Владимир Васильев - Гений подземки (сборник)
– Если захотите помочь…
– Захочу, – перебил Роже.
– Спасибо. Тогда вот деньги. Билет. Куда угодно. Лучше в Африку. Конго, Заир, Уганда – без разницы. Лучше, чтобы прямо сейчас. Ну, а там уж буду прорываться. Только осторожнее, если что подозрительное – ко мне не возвращайтесь. Ждите.
«Подозрительное, – уныло подумал Роже. – Дураки они, что ли, в этих своих спецслужбах?»
Дьюла остался в машине. Роже, стараясь выглядеть непринужденно, направился ко входу. В холле все было, как и везде на вокзалах: люди, чемоданы, игральные автоматы, эскалаторы и бары. Медленно пересекая зал, Роже шарил вокруг глазами. Сердце отчаянно колотилось, ноги слушались далеко не так охотно, как всегда. Пожалуй, на ниве разведчика Роже не снискал бы лавров…
У касс народу почти не было. Роже наклонился к окошку и почему-то вздрогнул. Возникшее предчувствие было очень нехорошим.
Он обернулся. Крепкие ребята в изысканных костюмах вели Дьюлу от машины с заломленными за спину руками. Ошибок повторять они не собирались. Роже подошел к самому стеклу. На него никто не обращал внимания. Только Дьюла тоскливо и безнадежно посмотрел на него и виновато опустил голову.
Роже маячил у прозрачной стены аэровокзала потерянно и одиноко.
– Как быстро… – пробормотал он шепотом.
Они и правда не дураки в этих своих спецслужбах.
А потом он остервенело жал на акселератор, глядя на мелькающие за окном деревья, судорожно ворочал рулем и упрямо твердил про себя:
«Выброшу телевизор! К чертовой матери!»
© Октябрь 1988НиколаевСредство от одиночества
Море было ласковое и спокойное, на светлый прибрежный песок оно посылало мягкие шуршащие волны, полные разноцветных солнечных бликов. Но Вилька прекрасно знал, что далеко не всегда оно такое. Силу и мощь взбешенных водяных гор он познал давно, и его любовь к морю смешивалась с почтительным уважением.
Вилька прищурился, не пуская в глаза яркое солнце, и направился к своему любимому месту. Холодный после ночи песок приятно щекотал ноги. Наверху, на обрыве, он замер.
Каждый день он видел эту картину и каждый день замирал от восторга на самом краю, там, где берег круто обрывался. Перед ним раскинулось оно – бесконечное и могучее море; высота позволяла видеть далеко, и он никак не мог привыкнуть, что это живое аквамариновое чудо принадлежит и ему тоже. Оно было изменчиво и непостоянно, вчера над волнами стлалась призрачная синеватая дымка, а сегодня воздух стал пронзительно прозрачен и горизонт угадывался где-то неимоверно далеко, а за второй косой играли дельфины.
– Пришли! – улыбнулся Вилька. – Вернулись!
Он часто играл с дельфинами, заплывал очень далеко. Плавал он феноменально. И, кроме того… Но об этом Вилька предпочитал не вспоминать.
Дельфины были знакомые. Они вообще очень игривый народ, и Вильку считали если не совсем своим, то, по крайней мере, больше, чем просто человеком. Иногда он ночевал с ними в море, а утром мать встречала его с отчаянием в глазах. Она молчала, но Вилька угадывал ее боль и еще сильнее замыкался в себе. Боль за него, за Вильку. Но тут он был бессилен.
Зажмурившись, Вилька подумал: «Хорошо бы сигануть прямо отсюда в море!» Но здесь было мелко, а летать Вилька, к сожалению, не умел. Вот дальше на запад, за маяком, – пожалуйста. Вилька не раз бесстрашно прыгал с пятидесятиметровой высоты, знал, что дна все равно не достанет. А здесь – мелко, от силы по пояс. Настоящая глубина начиналась дальше – за второй косой.
Вилька ушел вправо, где вниз змеилась узкая крутая тропинка. Он спустился уже наполовину, когда заметил внизу одиноко лежащую фигуру. Вилька нахмурился – никто не имел права посягнуть на его территорию. Туристы здесь никогда не появлялись, уходили либо на Евпаторию, либо на Донузлав. Курортники тянулись к обширным песчаным пляжам, а не к скалам и обрывам, и за все лето Вилька тут никого не встретил, оставаясь наедине с морем. Он искал одиночества и менял людское общество на море и дельфинов, а боли не чувствовал лишь потому, что давно привык к ней.
Внизу оказалась девушка. Травянисто-зеленый купальник, разбросанные по плечам волосы. И лежит лицом вниз, уткнувшись в сложенные руки. Рядом, под ивой, виднелась пара вьетнамок и бело-голубая динамовская майка.
«Лежит, – неприязненно подумал Вилька. – Как у себя дома…»
Он уже спустился и бесшумно приблизился на десяток шагов. А потом решил: ведь пришел он не к этой непрошеной девчонке, а к морю. Вот и пойдет к морю.
Все так же бесшумно он сбросил рубашку, совсем рядом с динамовской майкой, неслышно вошел в воду и, зайдя по колено, скользнул во встречную волну. Земля стала мерно уходить назад.
Минут через десять Вильку засекли дельфины, и спустя еще минуту он оказался окружен темными блестящими телами. Дельфины смешно попискивали и пронзительно свистели, дружелюбно толкая Вильку тупыми твердыми рылами, а Вилька дергал их за плавники и шлепал по теплым гладким бокам. Так они здоровались. С афалинами Вилька подружился позапрошлым летом, когда залечил рваную рану их старому вожаку, которого окрестил «Джоном», и странный союз человека, бежавшего от людей, и аристократов моря оказался очень крепким. Афалины все лето держались вблизи берегов, лишь изредка пропадая на несколько дней. Иногда Вилька встречал и других черноморских дельфинов – белобочек, но они были менее общительны, хотя и не менее дружелюбны.
В возне с дельфинами Вилька постепенно забыл о незнакомке. Потом он таскал бычков на донку у небольшого островка в семи километрах от берега, где давно устроил себе шалаш и запас: все необходимое для коротких визитов – от пачки соли и котелка до комплекта крючков и радиоприемника. Назад он собрался под вечер. Вновь объявились дельфины, охотившиеся где-то неподалеку, и Вилька, уцепившись за Джона, вмиг оказался у берега на второй косе. Ближе афалины обычно не подплывали, и Вилька, махнув им рукой, добрался до суши в одиночку.
И тут же вспомнил утро. От незнакомки остался только слабый силуэт на песке и цепочка следов, уходящая вверх по тропе. Вилька ухмыльнулся, подобрал свои вещи и побрел домой.
Мать вновь встретила его полным отчаяния взглядом. Вилька втянул голову в плечи и опустил глаза.
– Есть будешь? – тихо спросила мать.
Вилька замотал головой. Мать притянула к себе его вихрастую голову и прижалась щекой к вечно влажным и соленым волосам. Вилька вздрогнул и медленно отстранился. Мать снова посмотрела на него, и в глазах ее было еще больше отчаяния и боли.
Проснулся Вилька еще до рассвета. Матери уже не было, и он, наспех перехватив холодной картошки, снова направился к своему месту.
