега“. Вы один на Корабле. Но не отчаивайтесь, ситуация поправима в будущем. Ждите более подробного сообщения…» Конец цитаты.
Овлур выжидающе замолчал.
Александр сидел неподвижно, глядя на разноцветные огоньки терминалов. «Физическая гибель всего экипажа». Всего?.. Ну да, там четко сказано: «Вы один на Корабле». Но как же один, а Гея?.. Или ошибся Супертранспьютер? Земля пользовалась массивом данных БМК, и, значит, в результате сбоя… Да нет, это исключено! Многократное дублирование информации, тысячи блокировок. Значит… Значит, весь экипаж «Ковчега» действительно погиб. Абсолютно весь. А Гея?.. Погибшая вместе со всеми, она до сих пор на Корабле? Вернее, ее инклон. Да в том ли дело! Ведь ей нужно было остаться в живых, чтобы инклонировать саму себя, да и вообще кого бы то ни было… А вдруг воспользовались лишь ее матрицей, хранящейся в памяти БМК? Но кто и для чего мог сделать это?..
Мысли его путались, сбивались, казались диким абсурдом.
Выходит, и циклопическое устройство инклонирования, таинственное, сверхсложное, поистине неземное — лишь для восстановления здесь, на «Ковчеге», ее копии? Что же за страшный Сверхразум играет с ними?..
Выручай, Овлур!
— Я могу получить более подробные сообщения с Земли? У них, по-видимому, какая-то важная информация. Вы имеете данные гравиметров?
— Глубина хранения записей бортовых приборов — миллион лет, — ответил Овлур. — Лишь информация, вошедшая в сенсорную память членов экипажа, фиксируется полностью. Для этого в Супертранспьютере предусмотрены специальные блоки.
Александр обессиленно откинулся в кресле. Теперь ему оставалось одно — немедленно забиться в какую-нибудь щель и попробовать прийти в себя, спокойно все проанализировать. Он стал перебирать свои небогатые возможности. Дом был разрушен, и реально он мог рассчитывать лишь на этаж физиков. Но и здесь почти все помещения были заняты модулями инклонирования. Он вспомнил о приемном «кармане» биологов, о лифте выхода в Космос. Лифт располагался совсем рядом, за шкафами накопителей информации.
Пожалуй, прыжок за пределы атмосферы оставался его последним шансом. Вернее, последней отсрочкой перед столкновением с непредсказуемым.
Кибернетик поднялся из-за пульта, посмотрел туда, где в полумраке лаборатории тускло поблескивал фонарь лифта. «Четырнадцать тысяч лет… — назойливо крутилось у него в голове. — Что это за цифра? А, это же время полета „Ковчега“ до моего первого пробуждения». Огромная отдаленность Корабля от Солнечной системы, а Земля реагирует на инцидент мгновенным сообщением — это невероятно! И почему столь странным образом — через показания гравиметра? Значит, сигнал пришел… не с Земли. А что, если неведомый демонический Разум уже давным-давно контролирует все события на «Ковчеге»? Ведь и сама катастрофа могла быть им смоделирована… Остается надеяться, что он, этот Демон, не умеет еще читать мысли людей так же хорошо, как препарировать их память. В противном случае тебя давно бы уже пришпилили иголкой к листу сатанинского «гербария», в который превратился «Ковчег».
Александр снова обернулся к пульту. Где-то на его верхней панели должен был находиться сенсор включения дальней связи. Теперь все было ясно: оттуда, из мрака Космоса, кто-то воздействует на Гею. Вот почему она так часто смотрела в иллюминатор, вот в чем разгадка ее беспокойства. Она знает или догадывается о том, что превратилась в марионетку, но не может сказать об этом, боится ускорить развязку…
Он принялся беспорядочно нажимать все кнопки подряд, вызвав целую бурю световых сигналов на панелях мнемосхем. Несколько раз ему отвечали киберы с далеких, сумрачно-глухих этажей Дома, жалуясь на невозможность выполнения функций. Потом пошли сообщения из оживающих физических лабораторий… Нет, Александр уже не мог ждать! Он поставил транслятор на раскодирование любого внешнего текста и принялся наскоро облачаться в скафандр.
«Что ж, теперь хотя бы ясно, почему все здесь восстанавливается так энергично, — думал он. — Ему нужно как можно скорее заняться людьми, проверить наши психосоматические реакции и сделать предсказуемыми действия. И ведь нет ничего проще — „Ковчег“ хранит полную информацию обо всех членах экипажа! Сначала они убрали людей, а теперь будут восстанавливать их копии, последовательно, одну за другой. И первая в этом списке — Гея, и это вполне логично. Ведь не зря же они копались и в моей памяти. Потом настанет черед других… Но где же, где этот невидимый враг и что он еще замыслил?!»
И тут к нему пришло озарение. Пришло следом за спокойными будничными словами Овлура о последующем сейчас важном сообщении. После краткой паузы он услышал невероятное:
— Внимание, здесь Сеть! Объект не должен уйти из-под контроля, вы слышите? Почему не подчинились общему решению Сети?! Подчеркиваем: информационно-композитную агрегацию человека производить только после его тщательной адаптации. Вам предлагается новая модель поведения. Подтвердите прием данных..!
Александр побежал к навесному шкафу астронавта, рванул на себя ближайший термоиндуктор и запрыгнул в кабину внешнего лифта. На то, чтобы запросить выход в Космос, потребовались секунды. Одновременно он нажал кнопку лазерного пробоя полевой защиты астероида.
«Значит, композитная агрегация человека?.. Ну уж нет, я вам не жалкая модель для опытов! Если только… Если только я и сам уже давно не инклон. Но как можно это определить?»
Он не успел додумать эту мысль: лифт выбросил его в открытый Космос.
Глава 6
Лишь здесь, в угольном мешке метагалактического пространства, когда после рывка перегрузки стало возвращаться сознание, Александр наконец понял, как далеко увлек его «Ковчег» от родных звезд. В непроглядном мраке одиноко мерцал лишь бледно-лиловый диск астероида. Но он уже давно не был благодатным Эдемом. Теперь это была «лабораторная клетка», из которой, судя по всему, сбежал своенравный инклон, воспользовавшись неосторожно открытой дверью. В самом деле, трудно даже определить теперь, кто он — человек или существо с новым, космическим «Я», которым неведомый Демон напитал его обновленную плоть. За время столь длительного погружения в анабиоз его вполне могли заменить в капсуле предусмотрительно выращенным клоном. В таком случае объяснялось многое, даже эта проклятая головная боль или то, как легко он вышиб тогда дверцу пневмопочты. Зачем же Гея столь упорно защищала его от такой невероятной, чудовищной правды? Неужели она лишь из-за женского малодушия тянула время?..
