Дмитрий Хван - Знак Сокола
Дмитрий Хван - Знак Сокола краткое содержание
Дмитрий Иванович Хван
Знак Сокола
Зерно жизни (Книга 3)
Глава 1
Наконец настал день, когда Матс, этот старый капитан королевского флота, заскочил к нам и, словно мальчишка, с восторгом сообщил о том, что сам Ганнибал Сехестед, статхолдер Норвегии, желает принять нас в копенгагенском замке Русенборг. Приятная новость, чёрт возьми! Последний месяц мы жили в поместье семьи Нильсена, куда он меня уговорил переехать из Копенгагена в одну из наших встреч. Небольшая деревушка, отстоявшая на юг от столицы километров на двадцать-двадцать пять, поначалу показалась мне земным раем. Тишина, покой и отдохновение в провинциальной глуши. Матс горделиво называл своё имение замком, но мне это небольшое двухэтажное строение из потемневшего от времени камня с одним флигелем и невысокой башенкой, окружённое низеньким каменным забором, напоминало небольшую церквушку. Не хватало лишь креста на башенке. Хотя, не спорю, построено было на совесть, да и жилище это навевало мысли о благородных предках Нильсена. К сожалению, погода нас не баловала. Похоже, она соблюдала своеобразную гармонию – серый камень замка, серая земля вокруг, серые лица крестьян и серое небо вверху. Дожди меня-то замучили, почти не появлявшегося вне замкового двора, вымощенного камнем. А что говорить о нижегородцах, коих наши морпехи решили озаботить физической подготовкой! Каждодневные пробежки до дальнего леса, гимнастика и азы борьбы самбо под аккомпанемент накрапывающего дождя – не каждому такое по плечу. Местные смотрели на это с недоумением, многие осуждающе качали головами и показывали на моих мужиков пальцами, обсуждая причуды чужаков. А священник здешней церквушки и вовсе волком смотрел, но, слава Богу, никаких воплей о нечистой силе от него слышно не было. Только деревенские детишки с любопытством и смехом наблюдали за тем, как странные бородачи с утра пораньше выбегают из замка Нильсенов и бегут по грязи к лесу, а потом, как умалишённые махают руками и ногами, стараясь делать это в унисон. Они, бывало, и сопровождали ангарцев в их пробежках, покуда не получали пару затрещин, будучи пойманными своими недовольными мамашами.
Я же почти всё время проводил в изучении датского языка, используя модный метод полного погружения в языковую среду. Я надеялся, что у меня получится. Ведь с английским в своё время я справился после школы довольно легко. Вот только сейчас многое подзабыл, не тренируя память общением. После английского языка, кстати, датский показался мне весьма сложным. Сказалась та англоязычная среда, которую в нашем прежнем мире создали СМИ, поп-культура и Интернет. На слух датский несколько схож с немецким, который я непродолжительное время успел поучить в школе. Вскоре, с подачи родительского комитета язык Канта и Гёте заменили прогрессивной американской жвачкой. Так что из немецкого я помнил только расхожие фразы из советских кинофильмов про Великую Отечественную.
Теперь же, по прошествии месяца с небольшим я немного поднаторел в разговорном датском с помощью Олафа и Харальда – сына Матса Нильсена. И, если случалась таковая оказия, пробовал разговаривать с жителями деревни, что частенько бывали в замке, принося молоко, яйца и прочую снедь для кухни. Правда, крестьяне меня, по большей части, игнорировали. Исключение составляли дети, которые с интересом и улыбками выслушивали мои попытки объясниться с ними. Смеясь, они поправляли меня. Удивительно, как из таких милых конопатых созданий со временем вырастают хмурые и неприветливые люди? Хорошо, что датчане не все такие. Вот Нильсены, например. Харальд, сын Матса, оказался весьма отзывчивым, с готовностью принявшийся обучать меня языку. А у крестьян, вероятно, слишком сложная жизнь, чтобы болтать понапрасну с приставучим чужаком. Кстати, на днях я узнал, что жена Матса не так давно скончалась от острых болей в животе, превративших последние дни женщины в настоящий кошмар. Я, с помощью Тимофея, объяснил, что у нас дома такие боли лечатся, помня, что наши медики уже провели несколько операций по удалению воспалившегося отростка слепой кишки. Матс лишь грустно покивал головой и развёл руки:
– Так ведь далеко оно, царство ваше…
Что до Олафа, то этот толстяк, похоже, всерьёз считал себя членом нашей команды, набиваясь мне чуть ли не в денщики. Ещё этот норвежец как-то сказал, что князь Ангарии и я в его лице могу рассчитывать на Олафа и его…
– Банду грабителей? – ухмыльнулся я, припоминая наше путешествие по Осло-фиорду.
– На моряков, господин Петер! – ни капельки не смутившись, заявил Олаф. – Пират и моряк, суть одно и тоже. Я, Олаф Ибсен, например, раньше был неплохим боцманом, разрази меня гром!
– Хорошо, Олаф, – сказал я ему тогда. – Когда мы придём снова в Кристианию, то заберём твоих ребят. Надеюсь, они добрались до фиорда?
Олаф только махнул рукой – ничего мол, с ними не случится. Потом удовлетворённый моим ответом Олаф коротко поклонился и хотел было выйти на двор, как дверь резко отворилась и на пороге появился сияющий Матс Нильсен:
– Барон Петер! Ганнибал Сехестед, королевский наместник в Норвегии, желает принять гонцов из Ангарского княжества в замке Русенборг! Прошу выезжать немедля, после свадьбы он отъезжает в Норвегию!
