Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
– Я многого не понимаю, – начал он. – Я думал, что Эхо упадет с утеса и умрет. Я думал, что Куинни уже упала.
Я объяснил ему, что все было устроено таким образом, чтобы обмануть врага.
– Эхо – аутист, поэтому она видит все так, как это есть на самом деле. Мы с тобой видим то, что ожидаем увидеть, но аутисты не видят прогностические модели. А Старцы только их и видят – для них все представлено схематично. Если бы они увидели травинки, прижатые к земле Вратами, они приписали бы это ветру, который их склонил. Но на самом деле на них давили Врата, хоть это и не было видно. Эхо видела, как это было на самом деле, и пошла через Врата к Охотнику.
– Но Врата были видны, – возразил Верн. – Они были серебряные и переливались другими цветами. Я их видел.
– Корабль сделал их видимыми для тебя и твоей мамы. Иначе вы, вероятно, и не вошли бы в них.
Какое-то время мальчик молчал. Затем сказал:
– Спасибо, что спасли нас. Спасибо, что спасли наши жизни.
– Это наша миссия. В мире, куда мы направляемся, спрятаны другие Уцелевшие, похожие на вас. Мы их тоже спасли. Альянс пытается сохранить как можно больше разных видов. Большая часть из них не похожа на нас, – я не мог не улыбнуться. – Некоторые выглядят совсем иначе.
– Ваша команда спасла много Уцелевших?
– Только вашу семью, – ответил я. – Мы все переживали, потому что у нас не было подобного опыта. Мы еще юные.
– Что вы имеете в виду?
– С точки зрения временных циклов Терры, мне пятнадцать лет, Доктору – четырнадцать, Штурману – двенадцать, а Охотнику – десять. Мы сироты. Уцелевшие, как и вы. Наш дом был уничтожен, а нас спасли, хотя наш побег был продуман не так тщательно, как ваш.
Верн задумался, затем покачал головой.
– Почему эта ваша Великая Раса отправляет на такие миссии детей? Это, кажется, не очень хорошо.
– Если бы мы были взрослыми и мыслили усложненными моделями, как это делают более пожилые существа, Старцам было бы гораздо легче нас обнаружить. Но они не так хорошо настроены на мыслительные модели детей или животных. Или аутистов.
– Мне сложно это понять, – заметил Верн.
– Разве здесь вам не лучше, чем на Терре?
– Лучше. Мы можем теперь разбудить маму?
– Ей нужно поспать подольше. Ее разум истощен сильнее, потому что мир, в котором она столько прожила, теперь для нее совершенно неузнаваем. Ей понадобится больше времени, чтобы восстановиться.
– У меня была сестра, младше Эхо, – сказал Верн. – Ее звали Марта. Старцы уничтожили ее в тот же день, когда убили отца. Мы не могли произнести ее имя, потому что иначе стали бы плакать и слишком сильно расстроились. Это было небезопасно.
Корабль зашумел, что свидетельствовало о том, что мама проснулась.
* * *Она сидела в большом плюшевом кресле в форме полумесяца рядом с отсеком глубокого сна. Куинни с царственным видом сидела рядом с ней. По их виду казалось, будто они давали аудиенцию. Мамин халат был сшит из более мягкого материала, чем халаты Верна и Эхо, к тому же он был темнее – спокойного синего цвета. Его подол накрывал лапы Куинни. Когда мама увидела Верна, Эхо и весь экипаж, пришедший поприветствовать ее, она засмеялась и заплакала. На ее лице сменялись разные выражения, и Верн видел, что она совсем запуталась.
Но она была счастлива.
– О, дети! – воскликнула она. – Как вы здорово выглядите! Вы все так одеты! Здесь намечается вечеринка?
– Не знаю, – ответил Верн.
Корабль объявил, что празднование состоится через два часа в большом конференц-отсеке.
– Приглашены вы все. Пожалуйста, приходите. Я горжусь, что познакомился с вами.
– А мы все безмерно гордимся Охотником, – добавил я. – Она сделала то, что не смогли бы сделать другие.
– Я ужасно благодарен, – сказал ей Верн. – Охотник – твое настоящее имя?
– Если переводить мое имя на английский, то оно будет звучать как-то вроде Инанна, – сказал я.
Верн попытался его произнести.
– Охотник, – позвал я сестру, – скажи Верну, как тебя зовут.
– Секунду, – отозвалась она, взмахнув рукой в воздухе. Ее лоб наморщился, и мы поняли, что она уловила что-то, вероятно, очень отдаленное, но мы не могли знать, что именно.
Нам запрещено любить, мы квакаем и воем
Кейтлин Р. Кирнан
Вот как все обстояло: ночь, через час после сумерек, июньское полнолуние, последняя излучина реки Касл-Нек извергала лиманы, соленые болота и песчаные валы, которые, в свою очередь, были известны как бухта Эссекс и Инсмутская гавань. Лавкрафт назвал эту реку Мануксет, но на самом деле она называлась не так. Это было слово-гибрид, образованное от алгонкинского «ман», что значит «остров», и «уксет» – то есть «в самой широкой части реки». Это не так уж неточно – ибо в этом месте Касл-Нек не претендует на то, чтобы называться рекой, а представляет собой лишь вялую мешанину из мелких ручьев, топей, непроходимых участков болот, дюн и густых лесистых островков, предваряющих бухту Эссекс (другими словами, Инсмутскую гавань). В эту ночь в июне 1920 года луна только-только прояснила горизонт и теперь низко светила красным через Атлантический океан за бухту Ипсвич. Свет этой луны приводил в дрожь мужчин и женщин, не привыкших к гниющему морскому порту Инсмута. Им хотелось отвернуться, потому что она была похожа на око какого-нибудь бога, который смотрел на мир и творил зло. Но своеобразные жители городка такими ночами наслаждались. В лунном свете они раздевались и плавали в холодной воде до красноватого хребта рифа Дьявола и резвились с существами, в которые когда-нибудь сами превратятся путем медленных метаморфоз. Таковым положение вещей стало с тех пор, как капитан Обед Марш, вернувшись из южных морей на «Королеве Суматре», принес увядающему городу процветание в виде дара трансцендентности и бесконечной жизни для всех его обитателей. Тогда же он начал проповедовать евангелие от отца Дагона и матери Гидры.
Но это не урок географии и даже не истории. Это кое-что другое.
Кто-то скажет, что это история любви. Хорошо, давайте назовем ее так, но только ради удобства. Кто-то пойдет дальше, проводя аналогии с шекспировской «Ромео и Джульеттой», хотя это будет излишне, неуместно и слишком сентиментально.
Жил-был упырь, который влюбился в жительницу Инсмута. Ее родители считали это, мягко говоря, неприемлемым. Ей же было суждено спуститься по темным глубинам многообразия остроконечного Йахантлей вдали от мелководья рифа Джеффри. Возможно, ей повезло бы удачно выйти замуж, взяв себе в мужья кого-нибудь из Глубоководных, которые населяли город, или, в худшем случае, достойного, прежде бывшего человеком последователя Эзотерического Ордена. Она носила бы фантастические, частично золотые диадемы, браслеты, ножные браслеты, кулоны с нешлифованными рубинами, изумрудами, сапфирами и алмазами. Какой заботливый родитель не встревожится от того, что его единственная дочь может по глупости отказаться от столь драгоценного будущего – и все только ради безрассудной страсти к такой низкой и мерзкой твари, как упырь?
