Демон движения - Грабинский Стефан

— Кто ты? Как тебя зовут? Откуда ты взялся?

Ответом ему были судорожные движения плавников и хвоста да несколько неартикулированных звуков. Затем пещерник подполз к берегу ручья и погрузил одну руку в его струи. Через некоторое время вынул ее обратно и поднес ко рту. Флорек с чувством омерзения увидел, что старец держит в пальцах глиста; длинный, жирный червь какое-то время извивался между перепончатых плавников, пока не исчез в отверстии ямы его рта.

Охранник понял: это должен был быть ответ, объясняющий причину отказа, которым только что было встречено его дружеское предложение. Пещерник питался исключительно тем, что ему давали скалы и ручей; человеческой пищи он, похоже, уже не признавал.

Пока Флорек задумчиво смотрел на загадочного хозяина подземелья, из воды высунулась пара амфибий. Тела у них были толстые, от двадцати пяти до тридцати сантиметров в длину, розовато-телесного цвета, с отстоящими от тела ногами — передние с тремя, задние с двумя пальцами. Хвост

- 297 -

был волосатый, с плавником. По обе стороны шеи краснели тройные жабры, а под тонкой прозрачной кожей головы виднелись, словно две точки, полностью заросшие глаза. Когда они слегка приоткрыли пасти, чтобы подышать воздухом, в зеленом сиянии грота заблестели их крошечные, мелкие зубки.

Зверьки, вынырнув из воды, подползли к старцу, который с удовольствием принялся водить рукой по их толстым телам. Они охотно принимали эту ласку. Было ясно, что они привыкли к ней и что она им нравилась. В какой-то момент со старцем и амфибиями начали происходить одни и те же удивительные изменения; их тела внезапно начали приобретать самые разные цвета: прежний телесный оттенок их кожи сменился бело-розовым, который, в свою очередь, превратился в розовый, затем в коричневый, красно-коричневый и темно-коричневый, чтобы, наконец, вернуться к изначальному. Явление было необычным и уникальным. Этот зверочеловек и эти земноводные создания, казалось, разговаривали друг с другом, играя цветами кожи...

Погруженный в глубокую задумчивость, размышляя над чудесами этого необычайного уединенного места, Флорек вдруг очнулся и инстинктивно посмотрел на часы. Был второй час ночи. Через полчаса по туннелю должен был проехать поезд. Смотритель на прощание нежно коснулся руки старца и быстро стал протискиваться обратно в щель. Спустя несколько минут он уже восстанавливал в туннеле его нормальный, «официальный» вид и щурил глаза под лучами электрического света, заняв служебную позицию перед будкой...

Открытие пещеры и ее обитателя решительно повлияло на жизнь Флорека. С тех пор он проводил все свободные от работы часы с подземным Протеем, которого назвал Скальником. Служебные функции смотрителя сокращались до размеров необходимого зла, которому он платил дань, исполненный отвращения и внутреннего сопротивления.

Зато все свое свободное время он проводил в компании пещерника и его амфибий. Здесь он обрел исполнение своих

- 298 -

желаний, здесь наконец свернул к долгожданной пристани. Пещера Скальника стала для него «Гротом Забвения».

Они сошлись и накрепко привыкли друг к другу. Непрерывная совместная жизнь облегчила взаимопонимание, устранила различия между ними. С помощью целой придуманной ими системы, по знакам, жестам и звукам Скальник и смотритель туннеля делились информацией о себе, узнавали о прошлом друг друга. Так Флорек узнал, что его приятель был очень старым существом. Пещерник определял свой возраст в несколько сотен тысяч лет. Но точное число он назвать не мог, ибо память его ослабла и время двигалось перед ним как дым, не оставляя следов. Впрочем, ему не о чем было вспоминать. Целые века проплывали над гротом, века, сотканные из серых дней, похожие на бусины четок. Кто знает, может, он существовал с самого начала времен? Может быть, это продолжалось с того момента, как на земле заговорил человек?..

