Жуткие байки (ЛП) - Лаймон Ричард Карл
Разделся и забрался внутрь.
Он целовал её и ласкал, сжимал, лизал, покусывал, исследовал, и это было самое лучшее, лучше всего на свете, это стоило того, чтобы убить её, особенно когда он вошел в её скользкое тепло.
Это было то, что он всегда хотел сделать, и лучшее, о чём он когда-либо мечтал.
Уборка прошла без сучка, без задоринки.
Хотя солнце уже ярко светило над кукурузными полями на востоке, к тому времени, когда он выволок гроб из десятого номера, вокруг, казалось, никто не бродил. Пит был почти уверен, что его никто не видел.
Он поставил гроб в заднюю часть катафалка.
Некоторое время он вёл катафалк, затем свернул на грунтовую дорогу и припарковал его внутри ветхого, заброшенного сарая.
Он оставил гроб в катафалке и Тесс в гробу вместе с её одеждой и сумкой. Но без подушки, потому что боялся, что ее можно отследить.
Он потратил несколько минут на то, чтобы стереть свои отпечатки пальцев. Затем пешком вернулся в мотель.
Две мили он прошагал за полчаса.
Он еще раз наведался в десятый номер за подушкой и разбитым фонариком. Спрятал их в багажнике своей машины.
В приемной он вернул оба ключа от номера на положенное место и уничтожил регистрационную карточку. Оплату оставил себе.
Кроме Пита никто не знал, что Тесс Хантер останавливалась в мотеле «Привал странников».
В восемь утра того же дня Пита сменила Клэр Симмонс. Пит позавтракал в «Блинной империи Джо». Затем поехал к сараю, где оставил катафалк.
Жаркое летнее утро он провел с Тесс. И большую часть дня.
Ближе к вечеру, усталый как собака, он поехал домой в однокомнатный дом, который снимал на окраине города. Поставил будильник на одиннадцать вечера, разделся и забрался в постель.
Он закрыл глаза и улыбнулся.
Жизнь прекрасна, когда у тебя хватает смелости взять то, что ты хочешь.
Ух ты!
Ему было интересно, как долго продержится Тесс.
В этом старом сарае довольно жарко, но…
Вместо будильника Пита разбудил яркий свет, направленный в глаза.
Он моргнул от яркого света лампы рядом с кроватью.
Покосился на часы. Только десять часов и три минуты.
Какого черта…?
— Ах ты мерзкий гад.
Он узнал этот голос.
Молодой и женственный, с небольшим английским акцентом.
Пит резко выпрямился.
Обнаженная Тесс стояла в изножье его кровати, уперев кулаки в бедра и расставив ноги. Она покачала головой, глядя на него. Её лицо было чистым. Не опухшим, не разбитым. Как будто Пит никогда не избивал её до бесчувствия фонариком.
Её короткие, как у эльфа, спутанные волосы были тёмными от влаги. Кожа розовая. Она выглядела так, как будто только что вышла из душа.
Но Пит не пришел в восторг от её вида. Он не стал жёстким и твёрдым. Напротив, он весь съёжился.
Он обоссался. Он обосрался и начал хныкать.
— Я просто хотела немного отдохнуть, понимаешь, — сказала Тесс.
— Ты мёртвая!
Уголок её рта приподнялся вверх.
— На самом деле не совсем, несмотря на твою идиотскую попытку, ты, хныкающий извращенец. Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты бы воткнул кол мне в сердце. Господи, ты совсем не знаешь, кто я такая.
Она шагнула на кровать.
— Не надо… Не надо делать мне больно. Ну, пожалуйста.
— О, я твёрдо намерена причинить тебе боль. Я сделаю тебе очень больно, слово чести. Вот те крест! Она провела ногтем по кремовой коже между грудей, рисуя быстрый невидимый крест. — Тебе будет так больно, что и не снилось.
Оскалив зубы, Тесс взревела и бросилась на Пита.
Ну, и конечно, сдержала своё слово.
На обочине дороги
Когда пианино умолкло, голос вернулся. Он был мягким и дружелюбным, как музыка, и не давал мыслям Колин зациклиться на пустой дороге.
