Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
Смерть снова его отвергла.
Давно, в почти забытую полночь, он сделал свой первый вдох в момент рождения, и Смерть впервые отвесила Жизни поклон, разрешив простому человеку убрать ее пальцы с брошенных костей и плоти из склепа на погосте. Смерть никогда не требовала назад то, что у нее забрали. Вновь и вновь она предпочитала не прерывать его печальную жизнь.
Я никогда не болел, Франкенштейн. Я пережил огонь. Я получил такие раны, от которых даже самый сильный человек умер бы или, по крайней мере, потерял бы дееспособность. Даже ты не смог убить меня. Ты, давший мне жизнь. Ты должен этим гордиться. Ты стрелял в меня в упор после того, как я убил твою красавицу Элизабет. Но ты не смог меня убить. Похоже, ничто не в силах меня убить.
Его рыдания утихли. Он сидел на снегу и снова и снова прокручивал в голове эту горькую мысль. Возможно, ничто не в силах меня убить. Возможно, ничто не в силах меня убить. Когда Виктор Франкенштейн выстрелил в него, пуля прошла ему в поясницу слева и вышла справа, на несколько дюймов выше его нелепого пупка. От удара он выпал из окна загородного имения, через которое пытался сбежать. Скрючившись на земле, он слышал мучительный вопль Франкенштейна по убитой Элизабет. Затем, схватившись за живот, убежал в ночь.
Кровотечение прекратилось через несколько минут. Раны затянулись к следующему утру, а к концу недели от них остались лишь бледные шрамы в форме полумесяца. Его удивила такая сила регенерации, но ненадолго, потому что его разгневанный создатель дышал ему в затылок, преследуя по горячим следам и желая отомстить. На тщетные размышления не было времени. Он побывал в Европе, Сибири и оказался в ветреной Арктике.
Он высунул язык и облизал обмороженные губы. Слова начали подниматься из глубины груди, а затем потеряли значение, превратившись в глухой монотонный звук. «Ты обманул меня, Виктор Франкенштейн. Ты обманул меня во всем».
Он замолчал, прислушиваясь. Ветер завывал, напоминая дыхание какого-то огромного бога мороза, окутанного неприятными сновидениями. Приглушенный грохот прокатился по льду в сторону теперь уже свинцового моря.
«Я ничего не должен тебе, Виктор. Ничего».
Он снова поднялся на ноги и двинулся в сторону кромки льда, собирая льдинки с лица и волос. Его разум кипел. Вдруг он остановился как вкопанный из-за особенно сильного порыва ветра. Его глаза наполнились соленой водой. Холод пробирался сквозь куртку, плоть и кости, и он закричал от чистой животной боли. Он сосал свои замерзшие пальцы и пытался согреть конечности. А бесполезное солнце, наполовину опустившееся за горизонт, смеялось над ним свысока. Он зарычал на него, пригрозил кулаком и повернулся к нему спиной.
И не смог поверить тому, что увидел перед собой.
Между северным краем и зенитом висело второе солнце, чуть поменьше.
II
«Франкенштейн, или Современный Прометей» был опубликован в 1818 году. Мэри Шелли тогда был двадцать один год.
Джон Кливз Симмс, бывший пехотинец из Огайо, опубликовал свой труд о полой Земле. Он был героем войны и владельцем магазина в Миссури. Ему было тридцать восемь.
Герман Мелвил родился только в следующем году.
Джеремия Н. Рейнольдс учился в университете Огайо, но вскоре стал доктором и ученым. Он также попал под чары Симмса.
Эдгар Аллан По, которому было девять, жил со своими приемными родителями.
Перси Шелли, Лорд Байрон и доктор Полидори сколько могли ходили под парусом в шлюпе «Ариэль» на озере Комо.
В Нью-Бедфорде, штат Массачусетс, молодой Артур Гордон Пим плавал в гавани в своем шлюпе, также нареченном «Ариэлем». Сильнее всего он желал выйти в море.
Возраст огромного белого кита-кашалота из южных морей никому не был известен. Он не замечал ни старения, ни проходящего времени. Ему были ведомы лишь гулкие морские пучины и редкие люди, которые вонзали в него гарпуны, пока он не поворачивался к ним и не разрушал их судна.
Лоскутный человек Виктора Франкенштейна тоже не замечал проходящего времени. Он не знал, сколько проспал на вершине мира, равно как и не мог знать земное время.
* * *Когда загадочное второе солнце поднялось вместе с видимым сдвигом северной полярной шапки, немного потеплело. Создание продолжало твердить себе, что увиденное им невероятно, что второго солнца не может быть, что это просто хитрая оптическая иллюзия. Но он был слишком несчастен, чтобы долго размышлять над этим феноменом.
Он перебивался сушеным мясом, которое принес с собой из Сибири в кармане своей куртки. У него было мало сил, чтобы выполнять физические нагрузки, а циркуляция жизненно важных жидкостей замедлилась до такой степени, что он все время пребывал в полубессознательном состоянии. Глаза обманывали его – впереди высоко поднимался горизонт, изгибаясь вверх и в сторону в разных направлениях, будто его носило по краю огромной тарелки и он медленно и вяло катился к ее дну. Ничего из этого он не был в состоянии объяснить.
Замерзший, он дремал, приютившись в ледяной глыбе. Вдруг под ним все задрожало. Он моргнул, смутно осознавая, что что-то не так, а затем окончательно проснулся, увидев и услышав множество брызг у кромки воды. Грохот рушащегося льда заставил его подняться на четвереньки. Завороженный, он смотрел, как прорыв воды надолго зависает в воздухе, прежде чем медленно и тяжело упасть обратно в море.
Очарование сменилось паникой. Он понял, что происходит.
Лед ломался. Он очень долго разворачивался, затем сделал два шага и с рыком упал в снег, который неожиданно превратился в зыбучие пески. Он упал и пополз вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как ледяная глыба разрушилась, превратившись в порошок. Выступ, на котором он стоял, сильно наклонился и начал скатываться по внешней стороне глыбы. Голые стенки расщелины сотрясали воздух миллионами мучительных и кричащих звуков. Гигант, казавшийся незначительным карликом на фоне происходящего, упал навзничь. Его дыхание больно отозвалось в легких.
Он заставил себя подняться на локтях и втянул холодный, леденящий воздух в измученную грудь. Мир за его стиснутыми кулаками словно проседал, а затем скрылся из виду. Спустя мгновение облака ледяной морской воды, словно гейзер, вылетели из пропасти. Выступ установился и покатился, возвращая устойчивость.
Создание повернулось и стало отползать от пропасти. Он не останавливался, пока не дошел примерно до середины нового айсберга. Там он присел на корточки, трясясь и цепенея от ужаса.
Он видел, как пропасть раскрывается в нескольких дюймах от него.
Он смотрел в пасть смерти, которой так желал. И не чувствовал никакого соблазна.
Он проклял жизнь за ее упорство. И снова проклял человека, из-за чьих исследований таинства жизни не мог просто лечь, уснуть и позволить холоду Арктики забрать его.
