Марьяна Романова - Старое кладбище
Первые дни после похода к колдуну Ольга нервничала и прислушивалась к себе. Он сказал, она почувствует, когда время придет, сама наберет его номер. Всё время думала – совершен ли ритуал? Наблюдала исподтишка за Потапом Потаповичем, который вел себя как обычно.
И тогда на смену надежде пришло разочарование. И как она, взрослый человек, вообще могла всерьез отнестись к такой авантюре, верить, ждать? Еще и волос с рукава Потапа Потаповича, а если бы он заметил? Подумал бы, что она извращенка ненормальная.
Грустно было Ольге, тоскливо. Она даже пропустила воскресный поход в бассейн, перестала отвечать на телефонные звонки, замкнулась и всё больше времени проводила дома, в молчании. Это было не спасительное уединение, а скорее добровольная тюрьма – как будто бы человек за что-то неосознанно себя возненавидел и теперь наказывает. Радость скорби – плохо, больно, а ты упиваешься, еще и градус добавляешь – ставишь музыку грустную, стихи Бродского читаешь вслух. Лепишь свое горе как священный голем – чтобы оно слезами воплотилось, чтобы глазами запавшими на лице твоем отпечаталось.
Но вот что странно – о Потапе Потаповиче она почти не думала. Впервые за последние месяцы. Он ведь стал для нее кем-то вроде воображаемого друга, инкуба, которого создало ее сознание. Последним вечерним впечатлением всегда было его лицо, которое она умела представить во всех мельчайших деталях, с каждой родинкой, оспинкой, морщинкой – он был как живой.
В Олиной голове разыгрывалась придуманная жизнь – они о чем-то разговаривали, ездили гулять в Кусково, строили дом у реки, вынашивали детей, вместе старились – все эти фантазии были такими яркими, что не уступали реальной жизни. Эмоционально она была полностью включена в свои мечты – могла и рассмеяться, и всплакнуть. Наверное, со стороны это выглядело странно, как сумасшествие.
И вдруг как отрезало – вечером она ложилась в постель и просто засыпала.
Потом еще случай был. Потап Потапович пригласил ее прогуляться в парк – в этом ничего особенного не было, такое случалось как минимум раз в неделю. Моросил дождь, было прохладно, Ольга посмотрела на свои светлые туфли, потом на серый туман за окном, нахмурилась и покачала головой – нет, для прогулки я, пожалуй, слишком легко одета.
Скажи ей кто о таком месяц назад – она бы в лицо ему рассмеялась. Плевать на всё, она же и босиком готова была пойти гулять. Если бы он на Северный полюс ее пригласил, в экспедицию – она пошла бы, не раздумывая ни минуты. А тут всего лишь какой-то дождь…
Даже Потап Потапович озадачился – он привык к тому, что Ольга всегда под рукой, тихая и удобная.
На другой день они пошли вместе обедать в кафе напротив школы. Тоже ничего особенного – такое случалось и раньше. Аппетита у Ольги не было, она не глядя, заказала какой-то винегрет и пирожок и, попробовав то и другое, отодвинула тарелку. Смотрела на то, как Потап Потапович ест суп с лапшой, и с удивлением замечала, что ее, кажется, раздражает та жадность, с которой он поглощает еду. Обычный здоровый аппетит, мужчина проголодался – что плохого? Но она смотрела, как он с шумом втягивает в сложенные трубочкой губы переваренную макаронину, как энергично пережевывает жиденькие куриные ошметки, как подносит к глазам вилку с наколотым на нее толстым оранжевым кружочком моркови, рассматривает, прищурившись, прицениваясь, а потом находит морковь недостойной и откладывает ее на край тарелки, на крошки серого хлеба, прилипшие к его губам, и едва сдерживала рвотные позывы.
«Что-то неладное тут… Может быть, перепутал что-то парень-колдун, – хмуро думала она. – Или просто дело в моем настроении… Слишком долго в скорби своей варюсь, вот и утеряла талант жизни радоваться…»
Забавно, но холод – искренний, ненаигранный, от сердца – лучший поводок. Если тот, кто был у твоих ног, вдруг становится к тебе холоден, это нервирует и провоцирует сближение. Никаких секретов, топорные психологические схемы.
Так и с Потапом Потаповичем произошло – он, конечно, заметил, что Ольга будто бы другой стала. По-прежнему вежливая, улыбается, домашними пирожками его угощает, иногда выходит с ним на прогулку развеяться, голову проветрить – но все это не то… Волшебство какое-то пропало, что-то незримое, что их связывало, элемент игры, когда оба притворяются, что ничего не происходит, но подтекст очевиден всем.
И тогда Потап Потапович сделал то, чего сам от себя не ожидал – решился нарушить дистанцию. Пригласил Ольгу прогуляться, но не посреди рабочего дня, а вечером. В кино, может быть, сходить, а потом побродить по арбатским переулочкам, поговорить спокойно, никуда не торопясь. Вряд ли Потап Потапович подразумевал что-то большее – он относился к мужчинам, которые словно коллекционировали женское согласие, чем надеялись на какой-то результат. Просто неосознанно хотел восстановить права на обожание, которым пользоваться не собирался.
Ольга ушам своим не поверила. Ну надо же, какая ирония – сработал ритуал, не обманула подруга, парень-колдун оказался силен. Только вот почему сердце не радуется, почему такая пустота внутри, почему обычный вечер с книгой и чаем кажется в сотню раз более заманчивой перспективой, чем эта прогулка, о которой она так давно мечтала, за которую готова была не по карману платить?
И главное, как быстро это произошло, как незаметно – как будто бы кто-то аккуратно вырезал у нее часть личности и подселил подменыша, с другим отношением к жизни, другими мечтами и вкусами.
А еще ей было денег жаль. Копила на отдых в Сочи, даже знала точно, в какой поедет санаторий – и вот получается, все деньги теперь надо отнести колдуну. Он же не обманул. Словно по меню предоставил результат, да так быстро. А не заплатить тоже нельзя, некрасиво это.
С колдуном, между прочим, тоже все непросто. Ольга ловила себя на мысли, что вспоминает о нем чаще, чем следовало бы. С другой стороны, ничего удивительного – вокруг него была притягательная атмосфера сказки. Конечно, ей чисто по-человечески было бы интересно узнать: каким был его путь, родился ли он со своим даром или кто-то его научил, бывает ли ему страшно, как работают эти его ритуалы, каков их механизм… Ничего особенного, обычное обывательское любопытство.
Но вот наступает ночь, и Ольга под одеялом ворочается, мысли успокоить не может. Перед глазами лицо колдуна стоит. Вот также она представляла себе недавно Потапа Потаповича – только ей приходилось искусственно добывать из памяти детали, совмещать их, лепить воображением его лик, как Пигмалион лепил Галатею. А здесь – все само собою происходило. И виделись-то всего один раз, да и не рассматривала она мальчика – считала неприличным нарушать чужое пространство пристальным взглядом. Но его лицо так объемно и детально запомнилось. Чудеса…
