Алексей Атеев - Код розенкрейцеров
Елена отошла от придурка. Злость вновь вскипела в ней. Каков мерзавец! Еще и шантажирует! Ну да ладно. Узнать бы, что случилось с Выгоцким? А может, вовсе ничего и не случилось, а то, что он не явился на занятия, – просто случайность, скажем, заболел.
Но после большой перемены стало ясно: что-то все-таки произошло. Перед самой переменой Веретенникова и Попова прямо с урока вызвали к директору, назад они не вернулись, в конце перемены в класс влетел парнишка из параллельного класса и заорал:
– Слыхали?! Ваших-то сейчас, Попа и этого жирного, «раковая шейка» увезла. Мусора их под ручки вывели.
– За что, почему?! – закричали все.
– Точно не знаю. Вроде этот долбак – Выгоцкий не то кого-то убил, не то его самого убили. – Мальчишка убежал, оставив потрясенный класс сидеть с разинутыми ртами.
Не успел начаться урок, как в класс вошел директор. Обычно добродушное лицо его на этот раз было строго, даже сурово, но сквозь суровость проглядывала плохо скрытая растерянность.
– Ребята, – после некоторой паузы начал он, – случилось весьма неприятное происшествие. Да! С вашим товарищем, одноклассником Сашей Выгоцким. Вчера днем… – он запнулся, – просто не знаю, как и сказать… – Он кашлянул: – Так вот, вчера днем ваш одноклассник Саша Выгоцкий играл у себя дома в шахматы с отцом. И тут, как говорят, ни с того ни с сего он взял со стола шахматную доску и ударил ею отца по голове.
– Проигрывал, наверное, – сказал кто-то с задней парты. – Обидно стало.
– Прекрати острить, Гаврилов, – повысил голос директор. – Если бы только это. Итак, он ударил отца доской по голове. Тот, естественно, не потерпел подобного гамбита. Одним словом, между отцом и сыном… как бы это сказать… произошла схватка. Отец вышел из нее победителем. Тогда младший Выгоцкий выскочил из комнаты, достал отцовский пистолет и, вернувшись, попытался прикончить родного батюшку. Выстрелил в него два раза.
– Попал? – вновь спросил любознательный Гаврилов.
– Попал, – вздохнул директор.
– Вот это да!
– К счастью, стреляет Выгоцкий скорее всего плохо, потому как он отстрелил отцу ухо. Однако Выгоцкий-старший, несмотря на ранение, не потерял боеспособности.
– Еще бы. Фронтовик! – прокомментировал все тот же Гаврилов.
– Вот-вот. И тут вашему однокласснику пришлось плохо. Короче говоря, он в бессознательном состоянии отправлен в городскую больницу. На нем, как говорят очевидцы, места живого нет, ребра переломаны, сломана также рука, голова, говорят, всмятку. Отец лупцевал его стулом, а когда стул сломался, ножкой. Так что можете себе представить…
– У Выгоцких мебель из Германии, трофейная, – заметил осведомленный Гаврилов.
– Все-то ты, Гаврилов, знаешь! – делано изумился директор. – А вот не знаешь ли ты, чем объяснить столь странное поведение твоего товарища?
– Вы же сами сказали, он в шахматы проиграл.
– Но разве это повод для драки с отцом, тем более для стрельбы в него? Тут, как предполагает милиция, другое. Первого мая Выгоцкий и некоторые ваши товарищи, так сказать, встречали лучший день весны. Выпили, конечно. И это комсомольцы! Отсюда все и пошло. Юный организм, не привыкший к испытанию алкоголем, перенес своего рода шок.
– Он с отцом играл в пьяном виде, что ли? – полюбопытствовал Гаврилов.
– Не в пьяном, а с похмелья. А в состоянии похмелья чувства обостряются, – со знанием дела объяснил директор. – Угнетенное состояние психики может привести к трагедии, как вот в данном случае. Ваши товарищи Попов и Веретенников отправились в милицию давать показания. У меня, конечно, тоже будут крупные неприятности, – он махнул рукой, смиряясь с неизбежным. – Вот, ребята, урок вам. Не пейте!
Все смешалось в голове у Елены. Неужели произошедшее – работа Станислава? А может, просто совпадение? Действительно, как говорит директор, перепил вчера этот урод, вот и начал выкомаривать. Она взглянула на директора. Тот, размахивая руками, продолжал оживленно вещать о вреде пьянства.
– Скажите, Павел Иванович, – неожиданно спросила Елена, – а когда это произошло?
– Как же ты слушала, Донская?! Я же сказал – вчера.
– Нет, в каком часу?
Директор пожал плечами:
– Кажется, после обеда, часа в два… А какое это имеет значение?
– Как какое? – встрял все тот же Гаврилов. – А может, Выгоцкого не покормили, вот Серега и озлился.
– Прекрати! – заорал директор. – Мне надоели твои глупые остроты!
«Все сходится, – потрясенно подумала Елена. – Именно в это время я и Станислав… Неужели он обладает таким могуществом?! Но ведь можно… – Она вдруг представила, что можно сделать при помощи открывшихся способностей брата, потом представила толстяка Веретенникова. – Расправиться, что ли, и с ним? – Жалость шевельнулась в душе. – А может, не стоит. Пусть себе живет. – Тут она вспомнила о его невнятных угрозах. – Слизняк, а туда же! Придется поучить. А Попов? – Она чуть заметно усмехнулась, провела краем язычка по нижней губе. – Этого можно и не трогать. А толстяк не отвертится. Веретено жирное!»
– Убедилась? – было первое, о чем спросил Станислав, когда она вернулась из школы.
Елена кивнула. Он довольно засмеялся.
– А ты не верила. Так-то, сестричка. И мы, уроды, кое-что можем. Когда за второго примемся? Только мне нужна его фотография.
– Но как тебе это удается?
– Не спрашивай, не знаю. Просто делаю, и точка. А как, что… Механизм мне неизвестен. Я же тебе говорил, возможно, в компенсацию за уродство некто вдохнул в меня особый дар.
– Некто – это бог или дьявол?
Станислав внезапно стал серьезным.
– Наверное, дьявол. А может, кто еще.
Через несколько дней Веретенников во время урока неожиданно покинул класс и через минуту бросился с третьего этажа в лестничный пролет. Он не погиб, только сломал обе ноги. По поводу этого события ходили разные слухи, сам же Веретенников после нескорого выздоровления перешел учиться в другую школу.
Елена долго размышляла над случившимся. Что сулят ей возможности брата? Только ли защиту от разного рода посягательств? Неприятностей по этой части у нее больше не случалось, а значит, наказать кого-то не представлялось возможным. Как-то раз она попыталась заговорить с братом об открывавшихся перед ними обоими перспективах, связанных с использованием его способностей. К удивлению Елены, он довольно грубо оборвал едва начавшийся разговор, как только понял, о чем идет речь. Станислав сказал: без надобности использовать свои возможности не желает, это не игрушка, и применять их можно лишь в случае, когда иначе ничего сделать нельзя.
– Если ты думаешь, что я вроде картонного паяца, которого дернешь за ниточку, и он покорно дрыгнет ногами, то глубоко ошибаешься, – иронически сказал он. – Использовать способности я готов лишь в случае необходимости или когда можно сорвать большой куш. И не приставай ко мне попусту.