Будто в тумане он помнил лишь то, что много-много веков назад у него было тело, похожее на Флорека, но он отрекся от него, чтобы остаться жить в этом месте. Другие, похожие на него и Флорека, шли вперед ценой жизни —а он жил дальше, вырываясь из-под власти страшного закона. Те, другие, подчинились требованию великой жертвы, чтобы через смерть обрести новую, высшую жизнь, чтобы снова вернуться на землю в новых формах и карабкаться дальше к высям, — он же бежал от смерти, запершись от нее в «Гроте Забвения» на железные засовы. Там, снаружи, на свету, беспрестанно клубились перемены, бушевало вечное движение, порождающее жизнь и смерть, почковались молодые народы, сходили в могилу старые и увядшие, развивались культуры и цивилизации, поднимались ввысь одни, обрушивались в пропасть другие... — а он продолжал вечно жить, не обращая внимания на все это, одинокий, в стороне от всего. Тело его осталось человеческим, но отступило к животной форме, а многовековое общение с амфибиями понемногу сделало его похожим на них. Но какое ему дело до этого? Зато, не

- 299 -

пойдя вперед, отрекшись от человеческого права на вечное преображение и движение ввысь, он вырвался из объятий смерти и продолжал существовать.

То, что происходило там, в вихре жизни, было ему совершенно безразлично; старца не интересовали даже новости с той стороны, которые сообщил ему Флорек. Он слушал его рассеянно, занятый чем-то другим, а придя в себя на мгновение, остановил приятеля жестом руки. Так что Флорек замолчал и больше о мире и людях не говорил.

Постепенно «Грот Забвения» начал захватывать все его естество. Часами сидели вдвоем на берегу ручья, засмотревшись на его безгласные катящиеся струи, вслушивались в великую тишину скал. Иногда, когда стены пещеры переставали фосфоресцировать, их охватывала полная темнота. Тогда наступали самые прекрасные моменты. Какая-то громадная каменная задумчивость окутывала их души, они забывали о себе, о своем существовании и прочно сидели на одном месте, как окружающие их скалы, без понимания, без чувств, без мыслей. Вечная сонность валунов струилась по ним, словно тайная сила, и погружала в оцепенение беспамятства — страшная дремота мертвых предметов парализовала жилы и сворачивала кровь стылостью скального застоя. Стародавнее гнусное заклятие инертности обрушивало на них омерзительные верши и приковывало к месту — заклятье-приворот великих гор, омертвение бездвижных глыб...

И были они как эти граниты, как эти каменистые скалы...

В какой-то момент тишину уединения нарушил протяжный свист. Флорек очнулся, изумленно посмотрел на товарища и навострил уши. Резкий пронзительный звук второй раз разнесся по внутренностям горы, врываясь в их одиночество... Как под ударом плети обходчик сорвался с места и рванул через щель к туннелю.

Здесь, перед сторожевым постом, уже стоял в ожидании поезд, окутанный клубами дыма и пара. Из окон купе выглядывали чьи-то любопытные лица, вдоль вагонов нервно прохаживались кондукторы, а начальник движения

- 300 -

яростно дергал ручку закрытой двери сторожевой будки. Его искали...

С бьющимся сердцем стоял Флорек перед начальством.

— Куда вы подевались? Почему опять не на посту? Почему туннель так слабо освещен?

— Опоздал на несколько минут, пан начальник, — теряя сознание, лепетал обходчик. — Осматривая путь, я ушел слишком далеко от выхода из туннеля и не успел вовремя вернуться.

— Это вранье! Я уже несколько раз замечал ваше отсутствие на участке. За эту леность и пренебрежение служебными обязанностями я привлеку вас к ответственности!.. А теперь отправляемся! — обратился он с колеи к машинисту и поднес к губам рожок.

Раздался нервный сигнал отправления, свист локомотива, и поезд двинулся в дальнейший путь...

Эту ночь Флорек провел без сна, опершись на головку стрелочного механизма.

В полдень следующего дня специальным поездом приехала уголовно-следственная комиссия и «отстранила его от службы». Флорек должен был немедленно покинуть сторожевую будку, которую отдали под опеку другого служащего, направленного сюда с большой станции.