Алекс Белл - Девятый круг
Однако всё в порядке. Ники сама сказала мне, что она реальная личность, а уж она-то должна знать. Ее смерть произошла в результате несчастного случая, как и говорил Стефоми. И я ничего не мог сделать. Я любил их. Они были для меня всем. Я никогда бы не причинил им вреда. Я хочу, чтобы это послание — CIRCLE IX — навсегда исчезло. Сейчас оно горит и на полу, и на стенах.
31 декабря (канун Нового года)
Меня зовут не Габриель Антеус. Что за проклятый сюрприз… В конце концов я узнал всю отвратительную правду о своем прошлом. Я знаю, почему я так стремился наказать сам себя, — потому что, если какой-нибудь живущий на Земле человек и заслуживает наказания, то этот человек я.
Я совершал самые ужасные злодеяния, и они мучат меня теперь, как и мучили прежде. Мне необходимо полностью изолироваться от всех, кто окружает меня. Но сейчас, разумеется, у меня появилась проблема, поскольку жизнь Кейси весьма безнадежно переплелась с моей. Несмотря на мои обещания, я должен прекратить все контакты с ней. Я принял меры к тому, чтобы ее роды прошли в Центральной больнице, чтобы ее поместили в отдельную палату и обеспечили ей максимально возможный комфорт. Я также открыл банковский счет на ее имя и внес туда значительную сумму, чтобы она была обеспечена по крайней мере на несколько лет.
— Но почему же… — спрашивала она, стараясь сдерживать слезы, когда я рассказал ей о своем решении, — почему вы не хотите остаться здесь со мной?
— Я не могу этого объяснить, — тупо отвечал я. — Все должно быть именно так, и не иначе.
— Моя Черная Мадонна пропала, — вдруг сообщила она, глядя на меня с укоризной. — Это не вы взяли ее?
Какое-то мгновение я колебался с ответом.
— Да, я.
— Ага. Ну а могу я получить ее обратно?
— Нет.
— Но она же моя! — взорвалась Кейси. — Ведь тот человек на рыночной площади подарил ее мне! Как же вы осмелились взять ее у меня вот так, тайком? Это же был подарок! Вы не представляете, как я ее полюбила! У меня такое чувство, что я вас совсем не знаю. К вам что, вернулась память, да?
— Да.
— И вы уезжаете из Венгрии?
— Да.
— А когда вы вернетесь?
— Я не вернусь.
— Но вы же обещали мне, Габриель. Обещали! Вы говорили: это не важно, что вы вспомните, мы с вами все равно обязательно будем вместе. Вы говорили, если вам придется уехать, вы возьмете меня с собой, а если я не смогу поехать с вами, то и вы никуда не уедете! Вы сказали, и я поверила вам!
И она начала плакать. Мне было больно видеть ее в таком отчаянии, но что я мог поделать?
— Мне совсем не хочется уезжать, — сказал я. — Мне очень жаль, Кейси. Я не хочу уезжать. Я люблю тебя. И буду любить всегда. Но я не могу оставаться рядом с тобой.
— Но почему же? — спросила она, всхлипывая.
— Не могу тебе объяснить, — ответил я с чувством полнейшей беспомощности. — Послушай, Кейси, ты мне доверяешь? Я имею в виду, ты доверяешь мне вообще?
Она молча кивнула, по ее щекам текли слезы.
— Тогда ты должна верить, когда я говорю, что тебе в жизни будет лучше без меня, чем со мной.
— Это абсурд! — пыталась она кричать на меня сквозь слезы. — Что может быть хуже, чем остаться в одиночестве? Как, по-вашему, я одна справлюсь со всем этим, Габриель?
— Боюсь, Кейси, тебе придется найти способ.
А потом она захлопнула дверь у меня перед носом, я тяжело вздохнул, повернулся и побрел к себе укладывать вещи к предстоящему полету. Мой самолет улетает в Вашингтон сегодня вечером. Распоряжения относительно моего имущества будут сделаны позже. Я не знаю, как долго пробуду в Штатах. Я просто купил билет на первый же рейс из всех возможных, обменял некоторое количество денег на доллары США и уложил в сумку необходимые вещи. Самое важное для меня сейчас — покинуть Венгрию, ключевую точку роста напряжения в этой религиозной войне. Я знаю, Господь не допустит, чтобы с Кейси что-то случилось. Мефистофель сам говорил, что ни ангелы, ни демоны не могут напрямую воздействовать ни на нее, ни на ее ребенка, и тут я ему верю. Ведь если бы для этого не был нужен посредник из числа людей, тогда зачем бы ему понадобилось так долго изображать из себя моего друга, пытаться заслужить мое доверие, добиваться моей преданности?
Я опасаюсь, что если останусь здесь, то меня, как единственного находящегося поблизости человека, кому доступна Смежность, могут вынудить действовать в пользу демонов. Меня беспокоит, что Стефоми… что Мефистофель сумеет обманным путем заставить меня совершить какой-нибудь поступок, который может навредить Кейси. А я никогда не причиню ей вреда. Я нанес вред большому числу людей, но никогда не стану причиной страданий Кейси. Для этого я слишком люблю ее. Поэтому я и удаляюсь. При отсутствии человека-исполнителя сегодня вечером ребенок Кейси просто появится на свет, потом вырастет и станет тем, кем ему предначертано быть. А в том, что мое вмешательство не принесло бы ничего хорошего, я абсолютно уверен.
Я еду в аэропорт через два часа. А пока мне нужно записать все, что произошло после того, как Михаил разоблачил Мефистофеля. Написать о том, кто я такой. Мне нужно приземлиться. Я не хочу чувствовать себя так, будто пытаюсь улизнуть. Запись должна быть сделана. Это необходимо, чрезвычайно важно. И я из-за этого не сойду с ума. Люди, подобные мне, не заслуживают такой роскоши, как безумие, хотя, бог мой, как бы я хотел стать сумасшедшим.
Все дело было в том послании. В тех огненных шести буквах и двух цифрах: CIRCLE IX. В течение пяти дней я продолжал не обращать на них внимания, несмотря на то что частота и перечень мест их появления возрастали. Они возникали в зеркалах, на столах, вспыхивали на корешках книг и на каемках штор. На шестой день — это было вчера — послание заполнило все возможные места в квартире: мебель, стены, пол, потолок, так что надпись сверкала всюду. А потом одна из них буквально взорвалась и вспыхнула пламенем. Это было послание, расположившееся на окне в гостиной. Огненные буквы и цифры разлетелись во все стороны в виде оплавленных осколков, вдребезги разнесли оконное стекло и рассыпали по всей комнате множество искр, от которых начали тлеть ковры и мебель. Я бросился к огнетушителю, схватил его и сумел предотвратить пожар. Когда последний краснеющий уголек был погашен, я в отчаянии бросил огнетушитель в угол, схватился руками за голову и взъерошил пальцами волосы.
— Что же это такое? — с горечью воскликнул я. — Девятый круг! Вы, долбаные идиоты, я не знаю, что это значит! Если вы не поняли этого до сих пор, тогда вы — самые бесполезные на свете долбаные ангелы… — Я внезапно прервал сам себя, в ужасе зажав рот руками. Господи, что я делаю! О чем я думаю, так понося ангелов? Какое подлое, отвратительное, непростительное поведение! — Я… я виноват… я не прав. Господи, прости меня, — запинаясь, пробормотал я с низко опущенной головой, почти всерьез опасаясь, что меня прямо на этом самом месте может поразить молния.