— Это был Мишель Легран, — сказал голос почти шепотом. — А это Джерри Боннер, который дарит вам музыку и разговоры с полуночи до рассвета на волне радиостанции…
Она повернула ручку автомобильного радиоприёмника и голос отключился.
Было бы неразумно продолжать слушать. Совсем не умно, поскольку нельзя сказать, сколько ей придется здесь просидеть. Может, всю ночь. Нельзя слушать радио всю ночь, не посадив аккумулятор. Или можно? Надо бы спросить завтра у этого механика, Джейсона. Он так хорошо всё объясняет.
Она устало вздохнула и прижала кончики пальцев к векам.
Лишь бы только кто-нибудь подъехал, остановился и предложил ей помощь.
Так, как помогали Мэгги?
Она почувствовала, как напряглось её тело.
О, нет! Не так, как Мэгги!
Потирая голые руки, Колин снова вспомнила телефон, который звонил во сне, пока не разбудил ее по-настоящему, шероховатость ковра под ногами в спальне, прохладный гладкий линолеум в кухне. И тошнотворный комок страха в животе, потому что телефон не звонит просто так в три часа ночи, если только…
— Уймись, — пробормотала она. — Возьми себя в руки, ладно? Подумай о чем-то приятном для разнообразия.
Обязательно.
Иначе она начнет вспоминать голос полицейского по телефону и поездку в морг, и то, как выглядела её сестра, лежащая там…
— Сияй, полная луна[45], — запела она.
Затем начала «Сентиментальное путешествие»[46].
Когда они были детьми, они пели эти песни в дальних поездках. Мать и отец сидел впереди, она и Мэгги сзади — четыре тени, наполняющие тоскливую ночь сентиментальной полузабытой лирикой.
У Мэгги всегда были проблемы с запоминанием слов. Всякий раз, запнувшись, она слушала остальных и напевала нужные слова позже, как веселое эхо.
В ту ночь, когда сломалась её машина, никого не было рядом, чтобы спеть ей правильные слова.
Колин прервала дыхание. Свет! Пятнышко света, размером не больше звезды, высоко висящей над кукурузными полями, отражалось в боковом зеркале. Автомобиль приближался.
Остановится ли этот? До сих пор три пронеслись мимо, даже не притормозив.
Три за примерно столько же часов.
Возможно, один из них остановился где-то дальше, и водитель позвонил в полицию штата.
Фары приближающегося автомобиля были установлены низко и близко друг к другу.
Не похоже на патрульную машину, скорее на спортивную.
Фары то пропадали, то появлялись вновь.
— Остановись, — прошептала она. — Пожалуйста, остановись.
Колин прищурилась, глядя на слепящий свет в зеркале.
Смотреть было больно, но она не отвернулась, даже когда фары взорвались в зеркале последней яркой вспышкой.
После болезненной яркости мягкий свет задних фонарей успокаивал глаза.
Когда загорелись стоп — сигналы, что-то сжалось внутри Колин.
Она наклонилась, чтобы облегчить резь в глазах и увидела, как включились холодные, белые фонари заднего хода.
Её рука дрожала, когда она закрывала окно. Она посмотрела налево.
Кнопка блокировки была опущена. Перевела взгляд на пассажирскую дверь, та тоже была заблокирована.
Машина остановилась в нескольких дюймах от её бампера.
Колин глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
Спортивный автомобиль, отлично… маленький и блестящий, с брезентовым откидным верхом.
Водительская дверь распахнулась.
При дыхании из горла Колин вырывались хриплые клокочущие звуки. Во рту пересохло. Чувствовала ли Мэгги себя так же в ночь своей смерти? Должно быть, да. Только намного хуже.
Из машины вышел высокий, стройный мужчина. На вид ему было около тридцати, почти ровесник Колин. У него были стильные длинные волосы, на нем расстегнутая на шее клетчатая рубашка и расклешенные брюки.
Она не видела его худое, тёмное лицо, пока он не наклонился и не улыбнулся ей. Она нервно улыбнулась в ответ. Незнакомец сделал поднятой рукой вращательное движение.
Колин кивнула. Она опустила окно на полдюйма.
