Лана Синявская - Женщина-сфинкс
– Одна из них была для дядюшки Роберта. Была вдвое больше остальных.
– Ваш дядя любит поесть? – с улыбкой спросила Яся.
– Он любит крабовый салат, – с готовностью пояснила миссис Берч, давая понять, что о любимом дяде готова говорить бесконечно.
– Да-да! – подхватила ее сестра. – Обожает! Я специально предупредила эту женщину, чтобы она не перепутала, а потом следила за ней.
– Для чего? – Анна с трудом сдерживала раздражение. Ведь речь, вполне вероятно, шла о ее подруге, и ей было больно представлять, как две эти курицы издевались над бедной Нурией.
– Как вы не понимаете? – возмутилась Бесси. – Я беспокоилась о дяде.
– Боялись, что гостья слопает его салат? – пошутил Макс.
– Что? Нет. Не важно. Я видела, как она притворилась, что испачкала палец майонезом, поставила тарелки на стол и что-то делала.
– Что делала?
– Вытирала пальцы салфеткой, – призналась толстуха с неохотой.
– Это преступление? – вежливо спросил Саша.
Сестры посмотрели на него с неприязнью, которую он принял стоически.
– Нет, – ответила более хладнокровная Пэт, – если не считать того, что муж этой женщины через несколько часов умер от отравления. Что бы ни говорили, это она сделала.
– Вы тоже так считаете? – вкрадчивым голосом спросил Макс у Бесси. – Мне кажется, вы очень наблюдательная, тонко чувствующая натура…
Толстуха зарделась от неожиданного внимания и пролепетала:
– Увы, я ничего такого не заметила. Было жарко, душно. – Она как будто извинялась. – Мы что-то пили, болтали, потом пошли в дом. И тут дядюшка пожаловался на резь в животе. Потом и меня… мне стало плохо, хотя к еде я едва притронулась. Я вообще мало ем, – кокетливо потупила она глаза. Снежко издал нечленораздельный всхлип. Он пытался сдержать смех, и его физиономию так скрючило от усилий, что эта гримаса сошла за выражение сочувствия. – Хуже всех было русскому, – продолжала мисс Бесси. – Его жена много суетилась вокруг него, но без толку. Вызвали «Скорую». Врач осмотрел всех, но в больницу отправили только этого русского, – сказала она с плохо скрываемой обидой. Можно было не сомневаться, что доктору этот промах не простят до конца дней. – Вот, собственно, и все. – Бесси разочарованно вздохнула. – Нас еще много расспрашивали о том, что мы ели и пили. Сначала врач, потом полиция. В конце концов выяснили, что салат из крабов испортился, что-то там протухло на солнце. Я теперь не ем никаких морепродуктов, – заявила она гордо.
– Пищевое отравление – это ужасно, – поддакнула Анна.
На веранде Аня столкнулась с горничной Мэри.
– А вы тут ищете что-то? – спросила горничная.
– Угадала, – не стала врать Анна. – Моя подруга, похоже, гостила в этом доме…
– Это та русская, что мужа отравила? У нее еще имя такое странное – Нурия.
Анна вздрогнула, но постаралась не подавать вида.
– Так уж и отравила? – спросила она.
– Не знаю. Так эти, – она ткнула пальцем себе за спину, – говорят. Не повезло ей. Хозяин намекал, что она – его невеста.
– Вряд ли это было серьезно. Ведь он женился недавно. На другой.
– Так чего от него еще ждать? – пожала плечами горничная. – Он вообще скользкий тип, – выпалила она неожиданно. Больше на эту тему она распространяться не пожелала, зато про злополучный вечер рассказала охотно.
– Я была на кухне. Занималась тостами и мясом. Миссис Берч раскладывала салат. А гостью подрядили разносить тарелки. Вообще-то, так не принято, но в тот раз присутствовали практически только свои, а раз эта Нурия невеста – вот и старалась.
– Значит, Нурия носила салат? – уточнила Аня.
– Не все тарелки. Только несколько.
– В том числе и ту, что предназначалась хозяину?
Мэри кивнула.
– Я слышала, как миссис Берч предупредила ее насчет порции мистера Сомерсета, а она ответила, что ее муж тоже обожает это блюдо. Муж к этому времени больше не скандалил. Они сидели вместе с хозяином и о чем-то разговаривали. Нурия отнесла им салат.
– Ты это видела?
– Да я не смотрела. Готовить тосты такая морока.
– Сочувствую. Вспомни, пожалуйста, многие в тот раз отравились?
– Да всем поплохело. И поделом. Нечего было блюдо на солнце держать. Рыба – продукт деликатный.
– А не может быть, что салат оставили на солнце специально?
– Да нет. Эти росомахи вообще в хозяйстве мало что смыслят, только строят из себя. Нарезать они его нарезали, да много. Он в холодильник и не влез. Хотели потом переставить – забыли.
Мэри махнула рукой. Анна остолбенела. В центре ладони девушки она успела заметить большую, лишь слегка поджившую рану, похожую на укус. Мэри заметила ее взгляд и быстро сжала руку в кулачок.
– Это тебя собака укусила?
– Нет. Это я поцарапалась.
– Обо что? – не отставала Анна, почувствовав горячий след.
– Розы подстригала. Да вам-то что? – сердито спросила девушка. Чтобы успокоить ее, Анна попыталась сменить тему и спросила:
– А что это там за дом на холме?
– Где?
– Вон! В лесу крыша виднеется. Похоже, старинный. И вроде как на отшибе.
– Это усадьба графини Сэффлок, – пояснила Мэри неохотно. Анна насторожилась, услышав знакомое имя.
– Надо будет сходить, посмотреть, – сказала она беззаботно.
Мэри внимательно взглянула на нее и сказала с нажимом:
– Не советую. Усадьба заброшена. Там давно никто не живет.
После этого горничная окончательно потеряла интерес к разговору, замкнулась, а вскоре и вовсе улизнула, отговорившись срочным делом. Анна размышляла о том, почему соврала Мэри. Рана на руке никак не могла появиться от укола о розовый шип. Конечно, Аня видела ее только мельком, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть рваные края, какие оставляют чьи-то зубы. Вот только чьи? Странное место для укуса.
В это время Снежко беседовал с Джеммой.
– А вы знаете, что мистера Сомерсета ненавидят в собственном доме? – сообщила Джемма Александру.
– Тоже мне секрет, – ответил тот.
– Не скажите. А что, если это его племянницы задумали отравить любимого дядюшку, а свалили все на Нурию?
– Да зачем им это?
– Деньги, – презрительно скривила губы девушка. – Он их содержит, но это ведь совсем не то, что полная власть, правда?
– Ну… в общем-то… У тебя есть факты?
– Нет. – Джемма грустно помотала головой. – Но я чувствую зло, живущее в этом доме. Вы все считаете меня недоразвитой, но я им покажу!
Этот детский, трогательный гнев неожиданно вызвал у Снежко умиление. Он обнаружил в себе желание обнять девушку, сгрести ее в охапку и отогреть у себя на груди – уж очень она сейчас походила на замерзшего, взъерошенного воробья. Подобные глупости посещали его циничный мозг впервые в жизни.
