Наталья Иртенина - Белый крест
Он шел медленно и осторожно, прижимая к себе ношу как сноп соломы. Чтобы преодолеть несколько десятков метров «прибрежной» полосы, ему потребовалось минут десять. Назад он бежал трусцой.
Но добраться до укрытия, откуда за ним следили четыре пары глаз, не успел. С громким шипением из-за края земли вытянулась вверх гигантская морда на длинной шее и замерла, покачиваясь. В серой мгле шкура твари тускло мерцала багровыми оттенками. Потом вынырнула вторая морда и стала точно так же покачиваться, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, то ли медитируя.
— Ди-но-за-вры! — завороженно констатировала Кейт.
— Молчать всем, — приглушенно велел Мозес.
Слуга, обернувшись на шипение и узрев тварь, превратился в соляной столп. Страх совершенно парализовал его.
К двум мордам присоединилась третья.
— Сколько их там? — бормотнул себе под нос Коулмен. Он стоял сзади Мурманцева, исполняя обязанности охранника.
И тут динозавры поползли на «берег». Оказалось, что их не три, а один — трехголовый. Раздутое, как бочка, туловище, массивный хвост, длинные, толстые шеи, бородатые драконьи головы и две колоннообразные лапы, заканчивающиеся черными когтями, каждый размером с локоть взрослого человека.
— Вот черт, ну и урод! — не то с восхищением, не то с омерзением прошептала Кейт.
В целом дракон был раз в пять больше глыбы, которая служила им укрытием, и мог отфутболить ее одним движением лапы. Шагал он так, что в ушах звенело и земля сотрясалась. Три головы склонились над ребенком. Стефан сидел не шевелясь.
…Воеводе и победоносцу Георгию… ходатаю нашему и скорому помощнику… святый великомучениче, от всяких нас бед свободи…
Мурманцев в диком смятении повторял молитву раз за разом, как заведенный.
Три драконьи головы наконец прекратили свое немое совещание, разом вскинулись и издали рев, которому трудно подобрать определение. Громче него, наверное, будет только трубный глас перед Страшным Судом.
Люди схватились за головы, закрывая уши, и попадали на землю. А затем Мурманцев увидел, как разгневанная тварь с налету подхватила ребенка пастью и подбросила вверх. Маленькое тельце поймала вторая морда и тоже подкинула. Так они стали перебрасывать его, ловить, ронять и снова подхватывать. Эта лапта продолжалась несколько минут. Мурманцев бессильно привалился к камню, закрыв глаза.
Напоследок змей издал еще один недовольный рев и хлестнул хвостом. Слуга Мозеса отлетел на два десятка метров и врезался в скалу на высоте немного повыше человеческого роста. Падал он уже мертвым.
С полчаса все четверо медленно приходили в себя.
— Ну и дерьмо, — простонала Кейт, поднимаясь и растирая виски.
Мозес выглядел пришибленным и озабоченным. Он первым снова выглянул из укрытия. Змей ушел к себе домой.
— Нужно забрать его, — сказал Мозес, имея в виду ребенка.
— Я туда не пойду, — немедленно отозвалась Кейт.
Мозес посмотрел на Коулмена и Мурманцева.
— Он же мертв, — неуверенно произнес Коулмен.
Мозес ткнул пальцем в Мурманцева.
— Иди. — И зло прошипел: — Ангел-хранитель.
Мурманцев пошел. Быстро добрался до окровавленного тельца, осмотрел, ни на что не надеясь. Но Стефан был жив — дышал. Мурманцев осторожно взял его на руки и понес.
— Он жив.
Мозеса эта новость заметно приободрила. Он заторопился в обратный путь.
— Слуга, — напомнил Мурманцев. — Может, он тоже еще жив.
— Я не намерен возиться с падалью. Мы возвращаемся, — отрезал Мозес.
Мурманцев, с ребенком на руках, повернулся и направился к лежащему в стороне телу слуги.
В трех метрах от него остановился. Человек был мертв — никаких сомнений. Плоть стремительно разлагалась. На лице сквозь гниющее мясо уже проступали разбитые кости черепа.
Сзади подошел Коулмен.
— Что, первый раз видишь? — спросил равнодушно. — Голем и падаль — слова-синонимы.
— Голем? — пробормотал Мурманцев и почувствовал ствол на пояснице.
— Пошли, русский.
ГЛАВА 7
Возвращение было унылым. Шли тяжело, медленно, устало. Солнце уходило с неба, вытягивая тени. Становилось холодно. Мурманцев вглядывался в лицо Стефана. Как ни странно, оно было безмятежным, несмотря на кровоподтеки, — словно он спал сладким сном. Драконьи зубы помяли его, но не так сильно, как можно было ожидать. «Этот ребенок двужильный», — думал Мурманцев, совсем не удивляясь.
Впереди показались очертания самолета, и вся компания невольно ускорила шаг. Вдруг раздался какой-то щелчок, потом шипение. Мозес, опять шедший впереди, глухо вскрикнул и схватился за бок. На месте кармана образовалась дымящаяся дыра.
— Дьявол, что это?! — Он стал поспешно стягивать с себя лапсердак.
Оттуда выпала какая-то бесформенная спекшаяся масса, исчезающая на глазах.
Мозес, Коулмен и Янг воззрились на нее в совершенном недоумении.
Для Мурманцева это был сигнал к действию. Он присел на корточки и положил на землю Стефана. Накрыл ладонью пряжку пояса.
— Это аннигилятор. Я настроил его на самоуничтожение. Вероятно, мы вышли из блокирующей зоны.
Мозес произнес короткое и очень некрасивое ругательство.
— Не стоит, мистер Мозес, — сказал Мурманцев, провел пальцем по поясу и быстро отпрыгнул в сторону.
В тот же миг прогремел выстрел — Коулмен был начеку.
— Где он?! — крикнул Мозес, озираясь. — Ты его упустил, болван!
Мурманцев стискивал зубы, чтобы не застонать, и зажимал рукой дыру в левом предплечье. Коулмен все-таки подцепил его на пулю. Он уходил от них к самолету, ускоряя шаг и следя за тем, чтобы кровь не капала на землю — не оставляла следа.
— Мистер Мозес, — подавляя злость, произнес Коулмен, — вы не правы.
— Ладно. — Мозес махнул рукой, внезапно успокоившись. — Берите ребенка и быстро к самолету.
Открытый люк и спущенный трап ждали их возвращения. Кейт поднималась первой — Мозес отстал. Внезапно она остановилась, отняла руку от поручня и посмотрела на ладонь. Пальцы были в крови. Она показала Коулмену.
— Вряд ли здесь побывали кровожадные аборигены и сожрали пилота, — с сомнением в голосе сказала она. — Рэнди, ты его ранил.
— Я редко промахиваюсь, — угрюмо ответил Коулмен.
Подошел Мозес.
— Мистер Мозес, невидимка опередил нас, — доложила Кейт, демонстрируя руку.
Тот дернул уголком рта.
— Тем хуже для него.
Они поднялись в самолет. Бесчувственного ребенка уложили в круглой комнате, где еще утром слуга заменил разукрашенный им ковер. Другой прислуги не имелось, и Кейт пришлось изображать сестру милосердия, хотя ей очень не нравилось это занятие, по ее понятиям, унижающее свободную женщину.