'Господи, наконец-то, а то зиму я бы тут не выдержал!'
– Сехестед женится? – улыбнулся я, начиная собирать вещи.
– Да, причём на красавице Кристине, дочери нашего славного короля Кристиана! – с немалой гордостью отвечал Нильсен.
Интересно, кем он был ранее, коли так радуется за Сехестеда?
Через некоторое время мы уже катили в карете Матса по промёрзшей за ночь земле к столице. Не считая Нильсена, нас было трое. Со мной в Копенгаген отправились Белов и Кузьмин. В качестве подарка королевскому чиновнику мы взяли 'Песец' с небольшим запасом патронов в подарочном футляре и карабин, дабы показать возможности нашего оружия. У Тимофея было три слитка клеймёного золота в качестве образца оплаты. У меня же был особый подарок. А пока приходилось кутаться в кафтаны и пялится в небольшие зарешечённые оконца кареты.
Датский пейзаж довольно скучен и однообразен. Убранные поля, казалось, будут тянуться бесконечно на этой ровной, как стол, равнине. Одинаковые, как близнецы-братья, деревеньки то и дело неспешно проплывали мимо нас. Лес, насколько я заметил, был практически сведён, он виднелся островками лишь у дальних, невысоких холмов. Неужели окрестные крестьяне ходят за хворостом в такую даль? На Руси, не говоря об Ангарии, с этим делом проще. А тут приходилось видеть даже сгорбленных, закутанных в тряпьё старух, тащивших на себе вязанку хвороста, да ребятёнка, что шёл за ней и поднимал выпавшие веточки. К слову, крестьяне в Дании выглядят презентабельнее, чем я ожидал увидеть, хотя встречались и сущие оборванцы. Тимофей, заметив, что я уставился на очередную толпу нищих, сошедших с дороги в грязь, чтобы освободить проезд для кареты, проговорил:
– Пётр Алексеевич, это людишки с южных землиц, видимо. От войны бегут.
Копенгаген, ноябрь 7150 (1642).
При подъезде к Копенгагену я спросил у Матса, можно ли будет нанять в Дании опытных корабелов и моряков. Я помнил наказ наших начальников – расшибиться, но привезти мастеров-кораблестроителей, чтобы мы могли выйти в море не только на поморских корабликах, а на чём-то серьёзном. Ведь в Корею прибыть на однопарусном кораблике, как-то не комильфо получится. А на фрегате с парусной оснасткой и с паровой машиной на борту – это совсем другое дело, высший уровень. Да, ещё были нужны толковые каменщики.
Нильсен ответил не сразу:
– Сам спросишь дозволения у Сехестеда. Мой совет – найми людей в Курляндии или в Бремене, дешевле выйдет.
– В Курляндии? – изумился я. – Откуда там корабелы?
– Герцогство, конечно, невеликое, но корабелы там в почёте. Нынешний герцог Якоб прикладывает много сил к становлению флота и торговли. В Африку курляндцы плавают, в Вест-Индию.
Тем временем, карета следуя вдоль набережной внутренней гавани, уже приближалась к цели нашего путешествия. Русенборг строился Кристианом как летняя королевская резиденция. Замок, построенный в стиле ренессанс, располагался на окружённом рвом острове. Вокруг него была устроена система укреплений и размещён гарнизон королевских гвардейцев. К ним сейчас и приближалась наша карета.
– Нас будут досматривать, Питер? – волнуясь за имеющееся у нас оружие, Белов снова перешёл на американский акцент.
– Не знаю. Тимофей, спроси у Нильсена, – попросил я Кузьмина.
Тот, кивая на футляр с карабином, попытался спросить, подбирая слова. Но Матс опередил его, успокоив нас тем, что у него мол, всё схвачено. Карета остановилась у подъёмного моста и несколько гвардейцев в железных нагрудниках, сжимая алебарды, направилась к нам. Немного странно смотрелись аляповатые перья на их шлемах и красные чулки на ногах, вкупе со свирепыми физиономиями солдат. Дверцу открыл офицер, на котором была блестящая кираса поверх парчовой куртки и широкополая шляпа с теми же кричащими перьями, а на ногах огромные сапоги, похожие на те, в которых в конце двадцатого века мужики где-нибудь в низовьях Волги ловили рыбу. Сунув выбритое до синевы лицо внутрь кареты, он внимательно осмотрел нас, держа руки в кожаных перчатках со здоровенными крагами на рукоятях пистолей, торчащих из кобур, укреплённых на широком поясе. После чего офицер принялся разговаривать с Матсом, причём его тон был весьма уважительным по отношению к Нильсену. Кстати, сам капитан на мои попытки разузнать о его статусе обычно отшучивался или ссылался на непонимание, либо отделывался общими фразами о знакомых, занимающих высокое положение при королевском дворе. Ну да ладно, а сейчас мы уже въезжали внутрь замковой территории, где раскинулись великолепные сады Кристиана. Только на ступенях замка я полностью оценил всё великолепие этой постройки. Русенборг был изящен и лёгок, но в тоже время, из-за его окружёния оборонительными линиями и присутствия тут гвардейского гарнизона оставалось чувство чего-то казарменного. А что, собственно, в этом удивительного? Это же необходимость, ведь это не только королевская резиденция, но, в данный момент, место, где женится на королевской дочке едва ли не второе лицо государства.
